<<<     ΛΛΛ     >>>   

Деградация американского школьного образования началась в 20-х годах, когда оно стало практически всеобщим, и оказалось, что новый контингент учащихся не справляется со старыми программами. С этим столкнулись впоследствии и другие страны и, честно говоря, вполне удовлетворительного решения никто не нашел. Но та реформа, которую осуществили в США, была определенно худшим из всех решений, и не случайно ему не последовали ведущие европейские страны, Япония и 4 “малых дракона”.

А намерения у американских реформаторов были благими — но, как известно, этот стройматериал успешно использован в качестве дорожного покрытия на трассе, ведущей в зону высоких температур. В виде частичного оправдания можно сказать, что эти американцы были первыми, а первый блин часто бывает комом. Быть может, в зоне это приняли во внимание, но как относиться к тем, кто взялся за дело последним и, ссылаясь на чужой опыт, не удосужился с ним как следует познакомиться?

В США лидером реформаторов был Джон Дьюи. У нас он известен как философ, развивавший направление, именуемое прагматизмом, за что у нас во время оно его, мягко выражаясь, критиковали. С этой стороной его деятельности я не знаком и своего мнения о ней не имею. Что же касается реформы, то Дьюи и его сторонники говорили примерно следующее.

Школьники не понимают, зачем им надо учить кучу различных предметов, общественных и естественнонаучных. Да и родители этого часто не понимают, а ведь школы существуют на деньги налогоплательщиков. (Реформа коснулась более государственных, чем частных школ.) На учебу дети смотрят как на наказание, школу и учителей они ненавидят. Почти все, что им преподают, им не интересно и скорее всего не понадобится в жизни. Они, по возможности, кое-что заучивают наизусть, чтобы отделаться, благо память в этом возрасте прекрасная, и тут же все забывают. Кому нужны римские консулы, звездные параллаксы и квадратные уравнения? Особенно последние два— кое-что из истории еще можно рассказать занимательно, но и в ней сколько скуки!
Впрочем, надо предоставить возможность выбора: если кто хочет — пожалуйста, при возможности дадим ему учить историю, астрономию, математику. Но большинство, конечно, выберет иное, скажем, домашнее хозяйство, джаз, вождение автомобиля и т. п. Так что если кому нужны консулы, параллаксы и уравнения, ему лучше поискать подходящую частную школу или, если это не по карману, удовлетворить свою любознательность на младших курсах университета. Учение, особенно в младших классах, должно стать игрой.

О воспитании дисциплины — я имею в виду не тишину на уроке или построение перед его началом (что впрочем, тоже имеет значение, создавая обстановку), но дисциплину учебы, — Дьюи, похоже, забыл, хотя несомненно знал, какое значение имеют дисциплинированность и собранность для успеха в жизни. Он больше подчеркивал и старался развивать другие качества, тоже, конечно, полезные — инициативность, энергию. О значении различных предметов для развития мышления он, возможно, и вообще не знал. А здесь, может быть, самое уязвимое место реформы. Фактический объем знаний еще можно восполнить позднее, но то, что упущено в подростковые и юношеские годы для развития любознательности, мышления и других сторон личности, впоследствии восполнить очень трудно, если вообще возможно, ибо почему-то все это легче всего может быть развито именно в эти годы.
Реформа была проведена в жизнь с естественной самоуверенностью молодой нации, которая лучше других знает, что ей нужно. Результаты были блистательными поначалу и ужасающими впоследствии. Блистательными, потому что у детей на какое-то время появился интерес к школе (это и в самом деле хорошо) и радикально улучшились показатели (это всегда хорошо на бумаге, но не всегда хорошо на деле). Ужасающими, потому что привлекательность реформированной школы со временем упала, ибо если стали на этот путь, то почему бы не пойти дальше и не превратить школу в подобие клуба? Пусть даже с танцами и наркотиками вместо уроков (насчёт наркотиков были достигнуты большие успехи, не дающие нам покоя, но уж тут-то мы их точно в состоянии догнать и перегнать). А в результате страна, являющаяся лидером научного и технического прогресса, не может сама себя в полной мере обеспечить кадрами специалистов, причем процент студентов североамериканского происхождения в американских вузах падает.

У них ситуация всё же далека от катастрофы, потому что есть хорошие частные школы, часть вузов старается держать планку высоко и есть возможность импортировать хороших специалистов или молодых людей, готовых учиться и стать хорошими специалистами. У нас же с грехом пополам хватает нефтедолларов на импорт продовольствия, но на импорт мозгов рассчитывать не приходится. Они движутся не туда, куда двигались при Петре I и Екатерине II, которые, впрочем, на этот импорт целиком не полагались, а развивали образование с тем, чтобы со временем если не совсем избавиться от импорта мозгов (зачем же отказываться от добра, если есть деньги?), то сделать его значение второстепенным.

Это я говорил о высококвалифицированных специалистах, что же касается общего образования, то его ухудшение проявляется, по-видимому, больше косвенным образом: кто учится кое-как, тот часто (хоть и не всегда) работает тоже кое-как, независимо от того, насколько нужны для его работы не выученные в школе знания. А снижение уровня работы подчас заметно даже поверхностному взгляду туриста. Так, на протяжении трех десятилетий определенно ухудшилось (по сравнению с западноевропейским или с прежним американским) качество дорожных покрытий, особенно на второстепенных дорогах. Само по себе это едва ли важно для американской экономики в целом, но это неприятный симптом.

Около 40 лет назад, после первых спутников, в американской печати прокатилась волна критики американской системы школьного образования. Естественно, много выступали ученые и инженеры, беспокоившиеся главным образом о подготовке научных и технических кадров. Не думаю, будто они стали выступать потому, что у них вдруг открылись глаза. Глаза, вероятно, частично открылись у других, а потому ученые и инженеры получили возможность сказать, что они думают.

Я упомяну здесь о выступлении адмирала Хаймэна Риковера — создателя американского подводного ядерного флота. Это отчасти конструктор, отчасти организатор, отчасти даже толкач (лоббист), но отнюдь не абстрактный мыслитель, сидящий в башне из слоновой кости. Он возмущался, что подросток сам выбирает, учить ли ему физику или устройство автомобиля. Для этого подросток недостаточно зрел. В виде положительного образца Риковер указывал швейцарские школы, по его мнению, лучшие в мире. Не думаю, чтобы Риковер мог достаточно полно изучить школы многих различных стран, у него других дел хватало, но, видимо, из тех школ, которые он знал, швейцарские показались ему лучшими. Как видите, он призывал американцев следовать европейскому примеру, а у нас фактически в значительной степени собираются, не вполне это сознавая, последовать американскому примеру.

Повторяю: такой цели явно не ставится, но это само собой получится, особенно когда финансирование окончательно перейдет в регионы, а общероссийских стандартов не будет, или они будут минимальными, или они не будут соблюдаться.

В то время в США обсуждали и университетские дела. Насколько я знаю, больше говорили об их поддержке, а не критиковали. Не то, чтобы дела там обстояли во всем так уж благополучно, но все понимали, что недостатки университетов отчасти являются следствиями недостатков школы (приходится тратить 1—2 курса на завершение общего образования), отчасти носят такой же характер (в порядке повышения общеобразовательной подготовки можно изучать историю джаза), — я говорю о тех случаях, когда это засчитывается за общее образование, а не о специальной подготовке музыкантов и музыковедов.

Тогда, около 40 лет назад, в США несомненно увеличилось финансирование университетов. Я не знаю цифр, но помню, что когда в 1964 году я впервые посетил США, меня едва ли не больше всего поразил вид университетских городков — все они были с подъёмными кранами. Других изменений, особенно в школе, по-видимому, не произошло. Похоже, что после успеха лунной программы общественный интерес к самокритике в этой области пропал. Но он вновь проявился в наши дни. Об этом свидетельствуют недавние выступления в американских верхах, включая Клинтона. Видимо, до них дошло, что хотя явного противника сравнимой с ними военной мощи перед ними сейчас не стоит, зато объективно стоящие перед ними задачи ничуть не менее масштабны. Во многом это такие же задачи, как и стоящие перед нами, с той только существенной разницей, что им не надо вылезать из экономической ямы.

Как известно, после прекращения военного противостояния в США на радостях начали экономить на фундаментальной науке. Теперь же объявлено об увеличении ее финансовой поддержки на 2 миллиарда долларов. Критика Клинтоном системы образования, воспитывающей посредственностей, и уже упоминавшееся изменение стандартов штатов — это другая сторона того же поворота в сознании американских верхов, причем имеется в виду и подготовка специалистов, и общее образование широких кругов, даже, может быть, больше последнее. К чему все это приведет, покажет будущее.

Но все же не все в американском опыте представляет интерес исключительно с отрицательной стороны. Как-никак, будучи первыми, у кого образование стало практически всеобщим, они за это время должны были осознать и решить некоторые вопросы.

У нас уже давно стоит вопрос, не следует ли после какого-то класса учащемуся, если он хочет учиться дальше, предоставить возможность выбора между несколькими (2—3) вариантами. Конечно, в царское время так оно и было, поскольку имелись гимназии, реальные, коммерческие и кадетские училища. Но в то время образование было весьма далеко от всеобщего. Опыт США заслуживает внимания в том отношении, как они отвечают на тот же вопрос в условиях всеобщего образования.

Наиболее распространенной в США является так называемая “объединенная всеохватывающая” 12-летняя школа. В ней после 9-го класса учащиеся распределяются по трём “профилям” (мы бы сказали — отделениям): профессиональному, общему и академическому. Первый — это что-то вроде наших техникумов, только не со столь четкой специализацией, хотя, по-видимому, все-таки имеются специализации, по которым различные школы отличаются друг от друга. Примерно половина учащихся идет по общему профилю, а наиболее серьезная подготовка дается на академическом профиле. Имеются предметы по выбору; на профессиональном и академическом профиле на них отводится сравнительно небольшая часть времени, а на общем профиле они занимают 2/3 времени — это то самое, против чего возражал Риковер. Япония скопировала американскую систему трех профилей, но там и на общем профиле предметов по выбору немного. И, как известно, японская система образования работает успешно.

Вернемся на родную землю. Хотя Риковер не призывал следовать нашему образцу, ни он, ни кто-либо другой из выступавших тогда с критикой американской системы образования не сомневались, что в то время она была лучше американской. Поэтому теперь самое время остановиться на истории нашей системы.

Система образования, сложившаяся в середине 30-х годах., была принята ввиду необходимости готовить большое число инженеров, чего требовала индустриализация. В 1932 году. в постановлении ЦК ВКП(б) так и было сказано, что основная задача школы — готовить молодежь для поступления в технические вузы. При реорганизации школы в соответствии с такой целью был успешно использован дореволюционный опыт: учебные программы представляли нечто среднее между программами гимназий и реальных училищ, учебный процесс был организован по их образцу, по математике (кроме тригонометрии) были приняты (после некоторой переработки) старые учебники Киселева. По другим предметам были написаны новые учебники, но с учетом старых традиций. Сеть школ была значительно расширена по сравнению с дореволюционной. Квалифицированных кадров для нее не хватало, особенно вначале и вне крупных городов, но этот неизбежный недостаток удачно компенсировался тогдашними учебниками, по которым способный ученик мог успешно учиться даже при слабом учителе.

Учебники и задачники по математике долго оставались стабильными, в них только вносились различные исправления, благодаря чему эти книги действительно были отшлифованы. По другим предметам стабильность была меньше, но все же любой учебник или задачник не только прошел соответствующую экспертизу, но и выдержал несколько изданий, в ходе которых устранялись замеченные погрешности. Конечно, когда в биологии произошла катастрофа, учебники пришлось переписывать, внося туда лысенковскую лженауку. Судьба учебников по общественным дисциплинам по понятным причинам была куда более тревожной. Все же в ряде случаев они давали довольно много как фактических сведений, так и пищи для размышлений, хоть и под неизбежным идеологическим соусом.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Развитие кружковой работы было одним из достижений нашей системы образования