<<<       >>>   

Прогулки по галилейскому побережью, откуда некогда апостол Петр отправился «улавливать человеков», были еще одним сильным впечатлением. Участие в Соборе усилило понимание Войтылой значения для Церкви Престола святого Петра и Папского служения. Ему довелось лично видеть Папу Пия XII, но это было давно, когда он смотрел на мир глазами молодого студента католического учебного заведения. По крайней мере человек, поставивший его на пост епископа, казался невероятно далеким и недосягаемым. Только поработав рядом с Иоанном XXIII, а затем с Павлом VI, проводя ежедневно многие часы в базилике Святого Петра, всего в нескольких сотнях ярдов от надгробия апостола, он постепенно начал постигать, что означает Престол святого Петра для Церкви и какие великие силы требуются от взошедшего на него человека. Это свое понимание он также выразил в стихотворении:

В этом месте ты обретаешь твердую почву,
Здесь столько стен и колонн...
Но если ты не заблудишься среди них,
то найдешь то, что ищешь, -
Согласие и смысл жизни.
Ведь это Она руководит тобой.
Она присутствует не только
в этом ожившем здании. Она - в нас.
В тех, кто осознает свою немощь и слабость, но идет вперед.
Здесь ты, святой Петр. Ты, решивший стать Каменным Полом, чтобы они могли пройти над тобой.
Пока они просто идут вперед, не зная куда, но ты знаешь, что они должны прийти туда, куда направляешь их ты.
Ты знаешь, что только этот путь ведет туда, где многие становятся одним, где брезжит свет и мысли мудрости родятся.
Ты захотел быть тем, кто служит почвой, как та скала, что служит пастбищем овец, чья пища Крест Святой.
Как та скала, что тоже стала каменным подножием для самого великого из храмов.

Участие во Втором Ватиканском Соборе значительно укрепило Кароля Войтылу в понимании Рима как центра, объединяющего многообразные составляющие Вселенской Церкви. Но это отнюдь не означало, что он заразился так называемым «вирусом Romanita» - отождествлением Рима и Церкви. По единодушному утверждению всех встречавшихся с ним тогда, он занимал довольно критическую позицию по отношению к любым проявлениям такой точки зрения. Войтыла никогда не забывал, что представляет Краковскую епархию, и каждую из четырех своих осенних поездок в Рим старался использовать для решения каких-либо ее проблем. В мае 1963 г., в перерыве между первой и второй сессиями, Войтыла торжественно открыл в Вавельском соборе мемориал в честь Рафаэля Калиновского и Адама Хмеловского (брата Альберта) - «польских мятежников», участвовавших в восстании 1863 г. Тем самым был сделан шаг к официальному признанию их святости. Прибыв на вторую сессию Собора, Войтыла собирает подписи польских епископов под прошением о беатификации (причислении к лику блаженных) брата Альберта. А затем вместе с другими сторонниками канонизации Хмеловского уговаривает префекта Священной Конгрегации обрядов кардинала Аркадио Ларраона лично заняться этим вопросом. Вслед за этим настала очередь умершей в 1938 г. в Кракове в довольно молодом возрасте сестры Фаустины Ковальской. Убеждение в «Божественной милости», ниспосланной свыше этой загадочной женщине, было распространено по всей Польше, но ряд членов Римской Курии относились к написанным ею работам с явным недоверием. Выполняя просьбу прихожан Краковского архиепископства о беатификации сестры Фаустины, Войтыла лично проводит канонический разбор ее наследия и добивается постановки вопроса на рассмотрение.

Стремление архиепископа Войтылы укреплять связи между Римом и Польшей проявилось и в его постоянных посещениях Польского колледжа - своего рода общежития для польских семинаристов и священников, обучающихся в Риме. Во время одной из встреч его спросили напрямую, зачем было собирать Вселенский Собор, не поставив перед ним четких задач. Архиепископ ответил, что Папа Иоанн XXIII проявил себя в этом решении как человек, способный очень тонко чувствовать задачи, которые ставит современная ему жизнь. Именно это позволило ему осознать всю пагубность «суперсовременных» учений, которые по сути своей направлены на «искоренение культуры». Отсюда и возникла мысль о необходимости обновления Церкви на иных основах, с тем чтобы она смогла выполнить свою задачу проповеди Евангелия поколению людей, во многом отличающихся от своих предков и существенно испорченных технологическим веком. А еще одной важнейшей целью, которую ставил перед собой Папа, созывая Собор, является та, которая существовала всегда, - единство христиан.

Следует сказать, что самому Войтыле работа на Ватикане II очень многое дала и в плане его развития как философа. Присутствие на дебатах по двум основным каноническим постановлениям Собора - о Церкви и о Божественном Откровении, а тем более непосредственное участие в разработке одного из самых конструктивных его документов, касающегося пастырского взгляда на роль Церкви в современном мире, было чем-то вроде теологической докторантуры. Как он сам подчеркивал позже, именно «эта школа вскормила окончательное понимание им Церкви». Впрочем, это не мешало ему говорить, что позиции II Ватиканского Собора в проблемах отношения к личности человека были бы намного сильнее, если бы зиждились на более крепком философском фундаменте. Что это за фундамент, Войтыла постарался показать в одном из своих главных философских трудов - «Личность и действие».

К моменту завершения Собора в 1965 г. молодой епископ, который в 1962 г., в начале его работы, приехал в Рим как мало кому известный капитулярный викарий Краковского архиепископства, стал одним из самых известных церковных деятелей мира. Причем это никоим образом не ущемляло значение Примаса Польской Церкви кардинала Вышыньского. Войтыла получил известность не как претендент на какие-то новые должности, а как человек, умеющий неординарно мыслить и отстаивать свои взгляды.

ОТПРАВНОЙ ПУНКТ

11 октября 1962 г. произошло событие, которое вскоре вошло во все кинохроники мира. Папа Иоанн XXIII в окружении разодетых с ренессансной пышностью членов своего двора проследовал в центральный придел базилики Святого Петра, чтобы открыть Второй Ватиканский Собор. Целая армия рабочих перестроила неф базилики, превратив его в огромный зал проведения официальных заседаний главного католического собрания. На возвышавшихся ярусами с двух сторон от центра местах восседали более двух тысяч прибывших на него епископов. Уже одна эта цифра свидетельствовала о том, что Церковь за последние 90 лет значительно выросла, по крайней мере количественно, - все участники проходившего с 1869 по 1870 г. Первого Ватиканского Собора без труда размещались по одну сторону нефа. В соответствии со своим возрастом и почти столь же скромным положением в церковной иерархии капитулярный викарий Краковской епархии епископ Омбийский сидел у самой двери, почти в пятистах футах от высокого алтаря. Тем не менее Кароль Войтыла уже успел внести заметный вклад в событие, которое только еще должно было начаться.

В июне 1959 г. созданная Папой Иоанном XXIII комиссия по подготовке Собора разослала всем католическим епископам, главам религиозных орденов и преподавателям теологических факультетов послание с предложением высказать свои пожелания относительно его повестки дня. Ответы большинства епископов не выходили за рамки волновавших их текущих церковных дел. Епископ Кароль Войтыла направил в комиссию целое эссе, причем представлявшее его не столько как человека, озабоченного проблемами Церковного Устава, сколько как мыслителя. Вместо того чтобы высказаться по поводу того, какие реформы следует провести внутри Церкви, он предложил взглянуть на проблемы католичества совсем с другой стороны. Он задавался вопросом о том, каковы современные условия человеческой жизни. Указывал на важность понимания того, что хотят услышать от Церкви люди XX века.

Главное, вокруг чего вращаются все остальные проблемы, - это личность человека. Личность мыслящего существа, живущего в материальном мире, но душой ощущающего сильнейшую потребность в тайне, объединяющей его самого со всеми другими людьми. Существа, чье подлинное личное достоинство является результатом внутренней духовной жизни, в которой проявляются милость Господня и сам образ Его. Мир людей хочет услышать от Церкви, что она думает о личности человека и условиях ее развития. Особенно это важно сейчас, когда появилось множество версий ответа: «научная, позитивистская, диалектическая», - каждая из которых претендует на то, что именно она указывает путь к свободе личности. По прошествии почти двух тысяч лет со дня начала истории христианства мир спрашивает Церковь: что же такое христианский гуманизм и в чем его отличие от других трактовок гуманизма, во множестве появившихся в последнее время? Что Церковь может противопоставить охватившему современный мир «отчаянию всех и каждого в отдельности, усомнившихся в надобности своего существования»?

Кризис, в котором оказался гуманизм в середине XX в., породившего в гордыне своей собственный «гуманизм», писал Войтыла, вот та проблема, в которой спокойно и без спешки должен разобраться Собор. Церковь существует не ради себя самой. Цель ее существования - спасение мира. Тот мир, который, вновь и вновь оказываясь в плену учений, обещающих человеку свободу в материальных аспектах жизни, теряет свою гуманную сущность и ведет к деградации.

Сквозь призму этого фундаментального кризиса нашего века Войтыла предлагал рассматривать и другие ключевые вопросы, поставленные в повестку дня Собора. Так, проблема объединения христиан (если сводить ее обсуждение не к поиску того, что их разъединяет, а того, что могло бы всех соединить), по сути, сведется к провозглашению общепонятных принципов человечности - христианского гуманизма. Жаждущий правды, образованный мирянин с нетерпением ждет, когда же идеи христианского гуманизма проникнут повсюду, «особенно в те места, в которых духовенство не может справиться со своей собственной миссией». Одухотворение современной культуры через прививку ей христианского гуманизма требует пастырей, способных понять, что «все происходящее в мире имеет свою внутреннюю ценность и должно быть принято ими, даже если речь идет о явлении, внешне весьма далеком от религии».

Освящение всех сторон жизни, предположил Войтыла, могло бы в большинстве случаев происходить незаметно. Просто, постоянно соприкасаясь с культурной или производственной жизнью общества, священник должен представлять «духовные ценности таким образом, чтобы живущие в этот материалистический век люди могли понять и принять их». Это, в свою очередь, предъявляет новые повышенные требования к духовным учебным заведениям - «семинарии должны стать не просто школами, дающими профессиональные знания и навыки, а подлинными академиями жизни». Из них должны выходить люди, способные на равных разговаривать с мирянами, уровень образования которых неизмеримо вырос за последние годы. Отсюда вытекает и то, что евангелическая деятельность священнослужителей и мирян, равно как и пропаганда Церковью идей христианского гуманизма, принесет более внушительные результаты, если мессы и другие церковные обряды будут проводиться на понятном всем присутствующим языке.

Направленные в комиссию по подготовке Собора предложения Войтылы отражали весь опыт, накопленный им в первые четыре десятилетия его жизни: опыт жизни при нацистской оккупации, режиме польских последователей Сталина; то, что он узнал, учась в религиозных учебных заведениях и используя полученные там знания на практике; его попытки высказать свое восприятие «непостижимого присутствия Бога в мистическом таинстве внутренней жизни человека» в стихах, пьесах и философских эссе. В его суждениях о соотношении божественного и мирского в человеке чувствовалось влияние Мечислава Котларчика и «Театра восторга». То, что он почерпнул во время своего общения с молодыми семейными парами, угадывалось в его тезисе «о служении мирян», благодаря которому, по его убеждению, идеи христианского гуманизма могут проникнуть туда, куда не способны донести их служители Церкви. Кое-кто из его друзей говорил даже, что расслышал «всплески байдарочных весел на Мазурских озерах», когда узнал об одной из предложенных Войтылой поправок к Церковному Уставу. Ведь предлагалось считать «присутствие на мессах, отслуженных у переносного алтаря, полностью соответствующим правилам праздничных и воскресных дней» и, соответственно, требование получения специального разрешения на это не обязательным.

Но важнейшей и даже, если так можно выразиться, пророческой в его предложениях подготовительной комиссии была настойчиво повторяющаяся мысль о том, что в эпицентре обсуждений Собора должен оказаться вопрос о потребности мужчин и женщин нашего века в гуманизме. До, во время и после Собора было много разговоров о необходимости правильного «прочтения знаков, которые подает нам время». Тридцатидевятилетний польский епископ именно так и поступил. Он как бы указал перстом на глубочайшую рану современности, предложив взяться за ее лечение с помощью предельно доступной проповеди Евангелия.

РАБОЧИЙ ПРОЦЕСС

На Втором Ватиканском Соборе выработался свой, абсолютно специфический жаргон, правда, в значительной мере базировавшийся на официальном языке церковного общения - латыни. Присутствующих епископов называли не членами или участниками, а отцами собора. Входили они не в зал заседаний, а в аулу и предъявляли при этом не пропуск, а паспорт. Если кто-то хотел выступить, он просил не слова, а разрешения вмешаться. Во время подготовки к своему вмешательству можно было обратиться к перитусу (а не к эксперту в той или иной области теологии), в обязанность которого входила помощь в отшлифовке аргументов и латинского языка выступления. Брошюры с проектами документов Собора непременно именовались фасцикулами. При голосовании отцы Собора должны были писать в бюллетенях не «да» или «нет», a «Placet» [«Вызывает одобрение»], «Non placet» [«Не вызывает одобрения»], «Placet iuxta modum» [«Вызывает одобрение, но требует уточнений»]. Модераторы (четверка ведающих процедурными вопросами) должны были даже по внешнему виду отличаться от двенадцати председателей Собора, функции которых за все четыре года так до конца и не прояснились.

Но значительная часть реальной работы делалась в ходе неформальных встреч и разговоров, которые происходили повсюду. Такой разговор мог, например, начаться в кофейне, устроенной для участников Собора в базилике Святого Петра, и его тут же подхватывали в «Кафе неудачника» или баре «Митцва». Завтракали, обедали и ужинали, а также проводили некоторые семинары там, где останавливались епископы: в отелях, национальных представительствах или гостиницах для обучающихся в Риме семинаристов из той или иной страны. Имелось, естественно, и много других мест, где можно было обсудить вопросы, о которых было трудно, а порою и невозможно поговорить в ауле.

 <<<       >>>   

13 церковь
3 проверка
Поляки изменили ход мировой истории
Говорилось в послании
Проявляющегося в истории спасения современном церковь