Пиши и продавай! |
Но радость героя продолжается недолго: на обратном пути «Гильгамеш увидел колодезь, вода его была свежа; он спустился в него и омылся водой. Змей почуял запах травы... Следует сделать вывод: вечная жизнь недостижима, если даже самому Гильгамешу не удалось обрести ее. А в отрывке из поэмы, написанной во времена Хаммурапи (XVIII в. до Р. X.), мы находим этот вывод, весьма недвусмысленно изложенный: это результат философских изысканий древнего Востока: «О Гильгамеш, зачем ты мечешься во все стороны? Но в этом своеобразном эпикуреизме явно ощущается горький привкус, что находит подтверждение и в другом вавилонском произведении: мифе об Адапе115. Адапа был сыном Эа (или Энки), бога премудрости, и жрецом Эа в храме Эреду. Адапа готовил для своего бога еду, ловил для него рыбу. Эа любил его и научил его мудрости богов: «Знание дал ему, но жизни вечной не дал ему». Впрочем, Адапа, как и Гильгамеш, был близок к тому, чтобы получить вечную жизнь, но и ему это не удалось. В порыве ярости он сломал крылья Южному ветру, и должен был явиться к верховному божеству Ану, чтобы дать отчет в своем проступке. Эа тревожится за своего любимца и, опасаясь беды, советует ему: «Поднесут тебе пищу смерти — не ешь! Однако Ану решил, что Адапа знает слишком много, чтобы оставлять его среди людей: «Зачем Эа открыл человеку нечистому дела небесные и земные? дал ему великое сердце (- ум), сделал ему имя? Ану крайне удивлен этим, но печальный вывод неизбежен: «Возьмите его и отведите на его землю». Заметим, что часть этого мифа была найдена в Египте, вместе со знаменитыми таблицами из Эль-Амарны (XV—XIV в.)116. Это значит, что такие взгляды не были только плодом размышлений замкнутого кружка вавилонских мудрецов, но примерно во времена Моисея распространились уже по всему Востоку вместе с другими элементами месопотамской культуры. Имея в виду стоящую перед нами цель, обратим внимание на то, что в этих рассказах с философской подоплекой мысль выражается не абстрактными терминами, а передается конкретным языком, обозначающим вещи, хорошо известные в той среде, из которой вышли эти писания, а именно: — трава жизни, символ недостижимой вечной жизни; — знание в магическом смысле, которое, однако, бессильно дать человеку то, к чему он стремится; — змей, быть может, больше как дух, ведающий жизнью и растительностью, чем как злое существо. Трава жизни, как «литературный символ», появляется и вне философского контекста, просто как образное выражение. Так, в одном ассирийском письме мы читаем: «мы были мертвыми собаками, но царь, мой господин, вернул нам жизнь, поднеся к нашим ноздрям траву жизни117 . Ассаргаддон, царь ассирийский, говорит: «Мое царство будет спасительно для плоти людей, как травы жизни»118. В одном религиозном гимне Мардук восхваляется как «(даритель) травы жизни»119. Ассиролог о. Деймель насчитывает по крайней мере десять изображений на камне или керамике этого растения, с божеством-хранителем возле него120. Отдельные люди обретают состояние благодати только потому |
|
|
|