<<<     ΛΛΛ     >>>   

Если причислят имя рек (т. е. умершего. - М. К.) к работающим в загробном мире, чтобы обходить берега, насыпать поля новые для царя во время его, - "Вот я" - скажешь ты вместо него всякому посланному, пришедшему к N этому. Возьмите себе кирки ваши, мотыги ваши, коромысла ваши, ведра ваши в руки, подобно тому, как это делает человек (вар. отрок) для владыки своего.

О, ушебти этот, сделанный для N этого, если причислят этого к исполнению его обязанности, освободи там N этого в качестве человека при его обязанностях. "Вот мы" - скажете вы.

Если причислят N этого к тому, что всегда делают для насыпания новых полей, для того, чтобы сделать цветущими поля, чтобы перевозить (через реку) песок с запада на восток и обратно, "Вот мы" - скажете вы об этом" (перевод Р. И. Рубинштейн). Автор следующим образом резюмирует результат своих длительных и углубленных изысканий: "Ушебти во все исторические периоды Египта сохраняют значение только как магические фигурки, выполняющие ненавистные египтянам повинности для царя загробного мира - Осириса. Над ними всегда совершался в гробнице обряд превращения в живое действующее лицо в последней погребальной камере. Там от имени покойного жрец произносил над фигурками заклятие, содержание которого нам известно из 6 и 151 глав "Книги мертвых".

Следует подчеркнуть, что наряду с представлениями о потустороннем мире в восточной части неба, рядом с богами, упорно жило представление о потустороннем мире на западе. Временами потусторонний мир на западе отождествлялся непосредственно с некрополями, расположенными именно на западе, временами он рассматривался как отдельная область умерших, где безгранично царствовал Осирис.

Поскольку загробная жизнь, в представлении древних египтян, была естественным продолжением жизни земной, а умерший воспринимался как реально существующий, способный к тому же принести вред или, наоборот, оказать помощь своим близким на земле, живые пытались иногда установить контакт с умершими родственниками посредством писем. Эти оригинальные, интересные тексты дошли до нас в сравнительно небольшом количестве. Они были переведены, прокомментированы и изданы двумя корифеями египтологии - К. Зете и А. Гардинером. После выхода в свет этого исследования было обнаружено еще несколько "аналогичных текстов, опубликованных в научных периодических изданиях. Письма датируются временем Древнего, Среднего и Нового (XIX династия) царств. Написаны они иератическим письмом соответствующего времени. Письмо к умершему надо было оставить там, где ему подносились дары. Если он мог воспользоваться этими дарами, то, естественно, мог прочитать и адресованное ему письмо. Письма могли быть написаны на сосудах с пищей и питьем для умершего или просто на папирусе. В письмах излагались просьбы живых к умершему. Иногда просьбы сопровождались угрозами, ведь живой мог прекратить подносить дары умершему, прекратить отправлять его заупокойный культ и т. п. - словом, причинить покойнику всякие неприятности или, наоборот, начать относиться к нему более внимательно и чутко. Некоторые болезни живых считались следствием злых козней умерших. Это было одной из причин возникновения переписки: конфликт пытались уладить мирно. Особенно интересно письмо (папирус Лейден, I, 371), в котором высокопоставленный мемфисскии сановник обращается к своей умершей жене с просьбой избавить его от преследований, ибо вот уже три года, истекших после ее смерти, он не может ни забыть ее, ни излечиться от снедающей его тоски.

Рассмотрение воззрений египтян на загробную жизнь, в основе своей материальных, никоим образом не связанных ни с этикой, ни с какими-либо нравственными идеалами, естественно, подводит к вопросу о соотношении этих воззрений с идеей загробного суда, ярко выраженной в 125-й главе "Книги мертвых". Не доказывает ли эта идея присутствие нравственных принципов в египетской теологии? Этому сложному вопросу посвящается следующая глава.

По мнению древних египтян, гарантами вечной жизни в загробном мире были ритуальная чистота (тщательное соблюдение ритуала) и всемогущая магия. Следует подчеркнуть, что ритуальная чистота не имеет ничего общего с чистотой нравственной, это не этическая категория. Ритуальная чистота не тождественна, разумеется, чистоте физической, но, несомненно, имеет с ней точки соприкосновения. В "Текстах пирамид", например, говорится о том, что великие боги собственноручно занимаются туалетом умершего фараона: "[Бог] Хор вытирает ему тело, [бог] Тот - ноги" (Руr., § 519). От входящего в храм или в гробницу настоятельно требовалась ритуальная чистота и в связи с этим выполнение тех или иных обрядов очищения. Для ритуальных очистительных церемоний использовался натрон (природная сода). Натрон применялся также для очищения рта и для изготовления благовонных курений, но в основном он гарантировал ритуальную чистоту, которая предусматривала и обязательные пищевые табу. Так, например, надписи в известной мастаба Ти (строго говоря - Чи), гласят о том, что Ти будет судиться "перед богом великим" с каждым, кто войдет в его гробницу после принятия "нечистой пищи". Очистительные церемонии, соблюдение пищевых табу в соединении с магией призваны были устранять все ритуально нечистое, темное, злое, опасное для умершего в его загробной жизни. Знание этого открывало путь к спасению и вечной жизни, незнание же вело к погибели.

Нравственные принципы играли самую минимальную роль в определении загробной участи умершего, однако наличие их во времена V и VI. династии нельзя не отметить. В доказательство приведем несколько выдержек из текстов, начертанных в гробницах вельмож эпохи Древнего царства.

Хорошо известный вельможа Уни, служивший при двух фараонах VI династии (Пепи и Меренра), заканчивая свою автобиографию, заявляет: "Я был постоянно любим отцом своим и хвалим матерью своей, приятен своим братьям". Хенку, номарх одного из номов Верхнего Египта (ныне Дейр-эль-Гебраи), в своей надписи говорит о том, что он "давал хлеб всякому голодному в номе и одеяние нагому". Знаменитый элефантинский номарх Хархуф, современник фараона Меренра, известный своими экспедициями вверх по Нилу, к югу от первого порога, говорит о себе: "Я превосходен... любим отцом своим и хвалим матерью своей, постоянно любим всеми своими братьями. Я давал хлеб голодному и одеяние нагому... Я говорил хорошее и повторял желаемое. Я никогда не сказал ничего плохого о ком-либо власть имущем, [ибо] я хотел, чтобы мне было хорошо у бога великого. Я никогда не разбирал дела двух братьев так, чтобы лишить сына собственности его отца". Аналогичные высказывания мы находим в посмертных автобиографиях вельмож Пиопи-нахта и Шеши, что указывает, несомненно, на типизацию" выражений в подобных надписях. Ограничимся этими, достаточно характерными текстами, количество которых при желании нетрудно умножить.

Независимо от того, насколько эти утверждения соответствовали действительности, нельзя не признать, что они неопровержимо свидетельствуют о существовании в эпоху Древнего царства вполне сложившихся определенных представлений об идеальном нравственном облике сановника. Французский египтолог Фр. Дома вполне правильно отметил, что всякое общество оценивается не только в связи с тем, что оно фактически собой представляет, но и в связи с тем, к чему оно стремится". Очень любопытно в этом плане признание Хархуфа: "Я хотел, чтобы мне было хорошо у бога великого". Следовательно, Хархуф и иные египтяне того времени уже начали думать о том, что поведение смертного на земле божеству не. безразлично. В "обращении к живым" в разных гробницах умерший неоднократно грозится судиться с нарушителями ритуала перед "богом великим". Таким образом, нарушение не этических норм, а ритуала является пока основанием для привлечения нарушителя к ответственности перед судом "бога великого". (Впервые такого рода заявления встречаются в мастаба конца IV династии, времени фараона Менкаура - Микерина.) Однако вопросы нравственности все же сопутствуют основной проблеме отношения человека к ритуалу, как это видно из надписи Хархуфа.

В дальнейшем, начиная с Первого переходного периода, удельный вес элементов этики в заупокойных текстах становится все более значительным. Этой проблеме посвящена новая работа немецкого египтолога Грисхаммера, собравшего и исследовавшего все данные о загробном суде, содержащиеся в "Текстах саркофагов" (начиная с Первого переходного периода и кончая временем Среднего царства). В этих текстах нет еще развернутой картины загробного суда, как в знаменитой 125-й главе "Книги мертвых", но развитие идеи загробного суда явно намечено. Суд этот происходит либо на небе, либо в божественной ладье бога солнца, либо на потустороннем острове Огня, в месте обитания умерших, либо, как это ни странно, в Гелиополе или Абидосе. Судьи - боги Ра, Атум, Геб, Шу, Тот, Анубис и ряд других, но чаще всего - Ра и Осирис. В "Текстах саркофагов" уже упоминается психостасия (взвешивание сердца) как способ определения нравственного облика человека в его земной жизни. В одном из текстов (СТ, IV, 298а-301а) весы олицетворяет божество, в другом (СТ, I, 181 а-е) весы, обращаясь к умершему, изрекают: "Твое зло изгнано [из тебя], твои прегрешения уничтожены теми, кто взвешивает на весах в день учета свойств [человека]", - иными словами, результат психостасии в пользу умершего как бы заранее предрешен (исход, получивший полное и окончательное право гражданства позже, в 125-й главе "Книги мертвых").

Необходимо попутно отметить, что в Первый переходный период идея загробного суда проникла и в дидактическую литературу. В уже упоминавшемся "Поучении Мерикара" загробному суду посвящен небольшой абзац: "Судьи, судящие грешников, не будут снисходительны в день суда над несчастными (54) в час отправления своих обязанностей. Горе тому, кто будет обвинен как сознающий [свой грех?].

Не надейся на долгие годы (55), ибо обозревают они время всей жизни как [один] час, а он (человек. - М. К.) остается [жить] после погребения - складываются его поступки рядом с ним как [его] имущество, и (56) вечно пребывание там. Безумен тот, кто отнесся легкомысленно к этому. Но тот, кто достиг этой [вечной жизни], не совершив плохого, будет пребывать там, как бог (57), выступая смело, как владыка вечности".

Разночтения трудного места ("как [его] имущество") отнюдь не мешают пониманию смысла абзаца в целом: идея загробного суда прочно укоренилась в представлениях египтян того времени (конец III тысячелетия до н.э.). Нельзя не согласиться с Д. Мюллером в том, что в религиозных воззрениях египтян совместились два противоположных начала - примитивный взгляд на посмертное бытие как на подобие и продолжение земной жизни и убеждение в существовании загробного суда. Как могло возникнуть это противоречивое единство? Так же как построенные на противоречии представления христиан о загробной жизни, требовавшие соблюдения погребального ритуала (отпевание умершего, панихида, молитвы о даровании вечной жизни и т. п.) и вместе с тем предполагавшие, что бог воздает, умершему по его заслугам в земной жизни и в соответствии со своим божеским милосердием.

По сути дела, перед нами стихийно возникшая борьба двух исключающих друг друга религиозных принципов - принципа продолжения физической жизни в гробнице и принципа загробного суда. Эти принципы восходят к двум разным уровням религиозного мышления, и вытеснение первого вторым в процессе борьбы - явление вполне закономерное. Сама по себе идея справедливости, умещавшаяся сначала в рамках ритуальности, обрядности, магии, постоянна, она освящена традицией. Но традиция на каком-то этапе перестает удовлетворять возросшим духовным потребностям общества. Возникают новые потребности, уже этического порядка, они-то и отражены в так называемых заупокойных идеальных автобиографиях умерших вельмож. В земной жизни общество требовало от них соблюдения определенных моральных норм; естественно, что требования эти были распространены и на загробную жизнь: ведь потусторонний мир был отражением реального соотношения социальных сил на грешной земле. В поучении, адресованном Мерикара, будущему фараону, царственный отец поучает сына: "Не делай различий между сыном знатного (62) и [человеком] низменного происхождения. Приближай к себе человека соответственно его способности". Если подобного рода нравственные принципы были обязательными на земле, следовательно, и загробная жизнь не могла мыслиться без учета личных достоинств или пороков человека.

Итак, с конца эпохи Древнего царства наблюдается вполне ощутимое взаимопроникновение двух, казалось бы, взаимоисключающих принципов - ритуального и этического. И это вовсе не результат якобы свойственной египтянам алогичности - приблизительно такой же путь развития прошли и аналогичные христианские представления.

Какова же была дальнейшая эволюция идеи загробного суда? Наиболее полное свое выражение она нашла в 125-й главе "Книги мертвых", большой композиции магических и ритуальных текстов (первые свитки ее восходят к XVIII династии). Вполне понятно, что глава, основанная в значительной мере на нравственных принципах, резко выделяется в сборнике текстов магического назначения. Этой главе и ее значению в истории египетской культуры посвящено много научных и научно-популярных трудов.

125-я глава "Книги мертвых" "в образе и слове представляет великую драму загробного суда и взвешивания сердца: в ней приводятся речи и судимого, к судей, и присутствующих богов и изображается на большой картине самое действие (так называемая психостасия)... Теперь, наряду с магическими средствами достижения загробных благ, как будто и считаются необходимыми и нравственные требования, безупречная земная жизнь. Покойный входит в чертог Правосудия и произносит сначала пред Ра и его Эннеадой, а впоследствии перед Осирисом речь, в которой уверяет, что он не творил таких-то и таких-то грехов, потом делает то же перед 42 судьями, из которых каждый ведает особым грехом, наконец, в третий раз, уже будучи оправданным, настаивает на своей праведности при выходе из зала и ведет диалоги странного магического характера с привратниками, дверями и докладчиками... Умерший, ссылаясь на знание имен судей, делает их для себя безопасными и превращает свои оправдания в магические формулы, заставляющие признать его невиновность. Всякий египтянин с этой главой в руках и на устах оказывался безгрешным и святым, а 30-й главой он магически заставлял свое сердце не говорить против него дурно, т. е. насиловал свою совесть. Таким образом, вся глава была просто талисманом против загробного осуждения и после нее, как и после многих других глав, имеется приписка - рецепт, как ее приготовлять и какие преимущества она сообщит, если ее иметь при себе; и по заглавию она освобождает от всех грехов. Так были уничтожены высокие приобретения нравственного порядка, и Книга Мертвых оказывается свидетельством и об их наличности, и об их печальной судьбе. Это - магическая книга, по преимуществу переполненная не только текстами, но и приписками-рецептами, иногда очень длинными, иногда дающими только непонятные слова, - предшественники гностических и более поздних таинственных имен, которыми особенно богата современная Абиссиния, где имеется даже и своя Книга Мертвых, несмотря на христианский облик, весьма близкая по тону, духу и назначению к египетской". Против всех этих слов ничего нельзя возразить. Однако вердикт Б. А. Тураева, гласящий о том, что были "уничтожены высокие приобретения нравственного порядка и Книга Мертвых оказывается свидетельством и об их наличности, и об их печальной судьбе", все же слишком суров и вызывает серьезные возражения. В самом деле, разве не такое же противоречие между религиозным ритуалом и этикой мы видим в христианстве, как было уже подчеркнуто?

Если в 125-й главе "Книги мертвых" очень важную, можно сказать основную, роль играет загробный суд, основанный на нравственном принципе, то магия, пронизывающая всю "Книгу мертвых", в этой главе призвана не допустить неблагоприятного для умершего приговора суровых загробных судей. Но магия не отменяет суда, как такового: умерший так или иначе обязан предстать перед судом и заявить, что таких-то и таких-то грехов он не совершал. Эта так называемая в науке негативная исповедь (название не совсем удачно). Здесь нет ни возможности, ни необходимости входить в детали идеи загробного суда, подробно освещать ее историю. Ограничимся самым кратким описанием этого суда по спискам 125-й главы "Книги мертвых" XVIII династии (в последующие времена эта глава становится канонической).

Суд происходит в Чертоге Двух Истин (Обеих Маат). Умерший вступает в этот Чертог, где заседает загробный суд в полном составе во главе с "великим богом", т. е. с Ра. Здесь же молча и пассивно присутствует царь преисподней, бог Осирис, и еще 42 сверхъестественных существа. Каждое из этих демонических существ "ведает" тем или иным грехом, именно они и "разоблачают" подсудимого. Вступив в Чертог Двух Истин, умерший приветствует "великого бога", а затем произносит свою "негативную исповедь". Она настолько интересна, что ее необходимо привести полностью. "Я не совершил несправедливостей против людей; я не был жесток к животным; я не совершал грехов в Месте Истины; я не пытался узнать то, что еще не стало; я не был безразличен, видя зло; я не был... мое имя не было сообщено водителю Ладьи; я не богохульствовал; я не отнимал [ничего] у бедняка; я не нарушал божественного табу; я не вредил служителю в глазах его хозяина; я не отравлял; я не заставлял [никого] рыдать; я не убивал; я не приказывал убивать; я никому не причинял страдания; я не преуменьшал пищевые доходы храма; я не портил хлеба для богов; я не крал печенья [поднесенные] для умерших; я не был педерастом; я не предавался прелюбодеянию в святилище моего городского бога; я не увеличивал и не уменьшал никаких мер; я не изменял [площади] аруры; я не обманывал и на поларуры; я не увеличивал веса гири; я не надувал на весах; я не отнимал молока от уст младенцев; я не лишал мелкий скот пастбища; я не ловил птиц [предназначенных] богам; я не удил их рыбу; я не устанавливал заслонов для [отведения] воды; я не тушил горящего [на алтаре] огня; я не нарушал мясной пост; я не останавливал скот... я не задерживал выхода бога [из храма]". В этой "негативной исповеди" содержится целый моральный кодекс, нарушения которого карались загробным судом. Это типичный для того времени перечень грехов - ритуальных и собственно нравственных, которых должен был избегать египтянин времен Нового царства, ибо они препятствовали достижению вечной жизни.

После "негативной исповеди" подсудимый обращается к каждому из 42 божеств-демонов, торжественно заявляя, что он не совершал греха, которым "ведает" данное божество. Вооруженный магическим знанием имен этих демонических существ, подсудимый обезоруживает их, и они не смеют выступить против него. Результат взвешивания записывает бог Тот или бог Анубис, провозглашающие решение суда - оправдательный приговор, освобождающий умершего от возможной страшной казни, - быть окончательно истребленным страшным чудовищем ("пожирательницей"), присутствующим здесь же, рядом с божественными весами.

Боязнь отдельных членов суда быть разоблаченными подсудимым вследствие его магического знания как будто бы снижает нравственный уровень суда. Однако это не совсем так. Наш современник, французский египтолог П. Баргэ" переводчик и исследователь "Книги мертвых", пишет во введении к ее французскому переводу: "Для египтянина, надо полагать, важно было, чтобы суд был вполне справедлив: оценивая власть магии защитной, он вместе с тем опасался магии зловредной, магии опасной. Если в большой сцене суда (гл. 125) чаши весов, на одной из которых находится сердце, а на другой - Истина (изображение богини Маат или ее символ), помещены на одном уровне, то отнюдь не для того, чтобы магической силой изображения принудить суд во что бы то ни стало вынести оправдательный приговор умершему; это изображение имеет в виду магически оградить умершего от несправедливого суда, могущего вынести отрицательное решение в результате козней зловредного врага". В подтверждение своего вывода автор ссылается на 90-ю и 14-ю главы, в которых умерший просит "повелителя Истины" (т. е. великого бога Ра) защитить его от клеветы. В 30-й главе "Книги мертвых" умерший увещевает свое сердце не давать против него отрицательных показаний: "Не выдумывай против меня клеветы перед великим богом, владыкой Запада! Ведь от твоего благородства зависит признание меня праведным".

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Коростовцев М. Религия Древнего Египта религиоведения 12 времена
В одной из надписей в храме эдфу перечисляются божества 42 номов египта
Господин неба
Коростовцев М. Религия Древнего Египта религиоведения 4 текстах
Из имеющихся многочисленных текстов точное значение слова вывести невозможно