<<<     ΛΛΛ     >>>   

ПУСТЬ ВСЕГДА КОКА-КОЛА.
Владислав ТОМАЧИНСКИЙ

БОГ И БОГИ
Диакон Андрей КУРАЕВ

"ЯЗЫЧЕСТВО БЫЛО ЭКОЛОГИЕЙ ПРИРОДЫ, ХРИСТИАНСТВО СТАЛО ЭКОЛОГИЕЙ ДУХА".
Беседа с Н.И.ТОЛСТЫМ

ФИЛОСОФИЯ АБСУРДА
Иеромонах СЕРАФИМ (Роуз)

Издатели:
Информационно-миссионерский центр "Сектор".
Студенческая православная газета "Татьянин День".
Храм св. муч. Татианы при МГУ им. М.В.Ломоносова.
Московский Подворьем Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Москва, 1997

Дмитрий ТРОФИМОВ,
студент Суриковского института
Можно констатировать, что информация становится главной ценностью сегодняшнего мира, тесня из области социально-экономических отношений золотого тельца, становится основным объединяющим фактором, смещая на второй план кровно-территориальные критерии. Пространство вокруг нас мы называем информационным полем, жесткой системой, которую невозможно игнорировать. Поэтому мы решаемся на создание своих электронных проводников с главной задачей - не замкнуться в сети горизонтальных токов сиюминутного настоящего.

ТВОРЧЕСТВО ИЛИ САМОВЫРАЖЕНИЕ ?

Представьте себе большую комнату. Посередине - чан, в котором варится картошка. Этот процесс воспевает стоящий в некотором отдалении хор художников: "Картофель! Картофель! Картофель!" В углу группа искусствоведов глубокомысленно обсуждает такие проблемы, как картошка и Гегель, образ картошки в мировом искусстве и т.д. Со стен на вас смотрят портреты поющих художников с картофелинами вместо носа. Вот, собственно, и все. Явление современной культуры, называемое инсталляцией. И что характерно, любая ваша реакция благоприятна для художников: обругаете их - прослывете невеждой в вопросах искусства. А похвалите - получите от них картофелину.
"Дураки забавляются!" - скажете вы. "Нет, художники творят новые формы искусства, - назидательно заметит вам современный либеральный искусствовед. - Они самовыражаются так, вы - иначе. Это дело каждого индивида. Единственная реальность и духовная ценность - индивидуальное сознание. Все остальное - продукт его, сознания, работы. Как прозвучало в одном фильме: "Реальность - это иллюзия, возникающая от нехватки наркотиков". Но то, что вы так эмоционально отреагировали, - улыбнется вам либеральный искусствовед, - это прекрасно. Возник контакт: зритель - произведение. Ваша реакция - признак адекватности художественной формы этой инсталляции сегодняшнему дню. Ведь у каждого времени свой климат, а значит нужны особые формы искусства, хорошо работающие на восприятие современников. Вы, конечно, еще не очень культурны, то есть не живете в ритме нашей эпохи. Прямо скажем, как из пещеры вышли. А у нас конец XX века. Да вы ко всему прочему и очень серьезны. Поймите, что вся жизнь - это искусство, каждый наш шаг - объект эстетизации, игры художника. Живите и играйте, играйте и выигрывайте. Не будьте ни на кого похожи, сбросьте стандартизирующие оковы традиции. Только такой подход поможет нам созидать новую культуру и обрести нового человека."
Последняя фраза прозвучала 12 июля 1995 года в передаче о постмодернизме. Интересна и важна она тем, что за модернистскими рассуждениями об индивидуалистичности и внеидеологичности творчества перед нами раскрывается строительство общекультурной системы идей и ценностей.
Это вопросы идеологии, в данном случае идеологии либеральной. Ее функционирование в постсоветском пространстве и возникающие в связи с этим проблемы - тема этой статьи.
Постсоветская культура как переходный этап характеризуется следующими факторами:
1) многообразием направлений и стилей в искусстве, их компиляцией, как отражением борьбы идей и идеологических проектов;
2) переосмыслением культурно-цивилизационных ценностей и нравственных идеалов, что обусловлено усталостью от коммунистической идеологии;
3) психологическим шоком и мировоззренческим хаосом, связанными с переходным периодом;
4) большой открытостью этно-культурной системы России к иноэтническим элементам;
5) тяготением правящей с 1985 года элиты (в широком смысле слова) к либеральной системе ценностей.
Либеральный проект развития цивилизации, родившийся на Западе и получивший у нас в России распространение с середины 80-х годов под названием нового мышления интересен для нас, поскольку он: а) является цельной идеологией, 6) имеет реальную возможность стать правящей доктриной в России, в) имеет тенденцию к глобальному распространению.
В основу либеральной идеологии положена самоценность человеческого индивида со всеми его желаниями и страстями, а также "блюдо" так называемых "общечеловеческих ценностей", предложенное этому субъекту. На социально-политическом уровне она связана с либеральной экономикой, демократическими институтами власти, стремлением к интеграции мирового сообщества.
Позволим себе выдвинуть несколько дискуссионных тезисов:
1. Несмотря на претензии на всемирность и универсальность. либеральная доктрина все еще остается системой англо-американской цивилизации.
Проблема этнической экспансии не нова и вполне естественна, как все в биосфере. По Л.Н.Гумилеву, в силу второго закона термодинамики более нагретое этническое тело должно отдавать тепло в холодную окружающую его биосферу. А мы сегодня из-за хаотичности векторов внутриэтнических энергий оказываемся в роли принимающей тепло среды. Вопрос в том, в какой форме и с какими последствиями для нас этот теплообмен совершается. "Не обжечься бы?" - мысль тоже вполне естественная, получившая особое распространение в России во второй половине XIX века как антизападничество. Суть ее не в отторжении иноэтнических элементов культуры (изоляционизм, свойственный неразвивающимся общностям), а в неприятии самих ценностей сформировавшегося на Западе после Французской революции либерального мировоззрения.
2. Утверждая космополитизм в культуре, либеральная идеология способствует возникновению так называемого "химерического сознания". Яркий пример тому - недавнее осквернение Поклонной горы. Не понимая сакрального значения возвышенности этого места, его сровняли с землей и взгромоздили на нем некую трубу с падающей женщиной-самоубицей. При пояснении оказывается, что это Ника. Таким образом, в одном памятнике соединены два идентичных по смысловой нагрузке в разных культурах образа: святого Георгия Победоносца и античной богини Победы. Может, имеются в виду какие-то две победы? Или товарищ Э.Церетели просто забыл поинтересоваться, что олицетворяют собой в христианском и европейском сознании эти образы?
3. Несмотря на разговоры о независимости, внеидеологичности и разнообразии творчества, либеральная культура агрессивна, имеет тенденцию к полной унификации и использует все средства для давления на массовое сознание. Советский человек 80-х годов как-то не разглядел в предлагаемом ему потоке культурной информации жестких установок другой, не коммунистической, но не менее тоталитарной идеологии. И тоталитарной не благодаря институтам насилия. Сила ее в умении выигрывать информационно-психологические войны, в умении под маской естественности и внеполитичности проникать в самые сокровенные тайники человеческих сердец, в способности прекрасно использовать все слабости психологии толпы и гениально ей подыгрывать.
Вот откуда мифология общественного мнения, использующая искусство и средства массовой информации как свой главный инструмент. Важно было бы проанализировать весь спектр телевизионного информационного поля - основного сегодня культурного феномена, обладающего огромной силой воздействия на людей. Создание психологической установки на поиск деревьев с золотыми монетами - это заслуга не только разного рода "полей чудес". Если провести внимательный анализ стиля жизни, который предлагается "мыльными операми", то заметим, что поскольку их герои постоянно заняты решением своих довольно однообразных проблем, то у них просто нет времени на работу. Либо они и так обеспечены, либо... это уже не важно. И как следствие психологического диссонанса с реальностью у зрителя - миллионы обманутых иллюзиями буратин с диагнозом депрессивного состояния.
Интересно, что декларируемая самоценность индивида обернулась на экранах и в жизни полной его обесцененностью. Огромное количество убийств показывается ежедневно. И после очередных эффектно (что особенно необходимо!) вылетающих мозгов - видеоряд "с сочной мякотью кокоса и восхитительным молочным шоколадом создает поистине"... глумливое и кощунственное отношение к смерти - самому священному таинству для индоевропейца.
Интересен такой феномен современной культуры, как видеоклипы. Частая смена видеоряда приводит к тому, что сознание не успевает осмыслить видеоинформацию. Нормальному человеку необходимо для этого 5-8 секунд, частота смены картинки в клипе - 2-5 секунд, что создает привыкание организма к состоянию рассредоточенного, блуждающего сознания. Результатом психологического диссонанса последних лет является факт 31000 самоубийств за 1994 год по России, что в три раза превышает статистику за 1986 год по СССР. Хотя вызвано это, конечно, не только видеоклипами.
Остается открытым вопрос, как замешать коктейль общечеловеческих ценностей на основе различных этнических мировоззрений и религиозных систем. Поскольку маловероятным представляется плодотворное смешение, например, исламского фундаментализма и европейского протестантизма (вообразите себе эдакий молочный суп с селедкой), то все предлагается сделать из одних и тех же искусственных составляющих: синтетическое "молоко", синтетическая "рыба" Синтетический человек? Может быть, поэтому главным героем боевиков становится киборг-убийца - кибернетический робот, лишенный какой бы то ни было духовной сущности.
Не найдя опоры для всемирной интеграции в религию, либерализм находит ее в сфере науки и психоанализа. А национальные культуры, не получая желаемого религиозного оплодотворения, перерождаются в технологии элитарных и массовых развлечений: от богемных шоу и инсталляций до компьютерных игр и "Полей Чудес". Человек, утративший способность и смысл полноценного творчества, окончательно теряет связь с Богом и замыкается на своем подсознательном "Я". Тяга к смешению искусства и жизни превращается в дьявольский синтез - человечество становится гигантской кибернетической игрой с самодвижущимися манекенами.
Ключевые понятия либеральной культуры - "Игра", "Пародия", "Самоценность самовыражения" - в корне противоречат традиционным ценностям русской культуры, которые основаны на созерцании мира в свете Божественного Откровения.
(ТД,№4)

Недавно мне в руки попала любопытная тетрадь. В ней собраны вырезки из газеты "Московский комсомолец" за несколько лет, где содержатся сообщения о бытовой смерти.
"Кочегара бросили в топку"; "Утонул, спасая кота"; "Утопила дочку в ведре" - это, пожалуй, действительно смешно. Остроумно, весело, беззаботно. "Трое солдат пали при озеленении улицы". Патетические и "возмущенные" фразы - "чудовищное святотатство", "ужасная трагедия", "то, что произошло, не поддается описанию" - воспринимаются не иначе как дань традиции, необходимый реверанс вежливости. О преступлении положено писать как о чем-то ужасном, поражающем воображение, - на самом деле, мы просто отрываемся. "Трое рабочих захлебнулись куриным пометом" - это класс!
Во многих сообщениях перед нами предстает как бы свернутый сценарий фильма ужасов, когда обычные вещи вдруг становятся кошмарами - "смертоносное сено", "дрель-убийца, "детали от станка гонялись за рабочими по всему цеху". Какой цели служат фильмы ужасов? Подружить человека с адом, наполнить его душу адскими образами еще здесь, на земле, вселить в него страх, тоску, отчаяние. И человек добровольно идет на это, ведь "все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья", по словам А.С.Пушкина. Потому-то и находят отклик подобные картины в душах людей, потому-то с особенным старанием культивируют подобные образы журналисты. Сам человек в этих сообщениях изображается как вещь: испортилась - выбросили ("задавила собственную дочь", "бабушку выбросили на помойку").
Конечно, можно сослаться на Даниила Хармса или других писателей, как на пример подобного изображения смерти. Но одно дело - литература, искусство, где речь идет о вымышленных лицах, персонажах и где существует своя, особая, "искусственная" логика; и совсем иное дело - рассказ о реальных людях и о реальной смерти. Да и не найдете вы у Хармса таких выражений, как "расчлененка". А как вам нравится следующее "поэтическое" завершение информации - "Его труп, усыпанный останками люстры, пролежал в квартире несколько дней"? Не правда ли, эффектный конец?
Таинство смерти, величайшее в жизни человека, таинство, решающее судьбу его души, - это таинство опошляется, высмеивается, низводится на физиологический уровень. Какая там вечная жизнь, когда "нашинковал коллегу", "малыш сварился в кипятке", "повесила сына на бельевой веревке"? Глумливое, кощунственное отношение к смерти призвано воспитать презрение к вечной жизни, презрение к личности, презрение к Промыслу Божьему.
Совсем по-другому в православной традиции. Например, в заупокойном каноне также перечисляются умершие от разных видов смерти, самых причудливых - "попаляемые от молнии", "измерзшие мразом" (морозом), придавленные "плинфой", убитые "чаровным напоением, отравою, костным удавлением", "от ядовитых угрызений умершие, от поглощения змиев, от попрания коней и от удавления и обешения от искреннего" - но все это с молитвой, с памятованием, что никто не застрахован от подобной смерти. Из жизнеописаний святых мы узнаем, что часто "постыдная" (т.е. нелепая, уничижительная) смерть посылалась человеку Богом во искупление каких-то его грехов. С другой стороны, на каждой службе православные молятся о христианской кончине своей жизни - "безболезненной, непостыдной, мирной" - такой, которой умирают праведники, как бы засыпая с тихой радостью в сердце. Или такой, как у Пушкина или Гоголя, - в страданиях тела, но с просветленной после исповеди и Причащения душой. Не такой, как у Фадеева или Маяковского...
Смерть - это рубеж, последний рубеж перед Вечностью. А если смерть - ничто, и "перевернутый трамвай становится братской могилой", то и жизнь - ничто. "Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть", - как поет группа "Крематорий". "Покойник в отпуске" (выражение о.Андрея Кураева) - вот каким рисует человека "московский комсомолец". "Расчленим-ка его, разрежем на кусочки, посмотрим, где у него душа. Нет души, одни органы. Труп можно скормить свиньям".
Так воспитывает нас самая популярная комсомольская газета. Так она веселит нашу душу. Так она скрашивает мысль о смерти.
(ТД,№5)

(публикуется в сокращении)
Мы встретились с Виктором Петровичем Мазуриком, преподавателем кафедры японской филологии Института стран Азии и Африки при МГУ, вечером, после занятий. Беседа проходила за чашкой чая в уютной трапезной Университетской церкви св. муч. Татианы.
- Чай сейчас очень кстати. Сегодня в ИСАА было настолько холодно, что кто-то даже повесил объявление: "Мы не в Институте стран Арктики и Антарктики".
- А что такое чайная церемония?
- Я бы назвал японское чайное действо школой внимательного отношения к миру и к себе. Это как бы некое приглашение к тому, чтобы остановиться в момент наибольшей суеты и попытаться не то чтобы задуматься, а просто как-то вчувствоваться в окружающий мир. Расслышать его, рассмотреть, взглянуть в себя, посмотреть более внимательно, широко раскрытыми глазами на окружающих людей, на природу, на растения, на простые предметы - на весь тот мир, непостижимый, чудесный, который мы в повседневной суете забываем и разучиваемся ощущать. Напомнить и ощутить чисто физически, что мы живем в невероятнейшем и чудеснейшем из миров, который творится ежесекундно перед нашими глазами. Вспомнить, что это чудо. Отсюда, правда, могут быть разные выводы.
- Например какие?
- Например религиозные. Скажем, чайные мастера, которые создавали чайное действо в том классическом виде, как оно существует сейчас, принадлежали к разным конфессиям - одни были христианами, другие - буддистами, как правило дзенскими, потому что именно дзенский буддизм определил ту эпоху в культуре Японии, когда складывалось чайное действо. Но очень активными были и христиане...
- Может, еще чаю?
- Нет, спасибо, мне немного нужно, чтобы согреться. Так вот, особенно интересно, что японские чайные мастера времен Сен-но Рикю за свои христианские убеждения рисковали головой, ведь с начала XVII века христианство было запрещено - из-за того, что католические миссионеры вторглись в опасную зону политики. Правительство приняло совершенно драконовские указы о запрещении христианства и поголовном истреблении тех японских христиан, которые откажутся официально отречься от своего "варварского учения".
- То есть были и мученики за веру?
- Конечно, были. Но несмотря на это, чайные мастера с риском для жизни проводили тайные христианские богослужения в каких-то замаскированных комнатах, маскируя все это иногда и под чайные действа. Иногда они вписывали в дизайн чайных чашек христианские кресты.
- Мы, к сожалению, пьем из обычных. Сохранились ли где-нибудь такие чашки?
- Да, сохранились. Например, знаменитые христианские чашки самого известного мастера-керамиста того времени Орибэ. Но мне кажется, что первый внимательный взгляд на мир ведет дальше к более серьезным вопросам о смысле бытия.
- Но ведь и для христианина каждая трапеза - не просто насыщение желудка, а образ другой Трапезы, Причащения. И молитва перед едой - не просто церемония.
- Конечно. Внимательное отношение к миру - обязанность каждого христианина.
- С чем же, по-Вашему, связано массовое увлечение восточными религиями?
- Как известно, к нам восточные религии приходят, в основном, с Запада - такой у них маршрут. Они сначала становятся модными на Западе, а потом почему-то начинают попадать к нам. По крайней мере, в XX веке было так.
- А в XIX?
- Это особый случай. Русская интеллигенция конца прошлого и начала нынешнего века увлекалась этими учениями не потому, что они восточные. Это было попыткой в условиях идеологического кризиса в русском обществе создать какую-то альтернативу, создать некую синтетическую философию, открыть какие-то новые пути для единения людей разных ориентаций: политических, национальных и т.д. Есть схожий момент и в нынешней ситуации - ощущение кризиса. Но обратите внимание, что эти религии приходят к нам, как правило, не через философов или религиозных деятелей, а через средства массовой информации...
- и дезинформации...
- (Смеется.) Точно сказано. Через печать, телевидение, радио и т.д.
- То есть некая газетная религия получается.
- Именно. Поп-религия такая. Я сам, не доверяя своим ощущениям, спрашивал наших индологов в ИСАА, точно ли это кришнаизм, который мы видим у нас на улицах, с бубенчиками. И я только утвердился во мнении, что это чаще всего как бы американское издание кришнаизма. Часто встречается даже не религия, а некое своеобразное массовое движение, которое имеет религиозные лозунги, какой-то внешний религиозный антураж.
- А как сейчас обстоит дело с восточными религиями в Японии?
- Японцы относятся к религии не так, как мы. Дело в том, что мировые религии никогда не играли - ни одна из них - такой роли в истории страны, как, например, Православие в России, которое было центром мировоззрения, на котором основывалось практически все: и государство, и философия, и вся практика повседневной жизни. Такого рода религии в Японии нет. Там есть религия как следование определенной культурной традиции, причем, как правило, даже нескольким традициям сразу. То есть человек может быть прихожанином и буддийского, и одновременно синтоистского храма, а свадьба его при этом происходит в католическом соборе, потому что это сейчас очень модно. Вот почему японцы до недавнего времени смотрели на неорелигии сквозь пальцы. И только сейчас в Японии, "благодаря" "АУМ-Синрике" общественное мнение серьезно занялось вопросами неорелигий - ведь они насчитывают несколько тысяч сект. Запрещение деятельности секты "АУМ-Синрике" - это совершенно беспрецедентный случай в японской истории, и еще неизвестно, чем закончится этот процесс.
- Скажите, чем вызван Ваш интерес к Японии?
- Я начал заниматься Японией в то время, когда она еще не была столь модной, как теперь. Кстати, эта мода - палка о двух концах. С одной стороны, мне, конечно, отрадно, что люди интересуются этой страной, что профессия япониста престижна и т.д. Но ведь интересуются как раз не тем, что с моей точки зрения наиболее важно в этой культуре. Подлинная культура требует труда. Для того, чтобы понять, например, японскую поэзию, а я полагаю, что это самый крупный вклад Японии в мировую культуру - ее искусство, и поэзия особенно...
- Вы имеете в виду хокку?
- Это позднее средневековье. Более раннее - классические пятистишия, танка, и все то, что называется термином "вака", то есть японские песни. Эта поэзия по-своему уникальна, она необыкновенно многому может научить человека другой культуры, может дать новое измерение, новый взгляд, который обогатит любую культуру, в том числе и русскую. Вот, например, недавно скончавшаяся Вера Николаевна Маркова, которая была лучшим переводчиком японской поэзии, даже лучшим, чем Ахматова, Цветаева и др. Она была человеком удивительным: она целиком принадлежала к русской культуре, была верующей православной христианкой, прекрасно знала японскую культуру и была поэтом. Может быть, когда появятся еще такие люди, мы подойдем к настоящему знакомству с этой поэзией.
- Чем же интересуется большинство?
-Тем, что на поверхности - магнитофоны, современная техника, какой-то джентльменский набор легенд о самураях и гейшах. Это такая же развесистая клюква, что и русские мужики в лаптях, которые сидят у самовара и пьют водку.
- Мы у самовара, но без лаптей.
- Примерно так и японцы.
- Я сам очень люблю японскую поэзию. Мне кажется, в ней особенно остро выражено ощущение связи с природой. Например, такое трехстишие:
Муравьиная тропка
Не от той ли гряды облаков
Берет начало?

- Это есть не только в хайку (хокку), но и во всей японской культуре - чувство интимной близости с природой. Однажды очень тонко и остроумно заметил по этому поводу Лавкадио Харн. Интереснейший человек, европеец с потрясающей судьбой, я бы сказал, европеец международного происхождения. У него родители из разных стран, и когда он приехал в Японию в конце прошлого века в качестве корреспондента американского газетного издательства, то остался там, потрясенный этой особенностью японцев. Он женился на японке, принял японскую фамилию, японское гражданство. И он написал в одном из своих эссе, что японцы парадоксальным образом напоминают древних греков (у него мать как раз из Греции была), потому что они еще не расстались с архаическим синкретизмом, с ощущением живой связи с миром. У них не изжит еще древний пантеизм, обожествление природы.
- Часто при чтении этих стихов возникает ощущение какой-то самозамкнутости. Есть природа - "прыгнула в воду лягушка, всплеск в тишине" - и нет прорыва от нее к Богу.
- Прорыв к Богу... Интересно, что это может быть в контексте хайку...
- Вам так не кажется?
- Да, да.
- Есть какая-то замкнутость, самодостаточный мир, так что больше ничего и не надо, никакого Бога.
- Совершенно верно, так оно и есть. Часто люди, привыкшие к европейской поэзии, не могут читать хайку. "Что это за лягушка, почему она прыгает, к чему это все?" Дело в том, что хайку тесно связано с японской ментальностью вообще и с учением дзенского буддизма в частности. Но это отдельная тема.
- Для современных людей, живущих в индустриальных городах, единение с природой, может быть, как раз очень привлекательно. Недаром же все так ринулись на дачи.
- Можно сказать, что это своего рода школа экологии. Мы обычно в понятие экологии включаем внешний мир - встают образы загрязненных рек и т.д. А на самом деле оно связано и со внутренней природой человека, с ее поврежденностью, искаженностыо. Современный экологический кризис - антропогенный, он произведен человеком. И, следовательно, истоки его нужно искать в сознании человека - там что-то неблагополучное случилось, прежде чем он стал переносить это неблагополучие на природу. Что это за разлад, разные учения, философские и религиозные, объясняют по-разному. Православие объясняет это состояние человека его грехопадением, буддизм - его невежеством, и т.д. Но сам кризис налицо, его не надо доказывать, на него можно просто указать пальцем. Восстановление экологии - это в первую очередь восстановление той утраченной гармонии, которая когда-то была у человека в его сознании, в его системе ценностей.
- А как лично Вы совмещаете православное мироощущение с интересом к Японии - стране, которую трудно назвать христианской?
- В Японии христианство сыграло, конечно, значительную роль, но назвать ее христианской страной было бы натяжкой. Как совмещаю? Вы знаете, для меня самого совершенно непостижимым образом. К православию привела в том числе и Япония: достаточно сказать, что мой крестный отец - японец, и крестился я именно в Японии. Я не планировал этого и не думал, что так получится, но сейчас, глядя назад, начинаю видеть множество мелких деталей, которые меня постепенно к этому подводили.
- Но как все-таки совместить?
- Вы знаете, очень часто и студенты меня спрашивают: как можно, будучи христианином, заниматься средневековой литературой, которая насквозь пропитана буддийскими идеями.
Не повредит ли православному человеку занятие теми формами культуры, которые существуют в нехристианских странах? На мой взгляд, для каждого человека этот вопрос решается по-своему. Мне кажется, что разные культуры, общаясь между собой, не опасны друг для друга, пока они здоровы. При их встрече происходит всегда взаимное обогащение, а не смешивание. Это, понимаете, как два живых организма, они не превращаются в некий коктейль, где переболтаны и перемешаны все культурные элементы. Путем диалога они входят в мировую культуру, которая не есть среднеарифметический итог всех составных, а некая мировая соборность, что ли. Это некий культурный хор, в котором у каждого есть свой голос и в котором из-за разнообразия голосов достигается гармония.
- Речь идет о культурах или о религиях, о взаимовлиянии культур или религий?
- Что касается религий, то это вопрос еще более сложный, потому что к религиозному мировоззрению приходят по-разному, ощущают его по-разному, и это вообще тайна такая. В любом случае, когда происходит общение не с культурными, а с некоторыми псевдокультурными образованиями, о которых мы уже говорили сегодня, тогда нужно быть начеку.
- С "АУМ-Синрике" лучше чай не пить.
- Кофе тоже не рекомендую. Часто у этих организаций вывеска одна, а содержание совсем другое. Как говорит китайская пословица, там "под бараньей головой торгуют собачьим мясом". Тут можно отравиться красивой конфеткой в хорошей упаковке.
- Как же быть с подлинным религиозным контактом?
- Здесь для меня много открытых вопросов. Может быть, потому, что я сам себя считаю таким младенческим христианином. Кроме того, у меня еще небогат опыт церковной жизни. Во всяком случае, я знаю одно: надо быть внимательным и к себе, и к тому человеку, с которым общаешься. Нужно быть очень деликатным, уметь иногда его глазами посмотреть на ситуацию, чтобы не обидеть его в чем-то, но, с другой стороны, заглядывать все время в себя, проверять свое отношение к этому человеку, смотреть, искренен ли я в своих словах и поступках, каждый раз себя заново экзаменовать. Этот труд необходим, чтобы душа не омертвела и не атрофировалась, как мышцы без употребления. Это трудно, но ведь "душа обязана трудиться". Она для этого и существует.
С В.П.Мазуриком пил чай Владислав Томачинский
(ТД,№6)

Мы беседуем с Дегой (в крещении - Дмитрием) Витальевичем Деопиком, преподавателем Института стран Азии и Африки при МГУ.
- Скажите, Ваше увлечение Востоком никак не связано с археологическими занятиями?
- Связано. Когда я учился в старших классах школы, мне хотелось вести экспедиции по джунглям - вот такая у меня была детская мечта.
- Романтическая.
- Очень. Да, но я был недостаточно романтик, чтобы не понимать, что социалистический режим в тропиках есть только во Вьетнаме. И поэтому я пошел по городу искать, где Вьетнам? Я мог пойти в автодорожный, куда угодно, лишь бы был Вьетнам. Так получилось, что Вьетнам оказался только на истфаке МГУ. И я решился - ну, буду вести археологическую деятельность во Вьетнаме, главное, что джунгли. Так потом выяснилось, что у Вьетнама денег никаких нет и идет война, год за годом, десятилетиями. Поэтому я стал заниматься методикой археологических исследований, не оставляя занятий древним и средневековым Вьетнамом, исследованием текстов. Примерно в 56 году я вышел на идею количественных методов, совершенно случайно...
- А была ли когда-нибудь христианская миссия во Вьетнаме?
- Да, католики уделяли этому очень большое внимание. На Дальнем Востоке, в Юго-восточной Азии существовало две концепции миссионерской деятельности: иезуиты стремились проникать наверх с тем, чтобы окрестить руководство, и потом уже передавать по традиционным каналам власти авторитет христианства дальше в массы, а нищенствующие ордена (доминиканцы, францисканцы) действовали прямо противоположным образом - они работали среди тех слоев населения, которые в той или иной степени имели основание быть недовольными существующим порядком. И те, и другие понимали, что в чистом виде христианство объяснить народам Юго-Восточной Азии трудно, и шли на адаптацию в той или иной форме...
- Какого рода адаптации?
- Ну, как понять, передать понятие Бога ? Они стремились найти в сакральном словаре этих народов нечто максимально похожее и вводили это, естественно, получая санкцию святейшего престола, в соответствующие тексты. Они с самого начала стояли на том, чтобы везде пропаганда была на местном языке.
- Каким было вероисповедание этих народов?
- Разным. На самом деле, в Юго-Восточной Азии все верят в предков, культ предков основной до сих пор. Часть своей жизни, посвященную общению с другим миром, они посвящают преимущественно общению с предками, поэтому все поздние религии, пришедшие сюда, вообще занимали только "верхние этажи", но при этом существенно модифицировались: что не могут принять люди, исповедающие культ предков, отламывалось и отбрасывалось.
- И как культ предков, интересно, трансформировали католики?
- Вот в чем дело. Перед ними встал выбор, к чему адаптироваться: к конфуцианству, к культу предков или к буддизму. На самом деле, ближе всего был буддизм, потому что он располагает философией в истинном смысле слова, и рассуждения о понятиях проще было вести на буддийской основе. У китайцев положение иное: то, что мы называем китайской философией, это, скорее, общественная мысль, а философии как науки о способах мышления там не было. Что касается культа предков, то все пропагандисты знали, что его лучше не трогать. Самое главное, что им физиологически, как говорится, непонятна наша система - что вера может быть одна. Там нигде нет одной веры, там принцип религиозной дополнительности действует: в определенных ситуациях человек идет в храм предков, где он сам главный священнослужитель, если это его домашний храм; если же храм деревенский - там по очереди наиболее богобоязненные люди служат. Если это ситуация, связанная с его личной жизнью, "я и мир" - он идет в буддийский храм, если "я и общество" - он обращается к конфуцианским "ученым", ну и так далее.
- А студент куда идет?
- К примеру, современный тайванец по дороге в институт может оказаться в трех храмах, в зависимости от тех аспектов, которые его сейчас волнуют: и в христианском храме, и в конфуцианском, и в буддийском...
- Получается, что распространение истинной веры, ну вот, как мы верим - христианства, зависит от каких-то исторических условий, от каких-то корней человека?
- Люди, которые ехали в Юго-восточную Азию, рассказывали о Христе везде - а дальнейшее уже определялось другими факторами. Народы, для которых слово Христово было первым, рядом с их племенными верованиями, - таких много не только в странах Индокитая, но и в Индонезии - целые острова, целые народы на Филиппинах - они воспринимали Слово Божие. В тех случаях, когда имелась уже мощная местная традиция, какая-то имелась привычка - ориентация на Будду или Аллаха, число христиан было резко меньше. Собственно, такая же ситуация и на Ближнем Востоке, и в Индии. Народы, которым не в чем было извороваться, у которых не было сложных религиозных систем азиатских, те практически все восприняли христианство, кроме тех, чьи верования уж очень просты. И там, где были группы населения, которые были разочарованы в традиционных ценностях и, так сказать, искали новое, - они тоже были более восприимчивы к христианству.
- Получается, что у кого ничего за душой не было, тот стал христианином, а кто имел что-то серьезное, тот не стал.
- Знаете, положение, к сожалению, часто именно таково. То же самое можно сказать и про всю Сибирь. Да, это ситуация и всей Латинской Америки. Одно дело люди, потянувшиеся к вере от анимистических и других "бестекстовых" культов, другое дело - те, кому нужно преодолевать многовековую традицию иного мира объяснений, иного мира пониманий, закрепленную в письменных источниках.
- Видимо, те, кто преодолел, должны были стать настоящими исповедниками...
- Конечно. В этом отношении очень интересны вьетнамцы, которых нельзя упрекнуть в отсутствии многотысячелетней традиции - она у них есть, - но этот народ оказался более открытым христианству, чем многие другие народы. Культ предков, конечно, у него сохраняется. Они создали и целый ряд сект, то есть их искания сплошь и рядом обгоняли возможности миссионерской работы. Вот так называемые новые религии южного Вьетнама - там все, включая Виктора Гюго, Л.Н.Толстого, там и Будда, Моххамед и др. И то же самое в обряде, обряд очень похож на католический, но в центре такое помещено: большой шар с глазом.
- А православие было во Вьетнаме?
- Нет, никогда. Дело в том, что если православных много было в Российской империи, то вьетнамцы никогда из своей страны не выезжали, а стереотип мышления человека Дальнего Востока таков: чья страна - того и вера, причем искренне. Дело в том, что там никогда не было Святителя Николая...
- Японского.
- Именно. Ведь для этого нужен настоящий миссионер. Однажды мы собрали конференцию вьетнамских ученых в Москве, и там была поставлена проблема личности - что такое личность. И вот один наш большой специалист, Андрей Витальевич Никитин, не стал выступать, но когда все кончилось, он мне сказал: "Ну, чего они спорят о личности - у них нет понятия Бога, а личность человека существует постольку, поскольку ему передана часть Личности Божией. У них этого нет, поэтому нет понятия личности - что нет понятия, они сами убедились: так долго спорили между собой." Вот на этом уровне он мог бы это сказать, конечно, в какой-то мягкой форме, хотя, повторяю, если был бы святитель Николай Японский...
- Вьетнамский...
- В целом, в Юго-восточной Азии процент христиан растет. Статус образованного человека повышается, образованные люди нужны, а получить качественное образование в христианских учебных заведениях относительно легко. Вот за счет этого процент христиан растет быстрее, и сейчас каких-то антихристианских гонений в этих странах, конечно, нет.
- То есть христианство ради карьеры.
- Нет. Это гораздо сложнее. Дело в том, что высшее образование погружает человека на лучшие годы его жизни в христианскую среду с христианской культурой, и возникает связь уже в глазах общества, что если человек - специалист высокой квалификации, то христианином быть вроде бы не зазорно - он просто перешел в другую культуру, оставаясь все-таки патриотом своей страны, украшением ее и так далее.
- А что может дать человеку христианской культуры знакомство с Вьетнамом? Почему Вы этим занимаетесь?
- Вы знаете...
- Это выразимо?
- Конечно, потому что есть очень простой ответ. Господь ведь создал вьетнамцев.
- Значит, по такой логике, если есть религии: буддизм и так далее, то можно сказать - Господь их создал...
- Ну, давайте подумаем над этим вопросом. Не то, чтобы у меня есть готовый ответ, но я думаю, что сообразим. По моему убеждению, Господь открыт всем или, точнее, идея Бога в разной степени искажения присуща любому народу, но об этом писали до меня, по-моему, века с пятого, и лучше. Вот эту мысль я всячески поддерживаю, то есть она для меня серьезна. Курс библейской археологии открой - будут сказания о потопе и там и сям, но это просто маленькое материальное свидетельство о той мысли, о которой я говорил. Мой любимый писатель - святитель Игнатий Брянчанинов, человек как бы конца двадцатого века, по степени понятности ответов...
- И мой тоже.
- Так вот он писал, что во всех обществах присутствует видение Бога, только искаженное суевериями этого общества. Во-первых, любая страна мира заслуживает исследования - ничего не христианского эта мысль не имеет. Чем лучше мы будем представлять себе культуру, духовную культуру мира, тем нам будет яснее, как на самом деле устроен мир, потому что у нас сейчас по этому поводу самые дикие представления. Если бы на базе исследований составляли какие-то интегральные описания всех больших народов, то, конечно, это было бы на пользу православию, и, особенно, если бы люди делали это без всякой ерунды - помня о Боге, но не занимаясь легковесной пропагандой. Второе, почему это интересно - потому что, не зная чужой манеры мышления, мы никому не можем помочь избавиться от суеверий. Проповедь, которая велась в нашей Сибири - пример того, как нашим миссионерам удалось найти путь к сердцам людей, которые были не более развиты, чем жители восточных островов Индонезии. Факт просто бьет в глаза: восприятие православия народами Сибири или народами Поволжья оказалось гораздо более глубоким, чем восприятие католичества народами Латинской Америки и тем более Востока - это факт, тут не о чем говорить. Чувство духовного равенства, чувство любви к тем, к кому человек идет с миссией, решили дело, в то время как католическая пропаганда с ее экстатичностью, экзальтацией, доводящими до костров, сыграла очень большую роль, но соответственно и результат...
- То есть Вы изучаете другие страны в миссионерских целях?
-Нет.
- Или еще есть какие-то причины?
- Да просто интересно. Врать грешно.
- Понятно.
- Просто интересно. Познавать мир интересно само по себе, но при этом нужно соблюдать определенную этику исследования, которая, конечно, выше у верующего. Искушение - не просто тупо соврать, не об этом речь, а поверхностно отнестись, навязать свои ценности. Уж не говоря о том, что (это я сообразил незадолго до того, как стал ходить в храм) изучать духовную жизнь народов Востока неверующему человеку - очень трудно. Нет понятийного аппарата, какими словами он может это описать? Исследование духовной жизни других народов - это специальная сфера деятельности прежде всего верующих.
С Д.В.Деопиком беседовал Владислав Томачинский
(ТД,№7)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Обрести нового человека конечно человек
Америка является совершенно нехристианской страной человек человека