<<<     ΛΛΛ     >>>   

Что поразительно в этом описании Штрелова — это неповторимый, можно сказать, почти экстравагантный способ бытия мифических предков аранда. Их онтологическая структура ставит их на особое место среди многих типов сверхъестественных существ, известных историкам религии. Они отличаются от небесных богов, хотя, как и те, они извечно существуют и бессмертны. Более того, некоторые из рожденных на земле сверхъестественных существ — Солнце, Луна и другие, — как говорят, взошли на небо, чтобы стать планетами и звездами. Это значит, что рожденные на земле «бессмертные» могли сделаться небесными бессмертными; им нужно было только «вскарабкаться» на небо. В первой главе мы упоминали некоторые мифологические традиции, повествующие о таком «восхождении на небо»: вначале связь с небом была возможной и даже легкой (надо было взобраться на дерево, лиану или лестницу); другой миф явно связывает истоки смерти с прекращением сношений между небом и землей: два мифических предка, взобравшись на небо по воткнутому в землю копью, потом подняли его за собой и произнесли заклятие, обрекающее человека на смерть (там же, с. 725–726). Таким образом, можно сказать на основании сведений о верованиях аранда, что первоначально было три класса существ, все они существовали извечно и были бессмертны: 1) небесные боги в небесах; 2) первобытные существа под землей; 3) первобытный земной «проточеловек». Они отличаются тем, что последние два класса существ прошли через неопределенный период сна; более того, последняя категория, первобытный проточеловек, хотя и существовал извечно, знал только «эмбриональное» бессмертие: по-настоящему став человеком после анатомических операций, проделанных определенными культурными героями, он утратил свое первоначальное свойство «вечного существования».

Онтологическое своеобразие тотемических предков усиливается тем, что, хотя они и бессмертны, их истощила созидательная работа и они снова ушли в землю — откуда, как это ни странно, они тем не менее могут видеть и судить человеческие поступки. Более того, как мы сможем убедиться, они могут быть «убиты» человеком (конечно, мифическим, первоначальным человеком), и в результате этого убийства по крайней мере их частицы (их «духи») могут вознестись на небо и превратиться в небесные тела и явления . Другая черта их способа существования — это множественность и одновременное отсутствие и присутствие на земле . Предок одновременно существует: а) в своем собственном «естестве» под землей, б) воплощенным в различных космических и ритуальных объектах, скалах, водопадах, чурингах и т.д., в) воплощенным в духов-детей и, наконец, г) воплощенным в человека (или людей). Итак, для религиозной мысли в целом и архаического мышления в частности характерны представления, согласно которым сверхъестественные существа являются как бы средоточием единства-множественности. Но специфичным для австралийцев кажется то, что существует вера в мистическую связь между их землей (то есть мифологическая география), мифологической историей (то есть деяниями предков) и ответственностью человека за то, чтобы его земля оставалась «живой» и плодородной. Все это станет яснее по мере того, как мы будем продвигаться в нашем исследовании. Но мы можем уже представить, что онтологическая структура Первоначальных Существ (мифических предков) очень сложна — сложнее, например, чем у небесных существ (а это не кто иной, как сверхъестественные существа, которые становятся deus otiosus ), так как они участвуют в таинствах жизни, ее воспроизводстве, а также смерти, или же — воплощены в предметы и существа, обеспечивающие возрождение и умирание всего живого.

Нумбакулла и «священный шест»

Чтобы лучше понять парадигматическую созидательность этих первобытных существ, мы рассмотрим несколько примеров. В целом мифы представляют предков могущественными и созидательными. Они могут летать над землей и ходить под землей. Они путешествуют повсюду, проводя священные церемонии и оставляя детей-духов в земле или в различных природных объектах. Однако мифы о них редко бывают красочными или драматичными. Например, Спенсер и Гиллен рассказывают следующую историю о Нумбакулле , чье имя означает «Существующий вечно» или «Появившийся из ничего». Это одно из сверхъестественных существ, которых описывает и Штрелов (см. выше), его называют Алтьирана Намбакала , «Рожденный из своей собственной вечности». Согласно мифологическим традициям ачилпа, одной из групп аранда, Нумбакулла восстал «из ничего» и направился на север, создавая горы, реки, животных и растения. Он также сотворил духов-детей ( куруна ), огромное число которых было скрыто внутри его тела. В конце концов он создал пещеру или хранилище, чтобы прятать чуринги , которые он делал. В то время человек еще не существовал, Он поместил куруна в чурингу , и так он «поднял» первого ачилпа, мифического предка. Нумбакулла поместил шест, называемый каува-аува , посреди священной земли. (Изображение этого шеста, сделанное из ствола молодого эвкалипта, ставится на церемониальной площадке во время длительных обрядов инициации, известных как энгвура .) Смазав его кровью, он стал карабкаться на него. Он приказал первому предку ачилпа следовать за ним; но от крови шест стал слишком скользким, и человек соскользнул вниз. « Нумбакулла продолжал один, забрал с собой шест, и больше его никогда не видели» .

Шест наделен важной символической силой и играет центральную роль в ритуале. Тот факт, что Нумбакулла исчез на небе после того, как вскарабкался по шесту, предполагает, что каува-аува  — это стержень мира ( axis mundi ) (представляемый в виде столба, дерева, горы и т.д.), который в действительности является «центром мироздания». Это означает, помимо всего прочего, что это центральное место, от которого отходят все направления. Другими словами, «центр мира» придает структуру окружающему его аморфному пространству. Как мифы ачилпа, так и реальное церемониальное использование шеста, очень хорошо иллюстрируют двойную функцию этого священного предмета как средства связи с небесами и средства ориентации. Миф рассказывает в подробностях, кажущихся бесконечными, о странствиях первых предков ачилпа после «ухода» Нумбакуллы . Они постоянно странствовали небольшими группами, проводили церемонии обрезания молодых мужчин, иногда оставляя одного из них позади. Когда эти мифические группы проводили ритуалы энгвура , каува-аува «всегда ставили так, чтобы он указывал направление, в котором они собирались идти» . Другими словами, священный шест помогал им как бы определять параметры неизвестного пространства, куда они намеревались отправиться.

Однажды с одной из групп произошло несчастье: когда они вытаскивали каува-аува , который был очень глубоко воткнут, старый предводитель сломал его прямо возле земли, у основания. Они несли с собой сломанный шест до тех пор, пока не встретили другую группу. Они так устали и так грустили, что даже не стали пытаться поставить свой каува-аува , «но легли все вместе и умерли там, где лежали. На том месте появился большой холм, покрытый крупными камнями» . Мы редко встретим более трогательное признание того, что человек не может жить без «священного центра», который позволяет ему как «космизировать» (организовать) пространство, так и общаться со сверхчеловеческим миром небес. Пока у них был их каува-аува , предки ачилпа никогда не терялись в окружающем их «хаосе», более того, священный шест был для них преимущественно доказательством существования и деятельности Нумбакуллы .

Миф о Багадьимбири

Созидательные деяния таких мифологических героев эквивалентны космогонии. Мир возник в результате их деятельности. В некоторых случаях космогонический характер деятельности, во Времена Сновидений вполне очевиден. Это верно, например, в отношении мифологии племени карадьери, которая строится вокруг образов двух братьев Багадьимбири . До их появления вообще ничего не было — ни деревьев, ни животных, ни людей. Братья поднялись из земли в обличье динго, но позднее преобразились в двух людей-гигантов, и головы их касались небес. Когда они услышали крик маленькой птички ( дуру ), которая всегда пела в то время, они узнали, что наступили сумерки. До этого они совсем ничего не знали. Оба брата последовательно видели самых разных животных и растения и давали им имена. Иначе говоря, начиная с того момента, как у них появились имена, животные и растения действительно стали существовать. Затем братья увидели звезды и луну и дали названия и им.

Потом Багадьимбири пошли на север. По пути они встречали мужчин и женщин, у которых не было половых органов, и братья давали им эти органы, сделанные из грибов. Они бросали пирмал (длинную палку) в животное и убивали его; карадьери нашли эту палку и с тех пор делали то же самое. Братья установили церемонию инициации и впервые использовали ритуальные инструменты: каменный нож для обрезания, гуделку и длинный пирмал . Они увидели змею и спели магическую песню, обеспечивающую воспроизводство змей. Затем они «разделили языки» (сделали разными диалекты).

Оба Багадьимбири были очень волосатыми, и некоторые волоски они вырывали и раздавали людям разных племен. (Таким образом, каждое племя теперь владеет частичкой тела этих героев.) Но один человек убил братьев копьем. Их мать, Дилга , которая была далеко, учуяла принесенный ветром трупный запах. Молоко потекло из ее грудей и устремилось под землю, туда, где братья лежали мертвыми. Там оно хлынуло целым потоком, утопило убийцу и оживило обоих братьев. Оба Багадьимбири позднее превратились в водяных змей, а их души стали Магеллановыми Облаками .

Этот миф заключает в себе представления карадьери об основах всей жизни. Во время инициации вновь повторяются церемонии, установленные братьями Багадьимбири , хотя значение некоторых ритуалов аборигенам уже не понятно. Эта мифологическая модель хорошо известна в разных частях Австралии: явление культурных героев, их странствия и «цивилизующая» деятельность, их финальное исчезновение. Как мы увидим, каждое действие героев (предков) должным образом воспроизводится членами племени. Как писал Штрелов: «Все виды деятельности берут свое начало от тотемических предков; и здесь опять местный житель слепо следует традиции: он держится примитивного оружия, которое использовали его предки, и мысль о том, чтобы его усовершенствовать, даже не приходит ему в голову» . Но, конечно, это верно только до определенной степени: австралийцы, как и другие примитивные народы, изменяли свою жизнь в ходе истории; однако все эти изменения осмыслялись как новые «откровения» сверхъестественных существ.

Мифологическая география

В процессе обрядов инициации неофита постепенно знакомят с мифологическими традициями племени; он узнает обо всем, что произошло с «самого начала» ( ab origine ). Это «знание» тотально — то есть оно мифологическое, ритуальное, географическое. Узнавая, что произошло во Времена Сновидений, вновь посвященный узнает также, что должно делать, чтобы сохранить живущий и репродуцирующийся мир. Более того, ему открывается мифологическая — или мистическая — география: он узнает о бесчисленных местах, где сверхъестественные существа проводили ритуалы или делали важные вещи. Мир, в котором с этого времени существует вновь посвященный, это и полный значения «священный» мир, поскольку сверхъестественные существа населили и преобразовали его. Следовательно, всегда можно «ориентироваться» в мире, у которого есть священная история, мире, в котором каждая существенная черта или особенность ландшафта связана с мифическим событием. У.Э. X .Станнер, характеризуя мифологическую географию муринбата, пишет; «Муринбата считают, что земля полна прямых свидетельств происшедшей некогда драмы. Места кульминации событий известны и имеют свои названия, и каждое такое место несет в себе некое доказательство подлинности — особые очертания, ассоциирующиеся с формами или обликом задействованных в мифах предметов и персонажей и как бы представляющие модель великого события» . Подобным образом Спенсер и Гиллен, описывая свое путешествие в важный тотемический центр в сопровождении небольшой группы местных жителей, раскрывают мифологическую географию племени варрамунга. Гряда холмов отмечает путь, пройденный мифическим предком-тотемом, летучей мышью. Вертикальная скала представляет другого предка, человека-опоссума; низкая гряда белых кварцитовых скал свидетельствует о том, что какая-то мифическая женщина во Времена Сновидений бросила здесь белые муравьиные яйца. «Все время, пока мы продвигались вперед, старики говорили между собой о природных явлениях, ассоциирующихся в мифологической традиции с этими и другими тотемическими предками племени, и указывали нам на них» . Таким образом, за три дня путешествия они прошли мимо бесчисленных материальных следов первобытных тотемических (культурных) героев. Наконец они приблизились к знаменитому источнику, где жил мифический змей Воллунка . Возле священного водоема местные жители «притихли и посерьезнели», и «старшие мужчины из тотемической группы подошли к краю воды и, со склоненными головами, шепотом, обратились к Воллунке , прося его оставаться спокойным и не причинять им вреда, потому что они — его друзья... Мы могли ясно видеть, что все это для них было абсолютно реальным и что они глубоко верили, что Воллунка в самом даче жил под водой и наблюдал за ними, хотя они не могли его видеть» .

Нужно прочесть описания, данные Спенсером и Гилленом in extenso , чтобы понять, почему даже самый унылый пейзаж внушает аборигенам благоговение: каждый камень, ручей, источник представляют конкретный след священной драмы, произошедшей в мифологические времена. Для западного читателя эти бесконечные скитания и случайные встречи с героями Времени Сновидений кажутся излишне монотонными. (Но ведь и скитания Леопольда Блума в «Улиссе» кажутся монотонными почитателю Бальзака или Толстого.) Для аборигена следы мифической драмы — больше, чем шифр или трафарет, который позволяет им читать священные истории, впечатанные в пейзаж. Они открывают ему историю, в которую он экзистенциально вовлечен. Он сам — не только результат этих бесконечных скитаний и действий мифологических предков; во многих случаях он — воплощение одного из этих предков. Как пишет Т.Г. X .Штрелов: «Вся природа для него — это его живое, многовековое генеалогическое дерево. История о его тотемическом предке для местного жителя — рассказ о его собственных действиях в начале времен , на туманной заре жизни, когда мир, который он знает, обретал очертания и форму во всемогущих руках. Он сам играл роль в этом первом славном приключении , роль более или менее значительную, в зависимости от первоначального ранга предка, чьим воплощением он сейчас является» .

Изучая мифологическую исгорию знакомой местности, вновь посвященный испытывает своего рода анамнез ( anamnesis ): он вспоминает о своем появлении на свет в первобытное время и о самых далеких своих деяниях: «В момент рождения человека тотемический предок, воплотившийся в новорожденном, совершенно „не помнит“ своего прежнего существования. Для него предыдущие месяцы были „сном и забвением“, Если он рождается мальчиком, старики позже посвятят его и вновь познакомят с древними церемониями, которые он сам установил во время своей прежней жизни» . Через инициацию посвящаемый открывает для себя, что он уже был здесь в начале ; он был здесь в облике мифического предка. Узнавая о делах своего мифического предка, он узнает о собственном славном «предсуществовании». Наконец, его учат воспроизводить себя таким, каким он был ab origine , то есть он должен имитировать собственную первоначальную модель.

У нас будет возможность снова вернуться к этой проблеме в ходе нашего исследования. Пока же представляется целесообразным указать на платоновскую структуру австралийской доктрины анамнеза . Как известно, для Платона изучение значит вспоминание; знать значит помнить [ср. «Менон», 81]. Между двумя существованиями на земле душа поглощает Идеи: она черпает в чистом и совершенном источнике знания. Но когда душа воплощается в новое земное существо, она пьет из источника Леты и забывает знания, которые она обрела в прямом взаимодействии с Идеями. Тем не менее это знание скрыто в том человеке, в которого воплотилась душа, и его можно раскрыть с помощью философских усилий. Физические объекты помогают душе уйти в себя и, через своего рода «возвращение», вновь открыть первоначальное знание и обладать тем, чем она владела во внеземном состоянии. Следовательно, смерть-это возвращение к первобытному и совершенному состоянию, которое периодически утрачивается через переселение души .

Конечно, не может быть и речи об отождествлении австралийских верований и платоновской доктрины анамнеза . Но важно, что вера в постоянно происходящее воплощение предков в людей, животных, растения привела аранда к такой степени усложнения идеи анамнеза, что она очень приблизилась к платоновской. По мысли Платона, так же, как и по представлениям аранда, физические объекты помогают душе вспомнить ее истинную сущность . Разница, однако, вот в чем: по Платону, душа через смерть приходит к впитыванию (созерцанию) Идей и так приобщается к Знанию. У аранда же знание, утрачиваемое или обретаемое, имеет не философское, но мифологическое и «историческое» свойство: содержание открываемого в процессе инициации — это то, что инициируемый делал in illo tempore ; он узнает не идеи, а свои собственные первобытные деяния и их значение. Определенные физические объекты (камни, чуринги и т.д.) предъявляются как доказательства прежнего славного существования неофитов на земле . По Платону же, физические объекты помогают душе восстановить знания своего внеземного состояния, Но как для Платона, так и для аранда, подлинный анамнез  — это результат духовной деятельности; философии — для греческого философа, инициации — для австралийцев.

Elkin, The Australian Aborigines, p. 38 ff, 49 ff.

W.E.H.Stanner, The Dreaming. B: T.A.G.Hungerford (ed.), Australian Signposts (Melbourne, 1956), p. 51–65; перепечатано в: William A.Lessa and Even Z.Vogt, Reader in Comparative Religion (New York: Harper&Row, 1958), p. 513–523; см. с. 514. См. также ниже.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Для аборигенов австралии невозможны столь сложные религиозные представления происхождения существа
Лейтенант джордж грей обнаружил две пещеры с петроглифами описаны человека
Первобытные существа под землей
Понять австралийскую религию в конечном итоге значитnbsp
Элькин сравнивает модель инициации австралийских знахарей с ритуалом мумификации в восточной австралии