<<<     ΛΛΛ     >>>   

Этот интеллектуализм является, как я отмечал в начале данной главы, характерным признаком жреческого института, отделяющим жреца от других типично сакральных фигур — пророка и царя. Пророк является органом божественного вдохновения, царь — органом сакральной власти, но жрец — орган знания, мастер сакральной науки. И это можно увидеть не только в таких развитых и высоко интеллектуализированных культурах, как индийская; данная тенденция уже проявляется в высших формах варварского общества, в Полинезии, частично — в Африке и Америке. Возможно, наиболее полный и, несомненно, наиболее изученный пример мы найдем в культуре пуэбло в Нью-Мексико, которая сохранилась нетронутой на протяжении всех изменений, происходивших в окружающих культурах, благодаря стабилизации власти священного ритуала, поддерживавшегося традицией жречества.

В своих замечательных исследованиях культуры зуньи мисс Рут Бенедикт показала, как вся социальная жизнь этого народа поглощается и подавляется его богатым и сложным ритуальным порядком.

“Их культы богов в масках, лечения, солнца, священных фетишей, войны, мертвых, — пишет она, — являются официально установленными частями ритуала со своими должностными лицами-жрецами и наблюдениями за календарем. Ни одна сфера деятельности не сравнится с ритуалом по той степени внимания, которое ему уделяли. Возможно, большинство взрослых людей среди западных пуэбло отдает ему большую часть своей деятельной жизни. Он требует запоминания наизусть такого количества обрядов, которое поражает наши менее подготовленные умы, и совершения четко согласованных церемоний, предусмотренных календарем и сложным образом соединяющих разнообразные культы и руководящие органы в бесконечном официальном действе”15.

15 Benedict R. Patterns of Culture. 1935. P. 59-60.

В подобном обществе жрец неизбежно является ведущей фигурой, и своею властью и престижем он обязан не личному вдохновению или характеру, но своему знанию и посвящению в унаследованную традицию ритуала. “Зуньи называют человека, наделенного властью, "тот, кто знает, как"”16, и жрец — это человек, “знающий, как” в сфере сакральных техник, регулирующих отношения между общиной и трансцендентными силами.

16 Benedict R. Patterns of Culture. 1935. P. 96.

Эти техники в действительности не слишком отличаются по своей сути от тех, что мы можем найти среди самых первобытных народов, — танцев с масками, обрядов вызывания дождя, ритуалов, связанных с плодородием, и других. Отличие находится в более высокой степени достигнутой ими интеграции, результатом чего явилось достижение обществом зуньи идеала литургической культуры, в которой весь корпоративный образ жизни подчинился служению богам в непрерывном цикле молитвы и священнодействия.

То же самое касается и института жречества. С одной стороны, жрец зуньи неотличим от первобытного колдуна или знахаря; но если посмотреть с другой стороны, то он явно ближе к тем храмовым жрецам Центральной Америки, которые, в свою очередь, идентичны по своей социальной функции и интеллектуальному положению с великим храмовым жречеством архаических культур Месопотамии и Египта.

VIII

Теперь, подобно тому как мы проследили связь между колдуном и жрецом в низших культурах, мы можем увидеть связь между жрецом и ученым — в высших. Прежде всего, в нашей собственной западной культуре исторические корни интеллигенции (intelligentsia) — профессионального класса ученых, или интеллектуальной элиты, — можно обнаружить в духовенстве, средневековом жречестве с подчиненным ему слоем клерков наряду с религиозными орденами. Именно духовенство создало европейские университеты и контролировало всю систему образования. В Европе, как и в Индии, сакральный язык был также языком образованных людей, и духовенство обладало своего рода монополией на высшую интеллектуальную культуру.

И хотя гуманизм отметил начало секуляризации этой традиции, сам он оставался тесно связанным с предшествующей церковной культурой. Университеты оставались церковными корпорациями вплоть до XVII столетия, а в Англии — и до более позднего времени.

Представители этой традиции не только являлись интеллектуальными руководителями своих собственных культур и хранителями культурных норм, но также стремились быть главными интерпретаторами и посредниками между различными культурами.

Как правило, во взаимоотношениях между культурами существует тенденция к преобладанию агрессивных мотивов и позиций. Для обычного человека представитель другой культуры (даже в большей степени, чем представитель другой расы) — “варвар”, “неверный”, “чуждый дьявол”, завоеватели же, исследователи и торговцы неизменно стремятся ограничить свое общение более поверхностными и внешними аспектами социальной жизни. И только в том случае, когда соприкасаются друг с другом религии различных культур — или через синкретизм, или через миссионерскую деятельность, — имеет место действительный контакт с духом чуждой культуры.

И именно жречество являлось традиционным посредником в подобных контактах со времен Бероса и Манефона17 до ученых иезуитов в Китае и таких современных миссионеров, как У. У. Джилл, который сохранил столь многое из культурных традиций острова Мангайя прежде, чем они окончательно исчезли18.

17 Берос, верховный жрец большого храма Бэла в Вавилоне, написал образцовую историю Вавилонии на греческом языке и посвятил ее Антиоху I. Манефон — также жрец, создавший подобное произведение по египетской истории для Птолемея П. Хотя обе эти истории были утрачены, сохранившиеся от них списки династий явились основой для истории древнего мира вплоть до открытий современной археологии и еще в наше время обладают некоторым значением (Прим. К. Доусона.)

18 О Мангайе, маленьком островке в группе островов Кука, Г. М. и Н. К. Чедвик пишут: “На протяжении многих веков это была, возможно, самая грамотная община в мире среди себе подобных” (Chadwick H. M. and N. К. The Growth of Literature. III. P. 232). Мистер Джилл в основном обязан своей информацией Тереаваю (Tereavai), последнему жрецу акульего бога Тиайо, а впоследствии — дьякону Лондонского миссионерского общества (Прим. К. Доусона.)

Это противоречит общепринятому взгляду, согласно которому жрец всегда является средоточием культурной нетерпимости, а миссионеры ответственны в первую очередь за разрушение первобытных культур. Но хотя в этом взгляде и содержится доля истины, разрушение завоеванной культуры было совершенно полным, когда оно обусловливалось чисто мирскими мотивами, в то время как даже наиболее жесткая и исключительная ортодоксия не является несовместимой с разумным интересом к верованиям и институтам потенциальных новообращенных, как мы видим, например, в тщательно разработанной систематической попытке францисканского миссионера Бернардино де Саагуна сделать аутентичную запись религиозных верований мексиканцев в первые дни Конкисты.

А с другой стороны, среди завоеванного народа мы имеем таких людей, как бенгальский брамин и религиозный реформатор Раммохан Рай, сделавший больше, чем кто-либо из его поколения, для построения моста через пропасть, разделяющую европейскую и индийскую культуры, или же Ишвар Чандра Видьяшагар (1820—1891), продолжавший эту деятельность в следующем поколении.

В этих и в бесчисленном множестве других примеров жречество выполняло не только религиозную, но и культурную функцию, и двойственность этих функций коренится в самой природе данного института, поскольку с самого начала жрец являлся учителем в той же мере, в какой и совершающим жертвоприношение. Традиция ученого жречества находится в сердцевине всех великих цивилизаций мира, за исключением Китая и Эллады, и даже когда культура была секуляризована, эта традиция всё еще не утрачивалась, как мы видим в случае таких людей, как Мэтью Арнольд и Эмерсон, которые не только рассматривали себя в качестве жрецов культуры, но и на самом деле являлись представителями наследственной священнической традиции.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Будь исключительно глубоко укоренены в традиции культуры
Незнании ближе к основным реалиям человеческого существования
Рассмотренные с помощью естественной теологии уильяма праута
От которого один будда нашел путь спасения
Мы уже описали в качестве природной основы религиозного опыта