<<<     ΛΛΛ     >>>   

Отношение Виссариона к монашеству двойственное: с одной стороны, он признает его так называемые исторические заслуги и говорит, что оно “исполнило важную миссию в становлении духовности многих народов” [B. 152], но, с другой стороны, он решительно отвергает смысл и значение религиозного статуса монашества, которому по традиции приписывается большая роль в духовном совершенствовании постриженика, в спасении его души и заступничестве за мирян. Аргументы здесь те же, что и при отрицании преимуществ священства в религиозной активности.

Помимо этого речь идет об осуждении монашеского затворничества, изоляции и ухода от мира, поскольку это “не позволяет полностью расцвесть душе человеческой, ибо мирское житие есть те уступы, преодолением которых формируется духовная сила человека” [В. 152]. Однако данный аргумент еще не главное возражение против монашества, т.к. скорее носит светский характер, указывая на необходимость нравственно-психологического формирования личности в борьбе с повседневными трудностями жизни. Главный недостаток монашества, по Виссариону, заключается в его устраненности от благих дел, которые можно творить только находясь в гуще жизни, а не в затворе от нее. Благие дела носят реальный, а не умозрительный характер, это “деяния плоти”, благодаря которым только и происходит очищение грехов [В. 149], а вовсе не посредством “монашеских подвигов”.

Третье возражение против монашества касается его ухода “от предначертанного Творцом жития” — брачного и семейного союза. “Полный расцвет души человеческой происходит в созидании гармонии между мужским и женским началом. Ибо всё, чем вы наделены от Земли-Матушки и от Отца Небесного, д'олжно привести в гармоничное звучание” [В. 152].

В конечном счете монашество как особый религиозный институт, обладающий, по традиции, высоким сакральным статусом и имеющий важное сотериологическое значение, отвергается потому, что для Церкви Последнего Завета характерна, как мы говорили уже выше, особая модификация религиозности, которая исключает полярное противопоставление небесного и земного миров, отвергает безнадежную греховность человечества и, как следствие этого, не нуждается для своей реализации и воспроизводства в особой категории молельщиков и религиозных подвижников, традиционно представленных монашеским корпусом. Таким образом, Виссарион отвергает традиционное деление верующих на мирян и клир и приходит к догмату о “всеобщем священстве”, утвердившемся в протестантизме.

Виссарион настойчиво подчеркивает равенство людей перед Богом и подробно разъясняет их одинаковые возможности в духовном (религиозном) совершенствовании независимо от “занимаемой ступени в духовном мире” [Кн. обр. 36:16], т.е. отвергает наличие у священников преимуществ в приобщении к божественной истине и в получении благодати. “В постижении истин Божиих меж человеков не может быть авторитетов” [Кн. обр. 36:3]. Каждому дана возможность постижения божественной мудрости, каждому предопределен путь духовного совершенствования, который должен пройти именно он, и никто другой. В этом божественном предопределении учтена индивидуальность человека. Поэтому неправильно выделять из своей среды ведущего в постижении духовных истин. Такой человек не может быть свободен от ошибок. Если же довериться его руководству, то это будет аналогично тому, что слепой поведет слепого и оба упадут в яму [Кн. обр. 35:19-26:36:11-19]. Спорные вопросы следует решать самим, не прибегая к авторитету рядом стоящего человека [Кн. обр. 34:32].

Несмотря на все эти заявления об абсолютном религиозном равенстве людей как “чад Божиих”, Виссарион допускает отступления от него ввиду того, что Церковь Последнего Завета является не чисто религиозным объединением, а хозяйственно-бытовой общиной верующих. Поэтому он говорит о всё ещё сохраняющейся “необходимости определенного совместного жития” и “необходимости выделить ведущего” [Кн. обр. 36:29-30]. Общинное житие должно основываться на едином для всех законе, не ущемляющем индивидуальность отдельных членов общины [Кн. обр. 36:35-39]. Неизбежно появление лица, ответственного за общее дело, которому следует полностью доверять и которому принадлежит решающее, последнее слово, подлежащее смиренному исполнению [Кн. обр. 36:40-46]. Если же оно расходится с “истиной Божией”, то не подлежит исполнению. В таком случае надо указать на ошибку, но при этом не злословить. Любого ведущего можно легко заменить на более способного из числа ближних [Кн. обр. 36:47-63].

Становление обрядности в Церкви Последнего Завета ещё не завершено, поэтому нет четко установленного канона и его подробных пояснений. Тем не менее на основании “Слова Виссариона” и сообщений очевидцев можно составить вполне определенное представление о специфических чертах ритуалов, обрядов и символов, используемых в этом новом религиозном движении. Важнейшие из них следующие: а) определяющее влияние на обрядность некоторых особенностей вероучения Церкви Последнего Завета; б) второстепенное значение обрядности в сравнении с первоочередностью “благих дел”; в) изменение смысла и значения традиционной христианской обрядности и символики; г) введение новых, нетрадиционных обрядов.

Действительно, все высказывания Виссариона о традиционной христианской обрядности (сосредоточенные в основном в разделе “Встречи”), а также об особенности новых ритуалов отражают свойственный вероучению Церкви Последнего Завета универсализм и признание определенной роли разума в религиозном развитии человека. Говоря о божественном предопределении к объединению всех религий в единой универсальной вере, Виссарион не отвергает существующее многообразие религиозных обрядов, а допускает целесообразность каждого из них. Все они могут оказаться приемлемыми, если увидеть в их разнообразии существенное единство, наподобие “прекрасного разнообразия цветов на поляне, питаемых одной влагой” [В. 135]. Поэтому для Виссариона “все ритуалы, кои есть на Земле-Матушке и кои устремлены к Богоугодному, есть истина. Вы можете исполнять любой из сих ритуалов, какой покажется ближе вашему сердцу” [В. 135].

Универсализм вероучения Виссариона наиболее отчетливо проявился в требовании совершать новую, единую молитву, призванную объединить всех людей независимо от вероисповедания, а также участвовать в особом ритуале под названием “Магический круг”.

Переосмысливая традиционные христианские обряды и символику, Виссарион ссылается на роль разума, сознания в человеческом поведении. Так он допускает крещение “только в сознательном возрасте, ибо человеке сам призван решиться сделать для себя выбор” [В. 143], “только в том возрасте, когда чадо осознает принимаемую на себя ответственность” [В. 144].

Признавая значение религиозных обрядов, Виссарион расценивает их, однако, не очень высоко: они нужны, но, по существу, не обязательны. Ведь “обряд есть то, что способно укреплять восходящего, но не есть само Восхождение. Суть Восхождения заключается в практическом исполнении заповедей Господних” [В. 135]. Виссарион настаивает на “первостепенности сотворения дел благих, ибо ритуал призван помочь восходящему, но не заменить суть Веры” [В. 147].

Виссарион переосмысливает традиционное значение христианского креста, считая, что он возник не как символ распятого на Голгофе Бога, и поэтому отвергает правомерность изображения на кресте распятого Христа.

Виссарион не отвергает икон, говорит о большом их значении в историческом прошлом, но считает, что сейчас не следует им поклоняться, поскольку поклоняться надо “только Богу живому” [В. 142]. В этом он следует библейской заповеди о несотворении кумиров, о недопустимости отношения к иконе, как к идолу. Однако тут же заявляет о правомерности видеть в ней фетиш, наделенный магической силой: “Ежели икона сотворена с молитвою и благим трепетом в сердце, то... она будет источать Божественный Свет, который будет укреплять ослабевших” [В. 142]. А как известно, фетишизм (вера в магическую силу священных предметов) является исторически более ранней формой религиозного поклонения, чем почитание идолов — священных изображений животных или людей. Таким образом, отношение к иконе не получило здесь позитивного развития, а, наоборот, явилось рецидивом еще более глубокой языческой древности, чем та, с которой пытался бороться Моисей в своем Десятисловии.

Переосмысливается и обряд крещения , которое должно означать не приобщение неофита к определенной конфессии, а вступление “на Единый Путь Любви, открытый Богом всему роду человеческому” [В. 143]. В Церкви Последнего Завета совершается “новое крещение” единой верой, даже если человек ранее уже был крещен в каком-нибудь другом религиозном объединении.

Виссарион настаивает на том, что молитва и исповедь не освобождают от содеянного греха [Кн. осн. 2:77], а священник не имеет права на отпущение грехов [В. 149]. “Очищение грехов происходит исключительно благодаря деяниям плоти” [В. 148], что лишний раз свидетельствует о том, что в Церкви Последнего Завета “благие дела” ставятся неизмеримо выше ритуально-обрядовой практики.

По свидетельствам людей, побывавших в религиозной общине Виссариона, ей свойственна в основном нетрадиционная обрядность. При крещении, которое совершается в “земле обетованной”, новообращенным вручаются пояс и специальная лента, Виссарион освящает предназначенные им для ношения крестики при этом неважно какие: православные, католические или выструганные из дерева собственными руками и по своему проекту.

Главным ритуалом является “магический круг”: верующие, взявшись за руки, в сопровождении специально подобранной музыки совершают определенные движения. Говорят, что под воздействием этого магического обряда иные падают без чувств и их относят в сторону.

Видимо, всё зависит от целевой установки собравшихся на проведение этого ритуала: подобные круговые движения издавна практикуются в ритуальных целях в различных религиозных объединениях (в некоторых суфийских орденах, у шейкеров, в группах Гурджиева), однако экстатический подъем настроения во время этих действий не обязательно приводит к столь эффектным демонстрациям.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Представляло собой альтернативную религию
С представлением о могущественной силе
вляется исходное сакральное отношение

Видящих в ней залог как своего собственного спасения