<<<     ΛΛΛ     >>>   

Таким-то образом вечные божества (что не противоречит нисколько истине божественного существа) имеют временные имена, которые меняются вместе с временами и народами: как вы можете убедиться из известной истории, когда Павел Тарсийский был назван Меркурием, а Варнава Галилейский - Юпитером не потому, что они были приняты за этих богов, но потому, что та божественная добродетель, которая проявилась когда-то в Меркурии и Юпитере, сызнова обнаружилась у них обоих: красноречием и убежденностью одного и полезными деяниями другого.

Вот, значит, никогда не обоготворялись сами по себе крокодилы, петухи, лук и репа, но боги и божество в крокодилах, петухах и прочем; божество, которое с течением времени, от места к месту, постепенно, то тут, то там, проявлялось, проявляется и будет проявляться в различных предметах, хотя бы они и были смертны: египтяне смотрели на божество, как на близкое и дружественное им, а не как на высшее, заключенное в себе самом, не пребывающее в сотворенных вещах. Смотри же, как простое божество, которое находится во всех вещах, плодоносная природа, мать-хранительница вселенной сообразно различным своим проявлениям отображается в различных предметах и принимает различные имена. Смотри, как к ней единой различным образом должно восходить, приобщаясь к различным дарам: иначе напрасно будешь черпать воду сетями и ловить рыбу лопатой.

Затем в двух телах самых главных из тех, что находятся вблизи от этого шара и нашего материнского божества, т. е. в Солнце и Луне, египтяне разумели жизнь, которая образует вещи согласно двум самым основным началам. Далее они признавали влияние семи других действующих начал, распределяя их на семь светил, которых они называли бродячими - планетами. На долю этих планет, из коих каждая была особым началом и плодотворной причиной, они относили все разнообразие видов в каком угодно роде, говоря о растениях, о животных, о камнях, о влияниях и иных прочих вещах - вот это от Сатурна, это от Юпитера, это от Марса, это от того, это от другого. Точно так же - о частях, о членах, о цветах, печатях, характерах, символах, изображениях, которые все были распределены на семь видов. Но отсюда далеко, чтобы египтяне не признавали божество единым, которое пребывает во всех вещах и соответственно различным способам своего обнаружения в вещах имеет бесчисленные имена; которого можно достигнуть несчетными путями, из коих каждый опирается на собственные и свойственные ему основания; которому можно служить и почитать его бесчисленными обрядами, ибо мы взыскиваем от него всевозможного рода милостей.

Для всего этого, конечно, необходима та мудрость и суждение, то искусство, деятельность и пользование духовным светом, каковые духовное солнце открывает миру в иные времена больше, в иные - меньше. Вот этот обряд и называется Магией: и поскольку занимается сверхъестественными началами, она - божественна, а поскольку - наблюдением природы, доискиваясь ее тайн, она - естественна, срединной и математической называется, поскольку исследует силы и способности души, что все находится в кругозоре телесного и духовного: духовного и умственного.

- Итак, - возвращаясь к прерванному рассказу Изида сказала Мому, - у глупых и бессмысленных идолопоклонников нет никакого основания насмехаться над магическим и божественным культом египтян. Египтяне во всякой вещи и во всяком явлении, согласно с особым смыслом каждого, созерцали божество и умели посредством разного рода вещей, пребывающих в лоне природы, получать от нее те благодеяния, каких им хотелось: природа же, подобно тому, как из морей и рек дарить рыбу, из пустынь - диких животных, из рудников- металлы, с деревьев -плоды; так от известных частей, от известных животных, от известных зверей, от известных растений - известное счастье, добродетели, судьбы и внушения.

Поэтому, божество в море называлось Нептуном, в солнце - Аполлоном, в земле - Церерой, в пустыне - Дианой; и так разнообразными именами в каждом из прочих видов, каковые, как различные идеи, были различными божествами в природе, все одинаково относясь к божеству божеств и источнику идей сверхъестественных.

Саулин. Отсюда, по-моему, исходит знаменитая Каббала евреев, чья мудрость (какова бы она ни была в своем роде) заимствована у египтян, у которых учился Моисей. Ведь она прежде всего приписывает первому началу несказанное имя, от него вторично происходят четверо, которые затем разрешаются в двенадцать; те в свою очередь переходят прямо в семьдесят два, а непрямым путем и прямым в сто сорок четыре, и так далее через учетверение и удвенадцатирения развертывается в бесчисленность, сообразно бесчисленности видов. Таким-то образом всяким именем (как это свойственно их языку) евреи называют какого-нибудь бога, ангела, духовную сущность, силу, которая главенствует над одним каким-либо видом. Так что, в конце концов, обнаруживается, что все божество приводится к одному источнику, все равно как весь свет к первому и по себе самому светлому, а все изображения, какие есть в различных несчетных зеркалах, как бы во множестве отдельных предметов, сводятся к одному началу формальному и идеальному, их источнику.

София. Это правда. Так что, значит, этому богу, как независимому, нечего делать с ними: но поскольку он воплощается в явлениях природы, он ближе к ним, чем сама природа, так что, если он не есть сама природа, то, конечно, есть природа природы и душа мировой души, если не душа сама; поэтому те, кто хочет наверняка получить от бога помощь, должны приближаться к нему соответственно своей потребности установленным путем: все равно, как тот, кто хочет хлеба, идет к пекарю; кто желает вина- к виноторговцу; кому нужны фрукты - к садовнику; кому учение - к учителю, и так далее во всем прочем. Ведь одна доброта, одно счастье, одно независимое начало всех богатств и благ, соответственно различным основаниям, разливает свои дары по потребностям каждого.

Отсюда ты можешь вывести заключение о том, как именно египетская мудрость, теперь погибшая, обоготворяла крокодилов, ящериц, змей, лук и не только землю, но луну, солнце и прочие звезды неба.

Всю эту магическую и божественную обрядность (благодаря которой люди так легко приобщались божеству) оплакивал Трисмегист, когда он в беседе с Асклепием сказал:

- Видишь ли ты, о Асклепий, сии одушевленные, полные чувства и духа статуи, кои творят множество столь славных деяний? Эти статуи, говорю, предвещательницы будущего, кои низводят, смотря по заслугам, болезнь и здоровье, горе и радость на души и тела людей? Разве ты не знаешь, о Асклепий, что Египет - подобие неба или, лучше сказать, колония всех вещей, что правятся и делаются на небе? Воистину, наша земля - храм мира! Но увы! придет время, когда станут думать, будто Египет тщетно был верным поклонником божества: ибо божество, переселившись на небо, оставит Египет пустынным; и это седалище божества пребудет вдовым, без всякой религии, лишенным присутствия богов, ибо сюда придут на смену племена чуждые и варварские, без религии, без благочестия, без закона, без всякого культа. О Египет, Египет! только сказки останутся от твоей религии, сказки также невероятные для грядущих поколений, у коих не будет ничего, что поведало бы им о твоих благочестивых деяниях, кроме письмен, высеченных на камнях. И сии письмена будут рассказывать не богам и не людям; ибо люди умрут, а божество переселится на небо, но - скифам и индийцам или прочим таким же диким народам. Тьма возобладает над светом, смерть станут считать полезнее жизни, никто не поднимет очей своих к небу, на религиозного человека будут смотреть, как на безумца, неблагочестивого станут считать благоразумным, необузданного -сильным, злейшего - добрым. И - поверишь ли мне? - даже смертную казнь определят тому, кто будет исповедовать религию разума: ибо явится новая правда, новые законы, не останется ничего святого, ничего религиозного, не раздастся ни одного слова, достойного неба или небожителей. Одни только ангелы погибели пребудут и, смешавшись с людьми, толкнут несчастных на дерзость ко всякому злу, якобы к справедливости, и дадут тем самым предлог для войн, для грабительства, обмана и для всего прочего, противного душе и естественной справедливости: и то будет старость и безверие мира! Но не сомневайся, Асклепий, ибо после того как исполнится все это, Господь и Отец Бог, управитель мира, всемогущий промыслитель, водным или огненным потопом, болезнями или язвами, или прочими слугами своей милосердной справедливости, несомненно положит конец этому позору и воззовет мир к древнему виду.

Саулин. Однако, вернитесь к речи Изиды Мому.

София. Вот, по поводу клеветников на египетский культ она прочла Мому стих поэта:

Над хромым прямоногий смеется, а белый - над черным.

Бессмысленные звери и настоящие скоты смеются над нами, богами, за то, что нас боготворят во зверях, и в растениях, и в камнях, и над моими египтянами, которые нас таким образом чтили; но не размыслят над тем, что божество обнаруживается во всех предметах: для всеобщей и возвышеннейшей цели - в предметах великих и общих началах; а для целей ближайших, полезных и необходимых при различных потребностях человеческой жизни находится и проявляется в вещах, которых называют презреннейшими, хотя в силу сказанного каждая вещь таит в себе скрытое божество; ибо божество раскрывается во всем вплоть до самых малейших вещей, и без присутствия божества не было бы никакого бытия, ибо оно есть сущность бытия от первого до последнего.

К сказанному еще прибавлю и спрошу: почему египтян укоряют в том, от чего не избавились еще сами? И переходя к тем, что бежали от нас или скорее, как прокаженные, были изгнаны в пустыню, не они ли, когда пришла нужда, прибегли к египетскому культу и ради некой потребности стали поклоняться мне в идоле золотого тельца; а при другой нужде смирились, преклонили колена и воздевали руки к Тоту в образе медного змея, хотя затем, по своей врожденной благодарности, добившись милости и у того и у другого, они сломали и того и другого идола? А затем, когда им понадобилось почтить тех, что считались у них святыми, божественными и блаженными, ведь они иначе не сумели сделать, как назвать и дать им звериные прозвища, как это ясно из того, что отец двенадцати колен во свидетельство своего благоволения к детям, прославил их именами двенадцати зверей. Сколько раз называли они своего ветхого бога пробудившимся львом, летящим орлом, пламенным огнем, гремящею бурей, сильною грозой, и вновь познанного их потомками - окровавленным пеликаном, одинокой пичугой, закланным агнцем. И так называют, так рисуют, так понимают его повсюду, где бы я его ни видела в скульптуре и живописи с книгою в руке, которую никто, кроме него, не может ни открыть, ни читать. Более того, всех тех, что через веру в него обожествляются, не зовет ли он, и не называют ли они даже сами себя, величаясь этим, его стадо, его паства, его агнцы, его овцы. Не говоря о том, что, как вижу, они же символизируются ослами: ослицей матерью - иудейский народ; а прочие народы, присоединяющиеся к нему и верящие в него - ослятами. Не видите ли, стало быть, как эти божественные, это избранное племя символизирует себя в столь низких и бедных несчастных зверях, я затем над нами же издевается, кого изображали в прочих - самых сильных, достойных и могучих зверях?

Помимо того, все знаменитые и прекрасные роды всякий раз, как хотели отличить себя знаками и гербами, обозначали себя символически, как ты знаешь, орлами, соколами, коршунами, кукушками, совами, нетопырями, филинами, медведями, волками, змеями, лошадьми, быками, козлами, а иной раз, считая для себя малодостойным целого зверя, представляли кусочки его - ногу или голову, пару рогов или одну жилу, И не думай, что, если б в их власти было обернуться в этих зверей, они с охотой не сделали бы этого; иначе зачем же рисуют они, по-вашему, на своей монете зверей вместе со своим портретом и изображением? Может, думаете, просто хотят сказать этим: «Кого портрет видишь ты здесь, есть тот самый зверь, что вычеканен с ним рядом»; или же: «Если хочешь узнать, что это за зверь, знай - вот он, чей портрет ты видишь, и чье здесь имя написано». Сколько таких, которые, чтобы лучше сойти за зверя, надевают шкуры волков, лисиц, барсуков, диких козлов, после чего им не хватает только хвоста до настоящего зверя? И разве мало таких, которые, чтобы показать, сколько в них птичьего и крылатого, чтобы похвастаться, с какой легкостью могли бы они взлететь к облакам, оперяют себе шляпу и берет?

Саулин. А что скажешь ты о благородных дамах, как знатных, так и о тех, что хотят быть знатными? Не обращают ли они больше свое внимание на зверей, чем на собственных сыновей? Ведь они чуть что не говорят: «Сын мой, сотворенный по моему образу, о если бы вместо того, чтобы походить на человека, ты был бы кроликом, собачкой, куницей, кошкой, обезьянушкой; о, конечно, тогда я вместо того, чтобы сдать тебя на руки рабыни, прислужницы, какой-нибудь подлой кормилицы, мерзкой и грязной пьянчужки, которая, того и гляди, заразит тебя какой-нибудь нечистью и вгонит в могилу, ибо тебе даже приходится спать с нею; я тогда сама бы носила тебя не руках, ухаживала бы за тобой, ласкала, целовала, как я делаю это с другими благородными животными. Ведь тех я укладываю спать непременно в свою постель, не желая, чтобы они жили с кем-нибудь, кроме меня, не дозволяя дотрагиваться до них никому, кроме меня, и не отпуская никуда из своей комнаты. А если вздумается жестокой Атропо взять у меня моего любимца, не потерплю ни за что, чтобы его погребли, как тебя, но набальзамирую и надушу его кожу; а по ней, как по некой божественной реликвии, у которой не хватает ломких членов головы и ног, я сделаю позлащенное и осыпанное бриллиантами, перлами и рубинами изображение. И при пышных выходах буду являться вместе с этим изображением, то прицепляя его к шее, то приближая к лицу, ко рту, к носу, то приспособляя его к себе на руку; то, опустив вниз руку, дам ему спуститься к краям одежды, чтобы ни одна часть его не ускользнула от взглядов.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Сколь далек был сократ от
Бруно Д. Изгнание торжествующего зверя философии 11 образом
Меркурий
За нею следует благоразумие может потому провидение возможно
Справедливости исключены они уже одним тем