<<<     ΛΛΛ     >>>   

18 Здесь вспоминаются прежде всего Карл Манхейм и его усилия — впрочем, парадоксальным образом кажущиеся понятными лишь из его пренебрежения историей естествознания и математики — по обоснованию социологии науки, которая понималась как отдельная теория познания наук о духе и в свете стиля мышления наук о духе отвергала номологические объяснения как объяснения, соответствующие парадигме естественнонаучного мышления; см. его книгу: Ideologic und Utopie, 3. Auflage, Franfurt a. M., 1952, passim. (Русский пер.: Манхейм Карл. Идеология и утопия. М.: Юрист, 1994.)

117

То, что социологи науки обычно характеризуют как единство бытия и мышления, можно определить с выдержавших испытание в современном исследовании точек зрения как зависимость решения проблемы человеческого поведения от контекста. В плане мышления, восприятия и внешнего поведения эта деятельность осуществляется в высшей степени избирательно и зависит от определенного контекста, закрепленного в разного рода внешних и внутренних факторах, — например, мотивационного и социального характера, — вклад которых в функционирование этого процесса можно установить [19]. Что касается социального закрепления когнитивных образцов, важных для толкования ситуаций, то ясно, что группы отношений — социальные узловые точки этого закрепления — оказывают, сообразно имеющимся в их распоряжении формальным и неформальным санкционным возможностям и социальной значимости рассматриваемых проблем, более или менее конформистское давление на входящие в них лица, давление, направленное на соблюдение определенного стандарта при решении проблем. Из этого следует, что изменение социального уровня, а значит, и группы отношений в целом влияет на взгляды, убеждения и поведение данных индивидов. Наличие социальных механизмов, через которые осуществляется это конформистское давление, часто оценивается с самого начала как негативное, но такая оценка не учитывает того факта, что закрепляемые посредством таких механизмов нормы могут иметь совершенно различный характер. Следовательно, они могут быть также столь разнообразными, что благодаря именно им защищается поле действия свободной творческой деятельности от принятия решительных мер, которые бы ее подорвали. Кто готов отказаться от утопической идеи чистого разума в указанном выше смысле, должен смириться с существованием социальных факторов, которые хотя и могут быть обозначены, все же их существование нельзя декретировать. Разум в любой форме является продуктом социально-культурного развития, имеющим в своем основании жизненную силу [20].

19 Об этом см., например: Sherif Muzafer und Sherif Carolyn W. An Outline of Social Psychology, rev. ed., New York 1956; Sherif Muzafer und Hovland Carl I. Social Judgment, New Haven—London 1961; Sherif Carolyn W., Sherif Muzafer und Nebergall Roger E. Attitude and Attitude Change. The Judgment-lnvolvment Approach, Philadelphia/London 1965; см. также обзор современных исследований в: Me Martin. Entstehung und Anderung von sozialen Einstellungen (Attitiiden), aus dem Bericht uber den 23. KongreB der Deutschen Gesellschaft fur Psychologie, Gottingen 1967.

20 Об этой жизненной силе, как известно, сегодня у нас есть некоторая информация; см., например: Неbb D. О. The Organization of Behavior. A Neuropsychological Theory, New York/London 1949; а также: Medawar P. B. Tradition: The Evidence of Biology (1953) // Medawar P. B. The Uniqueness of the Individual, London 1957, он же: Die Zukunft des Menschen, Frankfurt 1962.

Закрепление индивидуальных границ отношений, установок и убеждений в факторах социально-культурного уровня зиждется на способе удовлетворения потребностей, а именно потребностей всякого рода, начиная с элементарных потребностей в пище и жилье и заканчивая теми, которые направлены непосредственно на социальные отношения, эмоциональную достоверность, духовную ориентацию и эстетическое удовлетворение. Способ, которым среда удовлетворяет потребности, обу-

118

словливает, видимо, в известной мере и в определенном направлении, способ решения проблемы индивидуального поведения, причем влияния, испытанные в раннем возрасте, относительно сильнее сказываются, чем поздние воздействия [21]. Между структурой потребностей, структурой системой убеждений и индивидуальным стилем решения проблемы поведения существуют, очевидно, связи, которые восходят к ранее приобретенному опыту решения проблем. Видимо, преобладание прежде всего опыта страха способствует склонности создавать закрытые системы убеждений, а значит, и догматизировать их существенные составные части [22]. Нахождение личности в течение длительного времени в состоянии подавленности, особенно если она раньше формировалась соответствующей практикой воспитания и уровнем влияния, является, очевидно, важным условием для возникновения такой системы веры. Это условие может сформироваться под воздействием опыта раннего детства или более поздних переживаний и войти в структуру личности, но оно может иметь и чисто ситуативный и тем самым временный характер.

Следовательно, сформированные таким путем личности имеют авторитарно-догматически структурированную веру, при решении проблем ведут себя в соответствии со своей системой убеждений, обладающей относительно незначительной когерентностью, то есть имеющей значительно изолированные друг от друга составные части. Они сталкиваются с вытекающей из естественного устремления к единой ориентации на мир проблемой создания системы конгруэнтной веры, которая решается таким образом, что из-за этой изоляции ими не замечается внутренняя несовместимость компонентов системы, так что нет причин для ее пересмотра. Отсюда возникает повышенный иммунитет против существенных аргументов, связанных с готовностью изменить в дальнейшем под влиянием признанных авторитетов определенные компоненты системы в том случае, если никак не улучшается когерентность системы, то есть вырабатывается определенная восприимчивость к рационально несущественным аргументам, стало быть, стиль мышления, который можно характеризовать как «пристрастное мышление» ("Parteiliniendenken") [23], хотя это название как раз подошло бы к справедливым приоритетным притязаниям теологии. Мы видим, что такие способы мышления отчасти институционально поощряются, они могут иметь определенное значение для развития наук и могут прибегать к весьма тонким аргументам, направленным все же только на сокрытие явной бессмысленности с целью избежать проблемы догматизированных компонентов систем веры.

21 Конечно, характерное для концепции Фрейда чрезмерное подчеркивание значения опыта раннего детства представляется неприемлемым; см. об этом, например: Sherif Muza/er und Sherif Carolyn W. Reference Groups. Explorations into Conformaty and Devation of Adolescents, New York/Evanston/London 1964, S. 180 ff. und passim; впрочем, там же можно найти критику фрейдовской теории совести.

22 Об этом см.: Rokeach Milton. The Open and the Closed Mind. Investigations in the Nature of Belief Systems and Personality Systems, New York 1960. Эти исследования подтверждают в своих существенных пунктах психоаналитически ориентированные воззрения Пфистера; см.: Pfister Oskar. Das Christentum und die Angst, Zurich 1944, где анализируется связь между страхом и догматизмом.

23 Об этом см.: Rokeach Milton. The Open and the Closed Mind, a. a. O., S. 225 ff. und passim.

119

Эмоциональная инвестиция в такие системы веры, осуществляемые на основе опыта страха, содействует, следовательно, выработке у них иммунитета против новых идей, опыта и всякого рода информации. Эмоционально закрепленной защитной позицией, в свете которой новое может казаться опасным, поощряется, вопреки апробированным новым идеям и методам, закрепление прежних убеждений, укоренившихся предрассудков и тем самым составные части веры закрепляются в той мере, в какой они поддерживаются социальными авторитетами, с которыми догматически связаны данные индивиды. Впрочем, насколько нам сегодня известно, в рамках устойчивого социального закрепления вполне возможно, что несоответствующие никоим образом реальности убеждения, неадекватность которых, кстати, кажется критическому исследователю очевидной, все же оказываются весьма устойчивыми. Соответствие реальности может быть заменено далеко идущим социальным закреплением. [24] Напротив, потеря устойчивых закреплений для ориентации в мире и связанного с этим состояния неуверенности, ненормированности и дезориентации, видимо, может лишь с трудом переноситься. На факт невозможности теоретического вакуума уже указывалось при анализе проблемы познания. За неимением для структурирования мотивированно значимых ситуаций альтернативных образцов толкования сохраняются догматически установленные ориентации, оберегаемые тем самым от внезапного обнаружения таких альтернатив. В этих механизмах мы, пожалуй, усматриваем условия для клеветы и преследования в социальных областях, в которых господствуют относительно закрытые идеологии религиозного или светского характера, носителя нового — что очень часто практикуется — в качестве инакомыслящего или ренегата, что вынуждает осуществить значимые для веры новшества, в лучшем случае, под видом интерпретации. И хотя заблуждения, как мы знаем, могут иметь положительное значение для прогресса познания и вообще для улучшения наших решений проблем, они, однако, расцениваются обычно в таких областях, как грех, поскольку отвергается обладание откровенной истиной, считающейся священной.

24 Об этом свидетельствует, например, изучение определенных сект, которые смогли успешно компенсировать неудачу своих пророчеств усердной миссионерской деятельностью; об этом см.; Festinger Leon. Riecken Henry und Schachter Stanley. When Prophecy Fails, Minneapolis 1956, где предпринята попытка объяснить такие явления с помощью весьма интересной с точки зрения анализа идеологии теории когнитивного диссонанса, теории, которая принимается во внимание, например, для анализа милленаристских* и мессианских движений, в частности, раннего христианства. Откладывание второго пришествия Христа, с которым все еще имеет дело теология, становится достаточно понятным в свете этой теории, равно как и аналогичные сдвиги в сроках в рамках марксистского мышления, в котором находит свое выражение та же самая стратегия.

* Милленаристское движение (милленаризм) — учение о тысячелетнем царстве Христовом. — Прим. пер.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Таким образом
Встречались уже как нуждающиеся в обосновании
Требовавшие обращаться к инстанциям несакрального характера к общественному благу
Им были ведомы альтернативы
В таком случае речь идет здесь странным образом о том