<<<     ΛΛΛ     >>>   

30 Анализ этого принципа см.: Moritz Manfred. Verpflichtung und Freiheit. Uber den Satz "sollen impliziert konnen", Theoria, Vol. XIX, 1953, S. 131 ff. Данный принцип соответствует примерно старому положению: ultra posse nemo obligator**. Его смысл становится понятнее, если его выразить в логически эквивалентной контрапозитивной форме: Не-возможность предполагает не-долженствование.

** Ultra posse nemo obligator (лат.) — по ту сторону возможности никто не обязывает. — Прим. пер.

102

Но как только возможность критического применения подобных принципов перехода получает признание, то не ясно, почему должно бы ограничиваться этим принципом и тем самым допускать лишь критику ценностных установок, проводимую, в конечном итоге, непосредственно технологическим образом. Критическая философия морали должна даже эксплицитно ставить перед собой задачу дальнейшего поиска подобных принципов перехода, позволяющих использовать познание для критики нормативных суждений. Другим таким принципом, наряду с упомянутым постулатом осуществимости (Realisierbarkeits-Postulat), был бы, например, постулат согласования (Kongruenz-Postulat), который сделал бы возможной критику нормативных утверждений, для рациональности которой следовало бы допустить существование факторов или связей, не принимаемых во внимание познанием. Таковым является предположение, что высшие божественные сущности имеют право повелевать людьми, и это право передается главе рода или государства; хотя оно и совместимо с определенными социокосмическими трактовками мира, все же с позиции нашего сегодняшнего знания может быть подвергнуто критике на основе этого постулата согласования. Следующая из этого критика может распространяться на содержание норм, которые опираются лишь на этом предположении или подобном ему. В силу этого тезис некоторых современных протестантских теологов о том, что существенные части социокосмических воззрений, в рамках которых развивается теология, можно было бы выбросить за борт, уже на данном основании становится крайне проблематичным [31]. Между космологией и этикой существует несогласованность, которая не может устоять перед критическим мышлением. В рамках такой критики проблема ошибочного натуралистического вывода вообще не может возникнуть.

31 Читатель заметит, что основание для возможности подвергнуть критике упомянутое выше предположение не заключено в его простой, грубой формулировке. В этом отношении совершенствование способов его выражения, как оно обнаруживается сегодня, решительно ничего не дает, разве только способствует выхолащиванию этих тезисов. Поскольку в таком случае выдвигаются другие критические аргументы. О данной проблематике см. главу V: Вера и знание.

Вера в то, что этику и фактическую мораль, в силу их автономии, нельзя подвергать критике на основании знаний, следует, видимо, из фикции о существовании пустоты, играющей аналогичную роль и при анализе теоретико-познавательных проблем, а именно из предположения, что в определенный момент времени мы выбрали бы нашу фундаментальную ценностную систему как целое, отвлекаясь от всякого чуждого ценности довода, а стало быть, и от всякого учета знаний. В таком случае сразу же после этого основного выбора должны были бы

103

привлечь знания для решения проблематики применения, то есть для решения так называемых технических вопросов. Однако подобная ситуация, которая бы притязала на такой выбор, фактически не принимается во внимание всерьез. Определенные ценностные убеждения всегда уже сопряжены со знаниями, они, так сказать, «сращены» с предметными убеждениями. Данная ситуация учитывается характерным для обыденного мышления платонизмом, который допускает существование природных ценностей [32]. Теперь мы постоянно применяем оба типа убеждений при решении наших жизненных проблем, при этом подвергаем их проверке, а в отдельных случаях — ревизии. Новые идеи и новые испытания могут натолкнуть нас на преобразование нашей когнитивной системы и таким путем заставить также изменить и нашу систему ценностей. Хотя, как нам известно, из предметного высказывания нельзя непосредственно вывести ценностное суждение, все же определенные ценностные суждения вполне могут оказаться в свете пересмотренного предметного убеждения несовместимыми, например, с прежними нашими определенными ценностными убеждениями. Критическое применение упомянутых принципов перехода представляет собой средство для обнаружения таких несовместимостей [33].

32 Потому Геллнер в известной степени прав, когла говорит, что хотя данный платонизм и является довольно бессмысленной философией, все же оказывается превосходной для этой цели социологией. См.: Gellner Ernest. Thought and Change, а. а. О., S. 84 ff.

33 Касательно возможности объективной критики ценностных убеждений существует, видимо, соответствие между проводимой здесь точкой зрения и концепцией, изложенной Виктором Крафтом в труде: Rationale Moralbegrundung, Wien 1963: см., например, с. 33 и далее. Разумеется, Крафт связывает определенным образом идею критики с постулатом обоснования, который, по-моему мнению, должен привести к выявленным выше трудностям. В его изложении проблемы они обнаруживаются конкретно прежде всего в предложенной им ссылке на естественные потребности как конечные данности; об этом в первую очередь см.: Acham Karl. Rationale Moralbegriindung. Einige Bemerkungen zur analytischen Moralphiloso-phie im Hinblick auf Viktor Krafts gleichnamiges Buch. // Archiv fur Rechts-und Sozialphilosophie, Vol. 1967, LIII/3, S. 387 (Г., особенно с. 402 и далее. Так как я не представляю себе, как здесь можно иначе избежать трилемму, то я бы пожертвовал постулированной Крафтом целью рационального обоснования морали, — вполне согласующимся со стоящей за этой целью рациональной установкой, — чтобы и здесь защитить последовательный критицизм. Последний, в самом деле, позволяет целиком, в духе натурализма Крафта, оперировать для критики соответствующих концепций морали и существенных с нравственной точки зрения социальных отношений аргументами, в которых определенную роль играет удовлетворение потребностей членов общества.

Другого рода критика может следовать из того, что возникают новые моральные идеи, которые кажутся сомнительными с позиций прежних решений проблем. В свете таких идей часто выявляются прежде всего новые, до сих пор незамеченные или считавшиеся самоочевидными, проблематичные черты данных решений. В результате создается новая проблемная ситуация, характерная также и для науки при появлении новых идей. Раскрываются незамеченные до сих пор возможности в решении проблем, так что необходимы новые решения. Раньше такие идеи возникали очень часто, можно даже сказать, исключительно в связи религиозным истолко-

104

ванием мира. Отнюдь неочевидно, что философия морали должна была бы проявить в этом отношении воздержанность, что отвечало бы программе аналитического мышления. Поскольку аналитическая программа со временем оказалась более чем недостаточной, то, видимо, здесь будет уместно указать на спекулятивную и конструктивную стороны критического философствования. Они, как и в области познания, связаны с другим аспектом, на который обратил внимание еще Макс Вебер: с этическим плюрализмом, учитывающим альтернативные решения проблем. Макс Вебер совершенно правильно подметил, что рациональное обсуждение проблем ценности не должно вести непременно к консенсусу. Но он не заметил, что с такими ситуациями также сталкиваются и при обсуждении проблем познания. Учет этого обстоятельства, возможно, избавил бы его от необходимости устанавливать в ходе дискуссий о ценности границу рациональности, не обнаруживаемую при обсуждении когнитивных вопросов. Итак, можно преодолеть позитивистский отказ от рассмотрения вопросов философии морали, не впадая в экзистенциалистский культ ангажемента, подменяющий рациональное обсуждение таких проблем иррациональными решениями. Предоставляющий нам эту возможность критицизм, впрочем, сам имеет моральное содержание. Кто его принимает, тем самым решается иметь дело не с абстрактным принципом, не содержащим экзистенциального смысла, а с модусом жизни. Одним из непосредственных этических следствий критицизма является то, что недоступная рациональным аргументам сакральная вера, присущая многим религиям, оказывается не добродетелью, а пороком [34].

Возникновение проблематики идеологам может быть объяснено тем, что проблема познания имеет социальный аспект, зафиксированный в различных концепциях. Это обстоятельство, запечатлевшееся ненадолго в понятии «единство бытия и мышления», послужило, прежде всего под влиянием марксистских идей, причиной такого смешения социологических и эпистемологических вопросов, что было выдвинуто с логической точки зрения возражение против невозможности достаточно четко разграничить проблемы генезиса и значимости знаний. Данное возражение было выдвинуто в первую очередь близкими к позитивистской традиции мыслителями, стало быть, близкими к мнению о необходимости защищать науку от какого бы то ни было идеологического вмешательства. В перспективе позитивизма между проблемой свободы от оценки и проблематикой идеологии существует тесная связь, поскольку в большинстве случаев для разграничения идеологии и науки, видимо, нельзя обойтись без ссылки на ценностные суждения. Берущая свое начало от этой традиции критика идеологии, которая приводит прежде всего теоретико-познавательные аргументы и расценивает идеологический характер системы высказываний как изъян познания, как правило, ставит в центре своего анализа вопрос о наличии в таких системах более или менее скрытых ценностных суждений [1].

1 Об этом в первую очередь см.: Geiger Theodor. Ideologic und Wahrheit. Eine soziologische Kritik des Denkens, Stuttgart-Wien 1953, а также применительно к экономической традиции: Myrdal Gunnar. Das politische Element in der nationalokonomischen Doktrinbildung (1932), 2 Auflage, Hannover 1963, и мою работу: Okonomische Ideologic und politische Theorie, Gottingen 1954.

На самом деле этот подход оказывается нецелесообразным, поскольку образцовые экземпляры религиозных или секуляризованных идеологий, из которых исходит большинство при исследовании этого комплекса проблем, например, католическая или коммунистическая системы мышления, характеризуются тем, что в них более или менее скрытые ценностные суждения выступают в качестве составной части науки и представляют для нее познавательную ценность. Эта практика, видимо, противоречит принципу свободы от оценки, а потому имеет большое значение для решения проблемы демаркации при условии признания важности

106

данного принципа для формулировки научных результатов. Смешение когнитивных и нормативных составных частей в системах высказываний, распространяющихся на все познание, является, видимо, очень удачным для влияния на представления и поведение и узаконения институциональных правил, а тем самым и для их закрепления. В результате чего, как представляется, открывается доступ и к вопросу об эффективности идеологий. В такой перспективе действительное значение таких систем высказываний усматривается прежде всего в том, что они производят впечатление того, что здесь имеют дело с объективными неизменными знаниями, и этим содействуют догматизации определенных ценностных суждений и норм внутри социальных групп, для которых они служат своеобразным мерилом.

Итак, понятно, что в своей попытке разграничить идеологию и науку Теодор Гейгер трактует ценностное суждение как парадигмальный случай идеологического высказывания, что объясняется тем, что он в целом рассматривает суждения такого типа как когнитивно скрытые высказывания, не имеющие когнитивного содержания [2]. Его паратеоретические высказывания, имеющие тот же самый характер, но не сводимые без необходимости к оценкам, мыслятся как выгодное для назначения критики идеологии расширение этой категории с целью характеризовать определенные не-оценочные высказывания, относящиеся к типичным для системы идеологических высказываний составным частям, так же, как идеологические; но их определение весьма неточно и уже потому вызывает сомнение решение Гейгером проблемы демаркации. Более того, можно выдвинуть принципиальные возражения против трактовки проблематики идеологии, в рамках которой проблема демаркации стоит на первом плане и к тому же еще нужно решить данную проблему преимущественно на основе логического анализа категории высказывания. Прежде всего, сама ее постановка однозначно касается проблемы незаконности, то есть ее цель состоит в разграничении незаконных познавательных высказываний и систем, в которые входят такие высказывания, от подлинных познавательных высказываний. Его понятие идеологии должно быть познавательно-критическим понятием. Предложенная им демаркация соответствует примерно позитивистскому разграничению науки и метафизики, с одним лишь отличием, что у него вместо позитивистского тезиса о бессмысленности выступает как раз тезис о теоретико-познавательной незаконности определенных высказываний, то есть таких высказываний, которые есть не что иное, как обработка наблюдений по правилам логики [3].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Проблема обоснования
Как это обычно бывает в теологии
Мышления
Предпосылкой для конструирования указанной трилеммы служит всеобщий принцип достаточного обоснования
Передаются ему через определенный тип очевидности