<<<     ΛΛΛ     >>>   

67
означающее духовную культуру, употребляет в смысле, противоречащем правильному обычному словоупотреблению.
Но если даже допустить это произвольное сужение значения слова «культура», то, во всяком случае, наименование «наука о культуре» оказывается слишком, узким, так как оно выдвигает понятие культурной ценности в таким смысле, который не соответствует ни практически, ни теоретически его действительному значению. Конечно, историческое развитие во многих случаях направляется на производство или потребление культурных ценностей; однако, не все, что производится в историческом развитии, имеет вообще культурную ценность, и еще менее одностороннее обсуждение вещей со стороны их культурной ценности может быть единственною задачей науки. Наука в гораздо большей мере стремится понимать факты, их связь, и только за таким пониманием, где уместно, может последовать их оценка. Равным образом, поэтому, нельзя определять область науки не признаками самих явлений, которые она изучает, а продуктами, которые из них происходят.
9. Указанные соображения и способствовали появлению термина «науки о духе». Им желали единственно обозначить совокупность тех отраслей научного знания, которые имеют дело с духовным развитием и продуктами человечества. Таким образом, этот термин предполагает различие духовных и естественных явлений; однако отнюдь не предполагает полного противоположения «тел» и «духов», как неправильно думают, приводя против него и тот факт, что духовные явления происходят в естественных телах. Указанное различие никоим образом не исключает, что явления обоих родов даются в одном и том же чувственном субстрате; оно допускает только, что они — как бы они ни влияли друг на друга — во всяком случае представляют достаточно различных признаков, годных для разделения друг от друга областей знания. Естественно, однако, это разделение допускает многообразные соотношения между отделенными друг от друга областями знания, так как оно в то же время требует единства природы чувственного субстрата всего нашего опыта.
10. Если отдается предпочтение другим терминам перед термином «науки о духе», то это происходит не потому, что отрицают общую связь отраслей научного знания, объединяемых под этим именем «наук о духе», а потому, что в данном термине молчаливо предполагается отно-

68

шение к психологии. Так как основанием связи наук о духе между собою служит их общая зависимость от духовных процессов и явлений, то, естественно, из этих наук не может быть исключена та отрасль знания, которая изучает свойства самих этих процессов, непосредственно данные в сознании. Эта отрасль — психология.
Психология же, утверждают, по своим методам и цели принадлежит к естественным наукам, и поэтому она до сих пор ровно ничего не сделала для так называемых «наук о культуре». Такое рассуждение, однако, в двойном отношении неправильно: во-первых, поскольку оно смешивает не установившееся состояние психологии с ее конечною задачей, и, во-вторых, поскольку оно на основании недостаточного знакомства с действительным состоянием психологии считает общезначимым то понимание этой науки, которое защищается отдельными психологами-метафизиками. Не удивительно даже, что психология в настоящее время, достигнув сравнительно недавно самостоятельного положения, занимается еще элементарными, лежащими во многих случаях на пограничной области психологического и физиологического исследования, задачами; однако, само собою понятно, что по этому настоящему положению психологии нельзя обсуждать ее окончательного назначения. Еще менее может быть дозволено понимание психологии и ее задач с точки зрения некоторых психологов и физиологов, пытавшихся решать психологические проблемы путем выведения психических процессов из физических, как более первоначальных и причинно их обусловливающих. Это понимание есть метафизическая гипотеза, подобная другим, и в философской теории познания она опровергнута с достаточным основанием еще прежде, чем она праздновала свое возрождение в этой попытке сведения психологии к физиологии. Задача психологии как эмпирической науки вообще не определяется метафизическими гипотезами об отношении души к телу, а черпается из фактов, на основании которых она возникла. Эти факты суть факты человеческого сознания или, выражаясь конкретнее, процессы нашего ощущения, чувствования, представления, наших аффектов, волевые процессы и процессы действий, возникающих из них.
Литература. Положение математики: M и л л ь. Система логики силлогистической и индуктивной: «Число среди других феноменов в строжайшем смысле одно только есть свойство всех вещей. Не все веши имеют цвет, вес и т. д., но все вещи доступны исчислению». К этому же вопросу W u n d t. Logik, II, l, 2

69

1. Вся совокупность специальных наук распадается на две отрасли: на науки формальные и реальные, соответственно общим, указанным нами при выяснении положения математики среди других наук, признакам, присущим той и другой группе. При этом формальные заключают в себе чистую математику во всех ее разветвлениях (арифметику, геометрию, теорию функции и в качестве самой общей области — учение о множествах); к реальным же принадлежит совокупность опытных наук. Этот класс реальных наук распадается на два подразделения: на естественные науки и

70
науки о духе.
2. Каждая из обеих последних областей наук, в свою очередь, может быть по общим принципам расчленена на две группы: субстрат исследования могут образовывать или известные, связанные общими признаками, процессы, или же определенные, добытые одним и тем же путем через сравнение, понятия предметов или продуктов, благодаря своему продолжительному существованию приобретших объективный характер. При этом особенности способа возникновения естественных продуктов, с одной стороны, и продуктов духа, с другой, обусловили то, что первые преимущественно подводятся под понятие предмета, вторые — под понятие продукта: в природе каждый отдельный предмет обычно выступает перед нами, как уже вполне готовый, и только исследование, углубляясь в него, учит нас понимать его также с точки зрения происхождения. Напротив того, объекты духа большей частью гораздо непосредственнее возбуждают вопрос об их происхождении. Однако, как бы тесно это различие ни связывалось с особенными свойствами природы и духовной жизни, оно всегда по своей сущности второстепенно, и, при более общем применении понятия объекта, можно поэтому произведения Гомера с таким же правом назвать духовным объектом, с каким правом горный кристалл — естественным объектом. Также для общего понятия объекта не играет существенной роли то обстоятельство, что объект истории — индивидуален, объект же природы — родовое понятие, охватывающее бесчисленное множество отдельных объектов.
3. То обстоятельство, что каждый предмет природы или духовного мира может рассматриваться, с другой точки зрения, как продукт, и каждый продукт — как предмет, обусловливает со своей стороны то, что в настоящей системе реальных наук в обоих подразделениях между отраслями наук, изучающими процессы природы и духа, и теми, которые имеют своим содержанием предметы или продукты, вдвигается третья группа наук: она составляется из тех дисциплин, которые имеют дело с возникновением и развитием продуктов природы и духа. Эти области состоят в сущности из применения учений о процессах к предметам, так как они имеют специально дело с такими естественными или духовными процессами, которые, сменяясь в определенной последовательности, произвели предметы естественного или духовного миров.
4. Поэтому в обоих подразделениях дисциплины первой группы, ис-

71
следующей процессы по их содержанию, можно назвать феноменологическими, дисциплины второй группы, исследующей предметы, — систематическими, и, наконец, дисциплины третьей группы, которая по своим отношениям должна находиться между двумя предыдущими, — генетическими. Мы получаем таким образом следующую схему:
5. Практическое деление научного труда естественно не укладывается ни в какую логическую схему, и поэтому часто в практических интересах уничтожают границы между отдельными отраслями знания. Так, обычно систематические дисциплины соединяются с соответствующими им генетическими: систематическая ботаника и зоология — с историей развития растений и животных, систематическая наука права и политическая экономия — с историей права и хозяйства и т. д.; или соединяются также, с одной стороны, феноменологические области наук, как, например, химия, с систематическими дополнительными дисциплинами (систематический обзор химических соединений). Бывают, наконец, науки смешанной природы, например, филология, которая по своему общему характеру может быть определена, как «наука о продуктах духа»: она, с одной стороны, из методологических и практических оснований сосредоточивается на изучении только известных продуктов духа, именно литературных, к которым, при более широком понимании понятия, присоединяются художественные произведения, между тем как, с другой стороны, филология захватывает в круг своего исследования и те части истории, которые стоят в более близком отношении к ее объектам. Подобные

72
возникающие из-за практических мотивов, отклонения не могут, однако, препятствовать тому, чтобы вообще содержащееся в предыдущей схеме логическое расчленение имело важное значение для действительного разделения наук.
6. При этом отношение трех основных групп наук в каждом подразделении с точки зрения их исторического возникновения повсюду таково, что систематические дисциплины прежде всего достигают известной разработки, потом к ним примыкают генетические, и, наконец, феноменологические уже после всех достигают более или менее высокого развития. Так, в естественной науке систематическая минералогия, ботаника и зоология уже достигли высокой степени развития, прежде чем возникли геология и история развития организмов, а за этими, в свою очередь, последовали физика, химия, физиология или частью еще должны следовать. В сфере наук о духе точно также систематическая наука права, народного хозяйства и т. д. предшествовали разработке проблем истории права и хозяйства; та же дисциплина, которая здесь соответствует феноменологическим наукам, психология с ее различными подразделениями (индивидуальная психология и психология народов), только что начала развиваться в качестве независимой, обособленной от философии, специальной науки.
Но это отношение, имеющее значение для исторического развития наук, в существенном превращается в обратное, когда науки вступают или вступят друг с другом в логические отношения, достигнув приблизительно одинаковых ступеней развития. Уже теперь в естественных науках систематические науки вполне опираются на генетические и феноменологические, различные же части истории развития, со своей стороны, опираются на феноменологические, так что физика, химия и физиология в настоящее время признаются уже как последние основы всей естественной науки. Точно также неоспоримо, что систематические науки о духе нуждаются в знании исторического возникновения различных продуктов духа. Только психология не может еще достигнуть положения общей феноменологической основы, причины чего лежат большею частью в недостаточности ее собственного развития.
Само собой, впрочем, понятно, что общее направление логических отношений никоим образом не исключает отношений обратного

1. История научной классификации показывает нам наглядно, как содержание общего подразделяемого понятия постепенно в ходе развития вполне изменилось, так что в конце этого развития предмет классификации стал уже не тем, каким был в начале. С разделения философии началась классификация, с расчленением специальных наук она закончилась; но сама философия, в конце концов, пропала из системы после попыток со стороны некоторых классификаторов включить ее куда-либо, большей частью, в область наук о духе, в качестве дополнения к психологии, — попыток, которые естественно должны были оказаться вполне негодными, когда обнаружилось, что психология по своей задаче и по характеру своего метода сделалась специальною наукой. Это заключительное упразднение философии из системы специальных наук явилось результатом того хода развития, в течение которого эти науки последовательно отделялись от философии, как их общей матери-науки, и в течение которого постепенно совершенно изменилась задача философии. Когда психология, как последняя из наиболее обширных областей знания, сделалась чисто эмпирической дисциплиной, заполнившей существовавший до того времени в системе специальных наук пробел, — с того самого момента в системе для философии не остается больше никакого места, так как теперь все объекты научного исследования оказались поделенными между специальными науками, преследующими каждая свою особенную ограниченную цель. Но вместе с этим изменением положения философии она получает новую задачу, которая находит свое место уже более не в системе самих специальных наук, но в примыкающей к ней особенной системе философских наук: оставшаяся на долю философии задача сама по себе лежит вне областей частных

74
наук, потому что она покоится на отношениях и связях, в которых стоят друг к другу различные части человеческого знания, как составные части одной и той же системы познания.
2. Из этой отведенной для философии задачи — быть всеобщей наукой — вместе с тем вытекают условия ее систематического разделения. Если классификация частных наук исходила из вопроса, какое логическое разделение наук является по возможности соответствующим действительно существующему разделению труда, то для разделения философии нужно исходить из другого вопроса: с каких точек зрения может быть человеческое знание подвергнуто всеохватывающему, сравнивающему и связывающему все частные знания научному исследованию.
Таких точек зрения может быть две; они с тем большею необходимостью выступили как единственно возможные, чем больше философия, отделяясь от специальных наук, сознавала свои общие задачи. Первая из этих точек зрения — точка зрения возникновения знания. Вопросы, как возникает познание, каковы его источники, признаки его достоверности, границы его царства — все эти вопросы не могут быть разрешены ни одной специальной наукой, потому что они касаются в известной степени всех специальных областей знания и предполагают комбинацию их разнообразных результатов. Таким образом эти вопросы составляют содержание первой главной области философии — учения о познании. Другая точка зрения, с которой может рассматриваться все содержание человеческого знания, есть точка зрения сложившегося знания. Так же вопрос, каким значением обладают те принципы знания, которые, будучи применяемы в различных отраслях знания, не могут вполне и по их ценности для целой системы знания быть исследованы ни одной из специальных наук, и есть вопрос философский: разрешение его предоставляется учению о принципах.
Учение о познании и учение о принципах относятся друг к другу аналогично тому, как в системе специальных наук генетические дисциплины относятся к систематическим. Напротив того, в философии нет области, соответствующей феноменологическим дисциплинам: вследствие всеобщего характера философии такая дисциплина невозможна. Однако, ее место заступает частная эмпирическая наука, доставляющая теории познания материал для ее исследований, — психология, которая, конечно, поскольку она вступает в более прямые отношения к философскому

75
учению о познании, чем каждая из других наук, постольку приобретает исключительное положение среди них. Такое положение психологии по отношению к философии имеет свою причину в том, что каждый акт познания есть прежде всего эмпирически данный духовный процесс, который поэтому по своему фактическому характеру является перед судилищем психологии раньше, нежели он будет исследован самою теорией познания со стороны его значения для всеобщего процесса развития знания. Здесь поэтому мнение, рассматривающее психологию вообще, как основу философии, находит свое, конечно, очень ограниченное, оправдание (стр. 18).
3. Особенное положение между обеими основными областями философии, с одной стороны, и между философией и специальными науками, с другой, занимает история философии. По своему содержанию она ближе всего соприкасается с учением о принципах: она преимущественно имеет задачу проследить развитие общих миросозерцании и определяющих их основных понятий частных наук. По поставленной цели она, напротив того, родственна с теорией познания: ее основная задача, в конце концов, состоит в том, чтобы начертать полный образ развития человеческого познания, как оно исторически происходило. Наконец, по материалу, который она обрабатывает, а также по влиянию, оказываемому ею, она стоит посредине между философией и частными науками: ведь она стремится описывать в их историческом возникновении не просто философские идеи, но также и идеи, господствующие в частных науках, и через это занять положение всеобщей истории наук.
4. Из обеих главных отраслей философии генетическую, учение о познании, можно опять-таки подразделить на формальную дисциплину, изучающую формы и нормы познающего мышления, логику, и на реальную дисциплину, теорию познания. Из них первая образует общую философскую область частных формальных наук, чистой математики, между тем как теория познания соответствует совокупности частных реальных наук. На соединении формальной логики и теории познания покоится третья, уже преимущественно относящаяся к специальным наукам, часть учения о познании: методология. Она стремится, с одной стороны, вывести методы, которыми пользуются различные науки, из их применений; с другой стороны, она пытается свести их к логическим нормам и принципам познания.

76
5. Вторая систематическая основная часть философии, учение о принципах, может, сообразно принципу разделения труда, уже господствующему в специальных науках, основу для своего расчленения заимствовать только из главных областей систематического исследования. Поэтому она может быть разложена прежде всего на общее учение о принципах, обычно называемое метафизикой, и на множество специальных наук о принципах. Из них прежде всего противостоят друг другу философия природы и философия духа. Первая, со своей стороны, распадается на космологию, биологию и антропологию, которые уже более приближаются к специальным наукам, но все еще обладают достаточно общим характером, чтобы претендовать на названия философских. Это относится также и к антропологии, взятой здесь не в смысле физической антропологии, как ее обычно понимают, а в смысле учения о психофизической природе человека, в каковом случае она предполагает физиологию и психологию и через это, вместе с тем, образует переходный член к философии духа. Так называемая «физическая антропология» есть специальная естественная наука и притом несамостоятельная, так как она по своему характеру вполне принадлежит к зоологии.
Философия духа уже давно распалась сообразно различию главнейших продуктов человеческого духа на ряд особенных областей, которые, со своей стороны, образуют промежуточные звенья между общим учением о принципах и специальными науками о духе: таковы этика и философия права, эстетика и философия религии. Наконец, особенное, опять-таки в известном смысле посредствующее, положение занимает философия истории. Прежде всего она есть специальная область философии духа, подчиненная истории в том же смысле, как этика и философия права, связанные друг с другом по своим задачам, подчинены науке права и истории нравов. Однако, сверх того, последние проблемы истории так тесно связаны с антропологическими, а через это опять-таки с биологическими и космологическими вопросами, что в философском исследовании истории человечества еще раз совокупность систематических областей философии связывается в единстве генетического исследования. Вследствие этого философия истории в конце концов выступает в качестве третьей генетической области наряду с учением о познании и историей философии.
6. Таким образом, систематическое подразделение философии может быть выражено в следующей схеме:

1. Размышление о мире и его развитии, об источнике и конечной цели нашего собственного существования так же старо, как само человеческое мышление, и встречается везде, где выступает это последнее. Такое размышление проявляется уже и у первобытного человека в форме тех разнообразных воззрений, которые, первоначально касаясь только ближайших житейских интересов человека, с ростом культуры и расширением сношений между людьми захватывают все большие и большие круги и, наконец, во время, еще предшествовавшее возникновению науки, возвышаются до идеи общей связи вещей и единства управления внешним миром и человеческой судьбой. Пробуждению таких воззрений способствовали, действуя сообща, в нераздельном единстве, интеллектуальные и этические потребности, любознательность и стремление к более счастливой жизни, рассудок и фантазия. Результатом всех этих духовных стремлений и сил явился миф. Фантастически, в чувственной и созерцательной форме он отражает житейский опыт человека, его аффекты и стремления, а также его размышление о связи вещей. Из первоначальных образов, созданных под влиянием мгновенных страхов, желаний и внешних событий, мифологические боги постепенно превращаются в антропоморфические прототипы наших собственных как добрых, так и злых действий. С ростом нравственного сознания они становятся мстителями за провинности, позднее также воздаятелями за добро, и одновременно с этим движущими силами природы, охранителями естественного мирового порядка. Наука же вступает в историю с того мгновения, когда вместо этой фантастической формы мифологического миросозерцания делается попытка понимания мирового порядка в понятиях и объяснения его. Этот переход к науке в различных культурных центрах

79

мира происходит весьма различным способом; и способ этого перехода имеет решающее значение для будущего духовной культуры. Так, например, индийская философия, которая во многих отношениях может считаться по происхождению подобной европейской, своим специфическим характером обязана тому, что в Индии процесс разграничения мифологии, религии и науки остался внутренним. Так как забота о науке здесь прежде всего лежала на жрецах, то и дальнейшее образование религиозных и научных воззрений постоянно сообразовывалось с древними традициями, благодаря чему даже в позднейшее время первоначальные мифы здесь сохраняли значение символических выражений чисто религиозных и научных убеждений, уже свободных от мифического элемента.
2. Независимо от индийской философии так же, как и от духовного развития всех других восточных народов развивается западная философия. Если даже некоторые из позднейших греков и усматривали отчасти начало своей философии в египетской жреческой мудрости, то, однако, эти позднейшие, частью даже основывающиеся на мифах, показания имеют мало достоверности. Конечно, в частных областях знания, как-то в математике, астрономии и медицине, греки могли получить первые побуждения к их разработке от восточных народов, именно из сношений с египтянами, но возникновение западной философии, во всяком случае, является вполне продуктом греческого духа, отпечаток которого оно и имеет во всех отношениях. Уже в начале греческой духовной жизни указанный нами процесс отделения философии от мифов совершился совершенно иначе, чем у родственных индийских народностей. Освобождение религиозного и научного мышления одновременно и в непосредственной связи совершается здесь не путем мирного внутреннего развития, но в форме борьбы, которую зарождающаяся наука начинает вести против религиозных представлений, вращающихся еще в сфере мифов. Поэтому стремление греческой философии с самых ранних времен направляется не просто на удовлетворение познавательной потребности, но также на замену религиозных, в этическом отношении частью стоящих на низкой ступени, представлений народной веры более чистыми, научно обоснованными представлениями. Люди, предпринявшие эту борьбу, не принадлежали к жреческому сословию, они — частные лица, располагающие широким кругом опыта и свободные от предрассудков

1. Космологическое умозрение VII и VI столетий поднимает вопрос о последнем основании вещей. Для него было само собой понятно, что это основание или начало (????) всякого бытия должно быть единым. Таким образом появляется понятие мирового единства, которое противостоит мно-

81

жеству явлений и через которое пытаются объяснить связь этого множества и многообразия, а также закономерность, проявляющуюся прежде всего в самых общих космических процессах, в смене дня и ночи, в движении звезд. Простейшая форма, в которой это понятие является уже у ионийских мыслителей VII столетия, есть понятие единого мирового вещества, из которого в вечном движении происходят вещи и в которое они опять превращаются. Это единое мировое вещество в его первоначальнейшей полумифической форме есть вещество, чувственно созерцаемое, наиболее распространенное и, вместе с тем, такое, которое по своим свойствам занимает положение середины, — вода. Эта вода у Фалеса Милетского не есть неизменное вещество в смысле более позднего философского понятия субстанции; напротив, она есть самое изменчивое из всего существующего, и только поэтому она и есть субстрат всех изменений.
2. От этой идеи — идеи происхождения всех воспринимаемых различий вещей благодаря изменению форм, принимаемых единым мировым веществом, — конечно, недалеко уже до мысли, что этим единым субстратом изменений не может быть никакое определенное, отдельное из воспринимаемых веществ, но им может служить лишь неопределенное, безграничное вещество, из которого беспрерывно возникают предметы и в котором они опять исчезают. И действительно, уже у второго из ионийцев, у Анаксимандра, возникает представление о неопределенном веществе, &??????, как принципе вещей, причем это вещество, во всяком случае, надо мыслить качественно безграничным, таким, из которого в беспредельном разнообразии проистекают свойства предметов. Затем, может быть, нужно считать за попытку примирения указанных взглядов двух ионийцев учение третьего из милетских мыслителей, Анаксимена, который сделал принципом вещей опять-таки действительное вещество, но невидимое, и, вместе с тем, самое подвижное, которое вследствие этого могло казаться самым изменчивым, — воздух.
3. По всей вероятности, независимо от этих древних малоазиатских ионийцев в нижне-италийских колониях греков выступают мыслители, проникнутые той же идеей мирового единства. Однако, не столько представление единого мирового вещества, общего субстрата, сколько требование единого правящего миром принципа, единой закономерности, господствующей в вещах, проявляющейся в правильности их распреде-

82
ления в пространстве и в правильности их движений, руководило Пифагором и его учениками при исследовании мирового целого. Они замечали прежде всего правильность в движениях небесных тел и от них пытались перенести эту правильность на земные явления, явления физического и морального миров. Так как они признавали, что закономерность вообще выражается в постоянном числовом отношении, то им мировой порядок представлялся в виде господства чисел; и в этом смысле они переносят на мир, как целое, понятие космос, первоначально обозначавшее «порядок, украшение». В пространственных отношениях звездных сфер большею частью господствуют те же самые числовые отношения, которые имеют место и в отношениях длины струн гармонических тонов, и поэтому пифагорейцы предполагают их также и в отдельных вещах, приписывая последним числовые свойства. Если, однако, Аристотель говорит о пифагорейцах, что они считали предметы числами, то мы не должны забывать, что им абстрактное число было настолько же чуждо, как ионийцам — абстрактная субстанция. Подобно тому как вообще греки в древний период разрабатывали математику преимущественно в форме геометрии и поэтому стремились арифметические законы представлять в геометрической форме, так и пифагорейцы считали числа чувственно созерцаемыми пространственными фигурами. Это подтверждается теми сведениями, какие мы имеем о пифагорейцах, например, тем, что для них точка означала единицу, прямая линия — два, треугольник — три. Данные выражения едва ли имели символическое значение, скорее математика в свой древнейший период вообще могла мыслить понятие числа только в чувственно созерцаемой форме, и чисто пространственная форма, одновременно арифметическая и геометрическая закономерность, была для нее самой простой и относительно самой абстрактной. Поэтому миросозерцание пифагорейцев, в конце концов, может быть выражено в следующей форме: для них мировое пространство имело значение общего субстрата вещей; отдельные вещи мыслились состоящими из правильных пространственных форм, геометрических фигур, на которые разделялось это пространство; всем же движениям в мировом пространстве ими, сверх того, приписывалась постоянная, выражающаяся в простых числах и правильных геометрических отношениях закономерность. При этом, так как пифагорейцы сводят к числовым отношениям не только телесный мир и его законы, например, физичес-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Четвертый период период критической философии познания развития
Общими понятиями
Сократ
Вундт В. Введение в философию 5 познания
Вундт В. Введение в философию 8 идеализма