<<<     ΛΛΛ     >>>   

310

целом вырос из идей англо-французского Просвещения, он продолжал также и его идею человечества и прогресса, и его склонность к концепциям всемирной истории. Ею занимались, конечно, Гердер и диалектика, ею занимался также и Шеллинг. Но позитивизм развивает эту идею, следуя нравственным и духовным естественным законам стоического и христианского естественного права, которые еще и до наших дней господствуют над западноевропейским мышлением, там, где дарвинизм не положил им конца; конечно, при условии полного изгнания пантеистического основания из первого (стоики) и теистического - из второго. Диалектика и родственные ей направления следовали романтическому качественному понятию индивидуальности и не включали в себя каких-либо всеобщих законов природы, но признавали ступенеобразное движение народов как всякий раз индивидуальных конкретизаций разума. Наоборот, позитивизм исходит из однородности элементов и всеобщности связывающих и смешивающих их естественных законов и знает организм лишь как продукт усложнения или как рационально-техническую проблему сознательной организационной работы. С такими идеями, а не с метафизической и философской идеей организма как индивидуальности это направление в свою очередь энергично выступает против анархии и атомизма XVIII столетия, но при этом и оно рассматривает понятие индивидуальности только как количественное, атомистическое, стремящееся к выравниванию, понятие. С его помощью оно борется против метафизики XVIII столетия как временного нарушения поступательного движения к рациональной самоорганизации человечества, которая сама создается в силу естественных законов развития. Так понимаемый прогресс организующего интеллекта означает для позитивизма идею человечества и гуманности. Эта гуманность для него не является, как для немцев, гармонией развивающейся индивидуальной личности и ее вдвиганием в ее индивидуальную исторически жизненную связь, но обозначает единство, однородность и организованность человечества. Таким образом повсюду создается решительное противопоставление немецкой исторической мысли даже там, где в последней сохранилось тяготение к универсальной истории, как у Гегеля и Шеллинга; полностью эта противоположность проявляется в тех случаях, когда немецкая историческая наука мыслит партикуляристски, как у органологов и их последователей, т. е. в историческом реализме. Частное и индивидуальное, национальное и традиционное у позитивистов и их учеников скрывается при таких обстоятельствах, как было замечено выше, в непроизвольном отождествлении прогресса человечества с собственными
национальными ценностями и организационными обычаями, подобно тому, как некогда у евреев монотеизм сочетался с

311

иудейской исключительностью в учении об избранном народе или как в панславизме христианская соборность соединяется с исключительными притязаниями славянства в учении об освободительной миссии славянства по отношению к загнивающему Западу. Таким образом, то американская демократия, то английский парламентаризм, то слава Французской революции превозносятся как сущность человечества и закономерного прогресса. При этом прогресс всегда мыслится как универсальная идея, тогда как немецкая теория о полноте выражения индивидуальностей народов и сравнительном
своеобразии каждой единичности внутри этих индивидуальностей часто рассматривается как проявление негуманной аристократии духа, как анархизм или, в случае надобности, даже прямо как варварство, отрицающее единство человечества и коснеющее на примитивной клановой точке зрения. Мы были
свидетелями подобных вещей в военной пропаганде во время мировой войны - еще один пример того, какое огромное практическое значение имеют философско-исторические и теоретико-исторические принципы 102
Таковы общие основные черты исторической науки, построенной на естественнонаучном понятии причинности При всем том, однако, позитивистская история может иметь самые разнообразные формы концепций, к которым и следует обратиться для того, чтобы понять ее специфические проблемы и степень ее плодотворности. В действительности, теория здесь
становится все более сложной, и чем больше она старается быть на уровне реальных исторических проблем, тем больше вносит она в себя тонких, подсказанных историей поправок,
Начало возведения истории в ранг естественной науки связано с концепцией Сен-Симона. Его система так же сумбурна, как и его жизнь. Ясно только одно, что он ведет свое происхождение от исторических работ Вольтера и его школы, прежде всего от Юма, которого он считал величайшим из всех предшествующих историков. Бэкон, программу которого думал осуществить еще Вольтер, для него тоже большой авторитет. Он вообще считает естественнонаучно ориентированную <англо-французскую> науку единственно возможной; и историю, и этику он стремится поднять на высоту этой <позитивной> науки. Как было уже не раз замечено раньше, Вольтер определял предмет истории как общество. Конечно, у него оно одушевлено и объединено <духом> культуры, нации, расы. Кроче не без злорадства отмечает эти родственные немецкому идеализму взгляды великого насмешника и противника Боссюэ, с которым он в действительности соперничал и которому он поэтому нередко следовал, и сводит их на секуляризирующее воздействие христианской идеи духа и внутренней глубины. Но, конечно, сам Вольтер, уже в то время выученик

312

английского психологизма, снова разрешал этот <дух> в различного рода психологически-прагматические ряды причинностей, резко подчеркивая при этом материальные интересы, а его просвещенная вера в разум полностью отказывалась исследовать действительное развитие этих формирований духа. Он отмечал лишь приближение или отпадение от разумного идеала, первым действительным осуществлением которого было для него его время, враждебное церкви, поднимающее .буржуазию, богатеющее и цветущее искусствами 103 У представителей его школы, особенно у Юма, все сильнее подчеркивались психологизирующий прагматизм и объяснение, исходящее из материальных интересов. К идее развития - конечно, в ее историческом смысле - приближались при этом лишь отдельные писатели, как Тюрго, из беглых замечаний которого ведет свое происхождение знаменитый закон трех стадий, или как родственный ему Кондорсе, который видел в росте интеллекта от суеверия к положительной науке психологический закон прогресса. В конце концов Монтескье попытался произвести сравнительное и соотносительное рассмотрение народов как целостностей и поставил их в очень тесную связь с их антропогеографическими условиями, к чему может быть присоединено во всяком случае учение о причинном развитии. Именно из этого пункта, присоединяясь главным образом к высоко ценимому им Кондорсе, начинает свою работу, остроумный Сен-Симон, граф и бывший феодальный сеньор, принявший филантропическую проблему революции и попытавшийся разрешить ее с дилетантизмом энциклопедиста,. воспитанного на англо-французском эмпиризме и современном ему естествознании. Образование эволюционных рядов, упорядочивающих факты и наблюдения по степени их близости друг к другу и по ступеням нарастания развития, т. е. по степени приближения их к позитивной науке и по их результату для научно обоснованной утилитарной социальной этики - таков его научный пафос. Причинные и телеологические элементы в этом построении духовного развития еще тесно связаны друг с другом. Универсальная история еще господствует. Однако по Сен- Симону рядообразование должно покоиться просто на точном наблюдении причинности, и цель должна выводиться только из знания или обзора причинного ряда как приспособление человека к заложенным в окружающей его обстановке целевым возможностям - иллюзия, которая крепко держалась в этом умственном течении. С гордым сознанием истинного аристократа Сен-Симон указывал, что в этом образовании рядов или генерализации в рамках англо- французского научного мировоззрения он восстанавливал честь старого, ведущего себя от Декарта логизирующего духа французов. Он убежден, конечно, что этот всеобщий закон рядов есть

313

подлинный закон природы. Но в действительности тут снова выступает на сцену телеологический характер рядообразования, так как Сен-Симон постоянно говорит об основном результате и цели, о новом обществе, которое для него представляет собой <социальную систему> в духе Вольтера как единое совокупное действие хозяйства, техники, позитивной науки, искусства, политики, военных и просветительных учреждений, причем материальное производство и институт права собственности оказываются для него основным ядром целого, ядром, значение которого растет по мере прогресса позитивной науки. Такова важнейшая идея Сен-Симона, получившая огромное значение для французской исторической науки. Из опыта Французской революции, когда, несмотря на быструю смену политических учреждений, продолжала сохраняться экономически- правовая структура буржуазного порядка, он вынес убеждение, что основу всякого общества следует видеть не в государственных учреждениях, а- именно в элементах экономически- правовой структуры. Если современное и будущее общество доказывали, как ему казалось, значение этой структуры, он считал возможным распространить подобную же <социальную систему> на все общественные формы прошлого; он полагал, что нашел центральный предмет истории в обществе и законе его структуры. Он не замечал более глубоких проблем в этом <законе структуры>; для него он покоится на вечно повторяющейся и точно наблюдаемой <координации фактов> (coordination des faits), а для естественного закона этого достаточно; аналогии с законом тяготения или с биологией просто излюбленная забава. С тем большим усердием он работает над конструированием ряда этого предмета истории в ряд развития от мертвой природы к органической и от этой последней к человеку и его социальной истории, в особенности же он делает все новые и новые наброски рядов исторических форм общества вплоть до идеального общества будущего. Он надеется показать, что перевес экономических элементов и элементов права частной собственности вытекает из изначальной психофизической организации, из связи интеллекта с реальными потребностями жизни, и что определенные духовные особенности подчинены тем или другим социально-экономическим условиям. Применяя взгляды Тюрго, он соподчиняет богословское суеверие и феодализм, критически-спекулятивную философию и революцию, позитивно-эмпирическую науку и индустриальное общество, причем те или иные дальнейшие особенности общего жизнеустройства, военные и мирные, революционные и демократические тенденции, основные линии воспитательной и образовательной деятельности общества также оказываются соподчиненными.

314
Всеобщее развитие течет сквозь все эти формы вперед к современному позитивно-индустриальному общечеловеческому обществу - такова его идея, которая оказывается возможной лишь потому, что в основе целого в качестве его движущей силы лежит интеллект и его стремление к удовлетворению потребностей. В сущности это приближение не только к телеологическому, но даже и к идеологическому, обоснованному в духе, характеру диалектики. Он предпочитает также выводить те или иные новые ступени из противоположностей, которые были имманентны предшествующим ступеням, но не осознаны в них, причем расхождение этих противоположностей обусловливает прогресс. И здесь, таким образом, стихийное приближение к диалектике! Но во всяком случае не больше, чем приближение. Ибо все это должно быть доказано как некий фактический закон, основанный на строгой координации и последовательности наблюдений и обобщений. Немецкая философия кажется ему мистической и априорной захолустной философией, в стороне от главного потока культуры. В ней он готов признавать только ее энергичное устремление к социальной и культурной реформе, которую следовало бы, по его мнению, обосновать не на мистических идеях, но на ясном естественнонаучно понимаемом ходе вещей . И только в этом пункте он готов с нею солидаризироваться. В действительности он со свойственным ему энтузиазмом строит на своем мнимо полностью обоснованном бытийно- научно и натуралистически законе рядов, к выводам из которого относится, конечно, и детерминизм, еще и программу использующего это познание преобразования будущего, и при этом, как часто бывает, бытийно-научное познание законов внезапно превращается в ценностно-научное формирование будущего. Познание почерпнутых из бесконечного сравнения законов природы служит, как уже и у Юма, только с гораздо большей силой и с большим энтузиазмом, преобразованию и переработке природы, делает возможным предвидение и исчисление, а вместе с этим овладение природой и ее преобразование. Его очень мало заботит обоснование употребляемых в данном случае оценок. Это обоснование тоже должно служить позитивной науке, т. е. должно быть взято из основанной на сравнении фактов эмпирической и поэтому утилитарной этики, которая должна служить физическому и нравственному благу самого многочисленного и до сих пор самого бедного класса. И, в заключение, эта этика совладает у него с освобожденным от культа и догмы экономизированным и научно преобразованным христианством, духовная организующая сила которого, обнаруженная им в средние века, должна быть использована в нашу новую позитивную эпоху. И в этом Сен-Симон видит свое отличие от Вольтера и
XVIII столетия. Это и есть новое христианство, Nouveau

315
christianisme, привитое к натуралистическому детерминизму; не организаванный католицизм, как у Конта, но восторженное первохристианство. Загруженный до бортов естественной наукой корабль идет затем на всех парусах к утопии, о которой, собственно, и идет речь, когда упоминается имя Сен-Симона.
Во всем этом мы замечаем своеобразное сходство и одновременно противоположность по сравнению с немецкими романтиками и органологами. Вместе с ними сенсимонизм осуждает эпоху индивидуализма и социального атомизма, равно как и крайний государственный централизм, вместе с ними он превозносит христианство и средние века; и в нем живет стремление к возобновлению органического понимания общества. Но в отличие от романтики и органологии сенсимонизм утверждает новейшее естествознание, математически- рациональную и эмпирически-индуктивную науку и соответствующую ей технику и экономику как великий мировой прогресс. Не в механицизме и атомизме XVIII в. крылась ошибка, но в построенной на них метафизике и в соответствующем ей ошибочном эгоистическом духе. Француз хочет создать чистый мир нового синтеза, отнюдь не возрождать старый мир или хотя бы возводить его в идеал. Такова разница исторического мышления и универсально-исторической концепции этих двух направлений, немецкого и французского, - разница, имеющая громаднейшее значение. В данном случае англо-французская мысль продолжает XVIII столетие и хочет лишь исправить его второстепенные недостатки, проистекающие из ложной метафизики. И именно трезвое исследование фактов в области социальных отношений и естествознания приносит ей желанный культурный синтез.
Крупные французские историки 30-х и 40-х годов находятся уже под сильным влиянием этих социологических идей. Огюстен Тьерри, которого часто считают романтиком за его любовь к местному колориту и его склонность к Вальтеру Скотту, был в течение некоторого времени приемным сыном Сен-Симона и видел рычаг истории по преимуществу в классовой и расовой борьбе. Мишле был учеником Тьерри и не ушел от влияния этих идей; но с другой стороны, через Кузена он весьма близко подошел к немецкой исторической науке и перевел Вико. Его <Введение во всемирную историю> (1831) - в первую очередь, понятно, гимн Франции как носительнице
Евангелия свободы. Но и Гизо стоит на чисто социологической точке зрения. Его <Размышления о всеобщей истории культуры> (1828) - мастерский социологической анализ. Однако ни один из этих историков не имеет никакого отношения к реформаторской программе Сен-Симона. Она стала предметом
восторженного культа в его много раз распадавшейся на различные течения секте 105

316

Устойчивое влияние оказала поэтому не столько утопия Сен-Симона, сколько его историческая теория, которая, несмотря на все ее претензии на новаторство, была лишь последовательным применением западноевропейского мышления, выступившего на передний план со времени революции, к истории. Это мышление получило мировое значение в философии ученика Сен-Симона Огюста Конта - великого французского мыслителя, который является заключительным звеном умственного течения, начатого Локком и Юмом. Он в гораздо большей последовательностью, чем Сен-Симон, пропитал свое мировоззрение духом французской генерализации и логики, и в силу этого он противостоит немецкой мысли от Лейбница до Гегеля, как подлинный партнер в игре. В силу этого положение дел приходит к полной ясности. Говоря об общих философских принципах, следует помнить, что Конт принимает в качестве предпосылки своей теории, как и его учитель, англо-французский эмпиризм с его полным отказом от всякой метафизики, всяких вопросов о внутренней природе и внутренней связи процессов. Если он считает общезначимым для всей действительности математику, числовое определение отношений, статическую измеряемость и анализ тел, равно как и динамическую или механическую исчисляемость их движений и полагает, что эти методы неосуществимы до конца при рассмотрении сложных органических и социальных явлений только в силу особого многообразия и подвижности их элементов, - то этот последовательно математический дух его учения является лишь формой связи наблюдаемых фактов, предпосылкой, утверждающей принцип измеряемости, но предпосылкой, которая абсолютно лишена метафизического понимания внутренней связи и внутренней разумности действительного. Здесь резко выступает всемогущество разлагающего и классифицирующего или, выражаясь терминами гегелевской философии, абстрактного и рефлектирующего смысла всего его мышления. Поэтому центр тяжести последнего лежит в отдельных научных дисциплинах и в возможности возведения их в ранг <позитивной> науки, обоснованной на наблюдении и опыте и упорядочивающей весь материал на основании твердо установленных правил. Но этот позитивизм, признающий только отдельные науки, должен быть в то же время и философией, должен отвечать требованиям картезианского логицизма. Это требование удовлетворяется тем, что отдельные науки сводятся на лежащие в их основе методы. Философия становится логикой отдельных наук, и, так как эта логика является в основе своей логикой естествознания, философия становится учением о различных особенностях одного и того же естественнонаучного метода в пределах различных научных областей, причем принимается во внимание не

317

только взаимное обособление, но и взаимное отношение, и взаимная связь этих частных применений метода, восхождение их от наиболее общего к наиболее сложному знанию. Так логика превращается в знаменитую иерархию позитивных наук, которая в математике, астрономии, физике, химии и
биологии уже освободилась от путаницы теологической и метафизической эпох, в истории же продолжает вести тяжелую борьбу с затемняющими ее остатками обоих прошлых периодов. Поэтому ближайшей задачей является освобождение истории от этих остатков, ибо ее нынешнее состояние - главное препятствие для последовательно позитивной и естественнонаучной философии. История осталась раем и убежищем для всех романтиков, теологов, фантастов, любителей философских конструкций, остроумцев и энтузиастов; завоевать ее для науки - такова задача философии, стремящейся к
полноте своего завершения. Это тем более необходимо, что история одновременно как логически, так и телеологически образует собою высшую и объединяющую точку: логически - потому что она является предпосылкой всех прочих наук и представляет собою самый сложный и объединяющий все
методы завершающий пункт иерархии наук; телеологически - потому что всякое знание, несмотря на свои постоянные, в первую очередь теоретические задачи, находит свое оправдание в том, что оно дает для жизни, и именно поэтому является предпосылкой идеального общественного строя, объединенного в конечном счете в единое общество человечества. Конт приходит, вместе с этим, к идее синтетической или универсальной истории; она одна в сущности его и интересует. Здесь, следовательно, мы также наблюдаем прыжок от чисто интеллектуалистически- рассудочной теории к энтузиазму практики. Конт старается смягчить этот прыжок тем, что он вдвигает между теорией и практикой инженеров, техников и организаторов как носителей особой соединяющей науки, но он не пытается осветить внутреннюю связь между бытием и ценностью. Именно поэтому он вынужден также создавать масштаб практического переустройства общества на основании этической концепции полезности для общего блага, которая абсолютно лишена внутренней космически разумной необходимости, ибо это было бы для него возвратом к метафизике, мистике и априоризму. Так намечается союз с Бентамом, с чисто субъективно воспринимаемой полезностью, сводимою
у него по премуществу к аффекту духа и выдвигаемой им с течением времени все более и более на передний план по сравнению с чисто интеллектуальной стороной. Общефилософское мировоззрение Конта является, таким образом, чисто позитивно-эмпирической логикой упорядочения установленных фактов без всякого внимания к гносеологии и ее пробле-

318

ме отношения мышления к бытию, а вместе с тем, следовательно, и к метафизическим вопросам. Для Конта гносеологии не существует вовсе, поскольку в той части, что поддается пониманию, она совпадает с физиологией, в том же, что не может быть уяснено последней, она отодвигается в область непознаваемого. Но и психология у него не играет никакой роли и не дает никакого истолкования исторических фактов из
более глубоких и более общих связей психической структуры 106. Поэтому для Конта не существует также и особой духовной динамики, наоборот, динамика у него тождественна механике. да и вообще его основные понятия статики и динамики получают свое полное объяснение уже в математике. Он целиком доверяется чисто опытному естественно-необходимому ходу вещей. Все же потрясающие события 1848 года. поколебавшие его веру в человеческий прогресс, и зовы его старости ко всеобъемлющей евангельской любви привели его к восторженной мистике, к обоснованию общественной организации в обожествленном человеческом разуме, который в мертвом мире существует как единственное божество, как мистическая сила сознания рода человеческого и его самоорганизации, требуя для себя веры и почитания в культе преклонения человечества перед самим собою, внешне близком к католической церковности. Но как ни велико значение этой поправки, вызванной ощущением ущербности, присущей всей системе в целом и свидетельствующей об этических и даже религиозных потребностях этого чистого эмпирика и интеллектуалиста, она все же не имеет никакого значения для самого главного: для концепции и понимания истории, вытекающих из этой системы.
Новая историческая теория, на долю которой выпал такой триумф, строго определяется из этих предпосылок философской системы Конта. Она по природе своей - <социология> 107, т. е. теория сущности общества, которое берет свое начало в семье и ее физиологически обусловлелной форме общности, через состояние орды приходит к военно-правовому государству, затем к национально-культурному обществу и, наконец, возвышается к вырастающему из предыдущего окончательно сложившемуся всечеловечеству. Общность и ее развитие все время стоят а центре. Таким образом, эта концепция истории не лишена ни величия, ни размаха, и вполне сознает своеобразие этой области знания. Поэтому она и не может быть выводима прямо из физиологии, которая у Конта тождественна с биологией и психологией, но имеет свой собственный предмет и метод, свои поддающиеся эмпирическому установлению социологически- исторические факты и законы, которые являются царством совершенно новых фактов подобно тому, как биология стоит обособленно от химии. Но при всех этих конкретных

319

особенностях она все же остается существенно научной теорией, для которой обычно так называемая история, т. е. установление фактов и рассказ о них, служит лишь материалом и, с другой стороны, примером. В сравнении с этой абстрагированной от фактов теорией сама описательная история является лишь прикладным знанием, и поэтому она имеет сравнительно небольшое значение. Наоборот, историческая теория, знаменитая <histoire sans noms> (история без имен) есть учение о законах исторических образований и исторического движения и вместе с тем общий обзор развития от теологически-мистической стадии к стадии современной, позитивно-рационалистической. Индивидуальное и эмпирическое рассматриваются, правда, очень точно, только как материал для конструкции, т. е. не имеют самостоятельного значения. Пусть блестящие писатели вроде Тэна применяют теорию к отдельным изображениям и обнаруживают блеск литературного и индивидуализирующего искусства; для основной задачи все это имеет второстепенное значение, так как сущность истории не в индивидуальном, но в прогрессе человечества в направлении к позитивному периоду, который познается из закономерных рядов и благодаря этому познанию осуществляется как результат сознательной деятельности. Таким образом, описательная история опять-таки трактуется как собрание примеров и как предмет литературного искусства, в то время как настоящая научная история сводится к отцеживаемой из фактов теории истории, - буквально то же отношение, что и между теоретической и прикладной физикой. Таково принципиальное равнодушие этой естественнонаучной конструкции из всеобщих законов по отношению к индивидуальному, в то время как у Гегеля в аналогичном случае, т. е. При установлении различия между философией истории и описательной историей дело идет о гораздо более тесной, даже существенной связи между всеобщим и индивидуальным, благодаря которой первое становится созерцаемым только во втором, и это созерцание образует сущность исторической науки. У Конта, наоборот, конкретное созерцание относится
только к порядку будущего, познаваемому из законов. Созерцание общего в индивидуальном вообще не имеет смысла в этой системе.
Теперь необходимо поставить вопрос об основных понятиях и выводах этой точно и эмпирически, а не метафизически и интуитивно обоснованной теории истории. Центральным понятием и здесь является, само собою разумеется, понятие культурного общества, которое рассматривается как всегда принципиально одинаковое единое тело исторической жизни. Дело
идет, следовательно, о сущности этих тел общности и обусловливающего их социализирующего принципа, равно как и о

320

закономерных рядах их изменений, которые упорядочиваются без затруднения в ряд ступенеобразного прогресса. Таков смысл обоих известных принципов статики и динамики общества, причем опять-таки следует помнить, что оба обозначения взяты Контом из математики и могут быть применены как к социальным телам, так и ко всем прочим, астрономическим, физическим, химическим и физиологическим 108. Оба эти понятия строго соотносительны. Но совершенно очевидно, что у Конта в конечном счете всегда перевешивает статика очерченных и твердых тел, как это имеет место и во всей его
позитивной науке, несмотря на то, что он весьма пространно рисует динамику или развитие человечества. В специфически социологическом понимании обе категории соответствуют сверх того еще и соотносительным идеям порядка и прогресса, причем опять-таки для мыслителя, стремящегося прежде всего к порядку и соперничающего в этом с католицизмом, порядок безусловно более важен, чем прогресс. Точно так же, несмотря на все его устремления к реалистическому рассмотрению каждого единичного образования в его особом положении и его связи, Конт всегда сохраняет свой устойчивый идеал:
Просвещения с его соответствующей идеальной связью общественного порядка, которую он хотел бы обосновать не на. каких-либо метафизических идеях, но на реалистическом обозрении всех условий и которая именно поэтому превращает каждую предшествующую ступень прогресса в форму предварения единого действительно нормального состояния общества. Он абсолютно нечувствителен к бесконечному многообразию индивидуальных образований и особому свойственному им смыслу, вследствие чего статический принцип или принцип общественной структуры для него всегда един и лишь проявляется в различных исторических формах, а развитие или
динамика обозначает только постепенное очищение или уточненное или позитивное становление статического принципа.
Итак, статика преобладает, и в таком случае становится вполне понятным объяснение, что, если исходить из всех принципов позитивного метода, началом научнопознавательного процесса будет <ensemble des lois purement
statiques de l'organisme sociale> (совокупность чисто статических законов социального организма) 109 . Труднее определить методы и задачи самой этой статики. Вкратце здесь можно только сказать, что это уже хорошо известная нам идея организма в натуралистической форме: гармония причинно объясняемых единичных отношений как относительно устойчивое и когерентное жизненное единство. В конце концов все вращается, таким образом, вокруг закона этой относительной гармонии или вокруг доминанты всей этой калейдоскопической игры бесконечных отношений и вместе с тем вокруг господствующей над

321

всей этой областью тенденции к образованию некоего <ансамбля> (<ensemble>). Эта тенденция представляется далее в виде научно-познавательной способности разума или <интеллигенции> и ее употребления в целях практического овладения природой и жизнью, причем <интеллигенция> прочно связана с физиологическими свойствами тела и мозга, но внутренние их отношения, отношения следствия, совершенствования и усложнения неизвестны; постепенно <интеллигенция> приобретает власть верховного руководителя над остальными физиологическими предрасположениями, над эгоистическими и альтруистическими аффектами. Только с этой разумностью, <интеллигенцией> мы вступаем в новое природное царство общества и истории, которое предполагает все другие царства природы, но обогащает их новой, закономерно связанной областью феноменов. <Интеллигенция>, следовательно, наряду с увеличивающейся сложностью и изменчивостью явлений есть некоторая тайна <ансамбля>, центр надиндивидуальной и прединдивидуальной организующей силы. Она не создает <ансамбль>, но овладевает им. Она вызывает согласованность различных интеллектов в научном или псевдонаучном консенсусе каждой ступени, она привязывает частный интерес к интересу общности с помощью понимания. Она, таким образом, теснейшим образом связана с социальностью, обозначает собою дух общности и интересы общности, обусловливает в конце концов технику, хозяйство, господство над природой и нравы, выкристаллизовывает слой духовных вождей и создает вообще разделение труда, организует государства, право. мораль и науку каждой ступени. Тем самым она делает людей независимыми от данных изначально естественных условий, от прежней власти аффектов; она в особенности обосновывает традиции и авторитет, власть вождей и правительства, и Конт, этот истый выученик католицизма, бесконечно повторяясь, обозначает это отношение как корреляцию духовной и светской власти. В принципиальной двусторонности каждого общества, выражающейся в том, что оно является одновременно и учреждением <интеллигенции>, и переплетением более узких практических отношений, изначально коренится отличие духовной власти от власти светской. Основная идея статики является, таким образом, составной по своему характеру, соединением чисто эмпирической, подчиняющейся естественнонаучной закономерности взаимной игры случайных взаимодействий и взаимных приспособлений живой материи с интеллектом, организующим, объединяющим и удовлетворяющим практические интересы. Из игры взаимодействий нарастает масса определенным образом создающихся и подвергающихся влиянию групп вообще: следовательно, это чисто механическая идея, несмотря на то, что, принимая во внимание запутан-

322

ность процессов, сама механика взаимодействия не может быть вскрыта даже приблизительно. Из взаимных приспособлений живой материи и интеллекта проистекают единство организации, дух общности и общая цель, надиндивидуальное и доиндивидуальное - одним словом, все то, что наследуется через традицию и организацию и во что врастает каждое поколение для того, чтобы приспособить его к своим целям. Все это, по крайней мере в основном, вполне понятно. Тайной остается лишь сам интеллект, но дальнейшее освещение этой тайны позитивизм считает ненужным, раз он доказал, что интеллект зависит от предшествующих стадий, среды и возможностей приспособления и что он ограничен в своем существе пределами индивидуального нормального разума. Да и сама цель общественных тел представляет собою не что иное, как использование интеллекта, обогащенного позитивным знанием, на службе здешнему, посюстороннему физическому и моральному всеобщему благу. Так как единичные люди могут принимать участие в этом всеобщем благе только в зависимости от их положения, их условий и их вхождения в целое, то это всеобщее благо может быть только наивозможно большим счастьем наивозможно большего числа людей.
Организующая сила интеллекта действует при этом почти как мистический принцип, и <социальность>, над которой он господствует, тоже есть нечто таинственное. Все это безусловно остатки христианско-католических идей, и Конт выразительно приписывает христианству в качестве его всемирно-исторического творения знание об основах духовного единства и духовного водительства общества. Существенную роль у него играют также и отзвуки Аристотеля, Лейбница и немецкой исторической школы права, о которой Конт неоднократно высказывается с большой похвалой 110. В этой связи он может даже прямо сказать, что предмет познания историко-социологических наук, как и биологических, в первую очередь есть нечто всеобщее и надиндивидуальное, лишь выражающее себя в единичном, но затем он, конечно, сейчас же прибавит, что это всеобщее должно в дальнейшем разрешиться в свои единичные процессы и быть понято из них, насколько это допускает чрезвычайная сложность предмета. Особенность историко-социального естествознания как раз и заключается в том, что ему приходится иметь дело с необычайно сложным переплетением процессов, и эта особенность отличает эту область от всех других и превращает метод истории, несмотря на все, в особый метод. Достаточно, если при этом не пострадает возможность изображения связи в форме эмпирического закона корреляции. Позитивный характер науки этим достигается и утверждается полностью. Все индивидуальное и особенное равным образом сводится к недоступному для

323

обозрения переплетению, и в случаях особо резкого отступления от нормальной связи рассматривается как явление болезни, которое, как и всякая патология, помогает понять нормальную структуру. Да и вообще индивидуальное встречается более часто только в условиях малоурегулированных примитивных отношений, на ступенях же развитого интеллекта и расширившегося в своем объеме соответственно этому культурного общества оно встречается все реже .
В остальном анализ структурных единств и их многообразных форм причинностей во всех отношениях чрезвычайно тонок и поучителен и очень часто превосходит в этом отношении чересчур упрощенное гегелевское объяснение всякой структуры как чистой индивидуализации мирового разума,
возникающей из внутреннего движения мирового духа. Реализм, устанавливающий зависимость от чисто материальных и случайных обстоятельств, подобно марксистскому мышлению, правда, весьма на него не похожему в других отношениях, является настоящим обогащением истории, которая не может отказаться от включения духовного развития в обусловленную природой среду и от социальных законов и поэтому не знает
общего закона, подчиняющего обе линии действительности. Такая сверхчеловеческая иллюзия, импозантно выраженная в гегелевской идее божества и гегелевской натурфилософии, разбита позитивизмом,
Указание на соответствие <ансамбля> каждой ступени образования интеллекта имеет в виду уже и второе понятие динамику развития. С ним мы и подходим к проблеме универсальной истории. Она целиком овладевает мыслью Конта, когда он судит о ней с точки зрения этики и будущего Но
именно поэтому же она лишь весьма слабо проглядывает у него, когда он имеет дело с историей отдельных циклов и со <статикой>. Напротив, подталкиваемая этикой динамика натягивает на себя семимильные сапоги мировой и всечеловеческой истории и устанавливает всего лишь три ступени, к которым относятся весьма различные социальные тела, и только на последней они срастаются, сообразно с объединяющей тенденцией интеллекта, в нераздельную общность человечества. Однако все это происходит здесь не так, как в диалектике, где каждое единичное социальное тело само проистекало из движения как конкретизация и индивидуализация мирового разума и где поэтому общее движение конструировалось из заключенных в нем отдельных движений, причем статический момент был просто представлен понятием тождественного во всех единичных проявлениях мирового духа. Наоборот, у Конта статический момент лежит в каждый раз особо достигнутом, твердом и завершенном состоянии организующей <интеллигенции>, которая есть создание согласующихся друг с другом субъектов,

324

связанных помимо этого еще и, тысячью материальных взаимодействий: задача заключается лишь в том, чтобы найти всегда сохраняющееся в таком однажды установившемся <ансамбле> основание и ряд, в котором упорядочиваются в следовании друг за другом изменения социальных тел, образуя ряд развития всего человечества в целом. Статика сама по себе могла бы дать, как и немецкая органология, только параллельные ряды и сравнение социальных тел. Движущая же сила, которая ведет у Конта от примитивных социальных тел к более высокоорганизованным и, наконец, к объединению всех во всечеловеческом обществе, должна быть найдена и обоснована совершенно особым образом. Она коренится сначала в слабости человеческой <интеллигенции>, так как последняя в состоянии охватить лишь самое простое, самое общее, ближайшее и практически самое необходимое, все же остальное она истолковывает, исходя из единственно известного, т е. из самой себя, антропоморфически, фантастически и произвольно, включает в эти фантазии и вымыслы свои неосуществимые желания и старается по возможности дольше удержаться в полученном таким путем псевдонаучном состоянии. Из этой слабости проистекает борьба косности и аффектов с интеллектом, скрытым в этих вымыслах и выявляющимся в результате растущих потребностей или случайных нужд. Следствием всех этих отношений бывает, однако, только замедление движений интеллекта, который сначала утверждается в теологических и религиозных фантазиях и антропоморфизме и затем уже из них, главным образом, в средневековом католицизме, широко и полно организует общество. Далее интеллект критикой и превращением теологии в метафизику разрушает религию, заменяет ее гипотезами и априорностями и, опираясь на существующий в этот период принцип свободы совести, разлагает общество своим анархизмом и революционностью. И наконец, в заключение он, становясь позитивным и точным, создает единство всех в чистой и поэтому обязательной для всех науке, а из нее приводит к полному единству общества вплоть до охвата всего человечества в единой науке и единой организации. Таков знаменитый закон трех стадий в его полном осуществлении 112
Конечно, такой закон может относиться только к человечеству в целом, он, следовательно, имеет универсально-исторический характер и лишь как следствие этого, уже после того, как он познан в общем, он может быть применен также и к изменениям внутри отдельных групп, для понимания которых этот закон всегда служит Конту неизбежным философским априори. Эти группы тоже пронизаны борениями и антагонизмами, вытекающими из интеллекта, и благодаря этому внутристатическому движению они прогрессируют от одной формы к другой через все

325

стадии вплоть до последней, где они растворяются в человечестве. Интеллект повсюду создает противоположности практического и теоретического характера, разрешение которых является его собственным прогрессом и вместе с тем постепенным преобразованием каждого общества. Таким образом. всеобщее универсальное движение в конце концов смыкается с движением отдельных циклов.
Благодаря этому теория Конта, несмотря на всю ее противоположность диалектике, очень подходит к последней и в целом, и в частностях. Совершенно очевидно, что закон трех стадий покоится на принципиальном единстве бытия и цели, на том, что цель уже содержится в самом начале развития, на тождестве всегда равного себе, несмотря на все формы и противоположности, основного устремления интеллекта. Очевидно также и то, что он основан на использовании самих возникающих из устремления интеллекта противоположностей в качестве рычагов и средств его усиления, объединения и всемогущества. Интеллект расщепляется в противоречии обоих своих порождений, критики и духа общности, и в позитивную эпоху создает синтез обоих из волнений и беспорядка революционной и метафизической эпох. И если этот закон имеет силу в общем и целом, то он имеет силу также и внутри каждой отдельной группы, духовная сущность которой содержит в себе интеллектуальные и практические противоречия, разрешая их, интеллект медленно, через многие препятствия и под постоянным воздействием внешних условий движется вперед. И у Конта, как и у Гегеля, движение трехтактное, благодаря чему оказывается возможным, правда, иной по характеру, но не менее тонкий и проницательный анализ исторических образований. Совершенно исключительное значение Конт придавал изучению первобытных эпох и средневековья; его анализ современного морального, интеллектуального и социального кризиса - поистине мастерская работа. Только под покровом этой диалектики контовские группы, составленные сначала сочетанием физиологических, антропогеографических и материальных причин, оживают и превращаются в жизненное единство и понятное движение. Возникает вопрос, следует ли относить этот отзвук диалектики на счет исторического инстинкта и исторической тонкости, которыми в высокой степени обладал Конт, несмотря на все тяготение к абстракциям и естественным законам, или же в нем следует видеть прямое влияние немецкой исторической науки. Последнее более чем вероятно, если принять во внимание, что Конт высоко ценил идею непрерывности <великого> Лейбница и учение немецкой исторической школы права113
Но приближение к диалектике у Конта все-таки весьма условно, так как совершенно очевидно, что она противоречит Духу позитивизма. Это обнаруживается уже в том пункте, в котором Конт ближе всего подходит к диалектике: в утвержде-

326

нии, что основная тенденция духа или интеллекта содержится в них уже в начале процесса, и в выведении центрального движения из закона этого духа. Ибо контовский дух не только не является мировым духом, но это целиком и полностью дух отдельного антропологического субъекта. Этот дух оказывается еще и исключительно чистым интеллектом, формальной способностью к познанию эмпирических законов, служащих практическим жизненным целям, полностью пустым, без внутренней глубины и содержательности в религии, искусстве, государственности или в индивидуальной личности, и в силу всего этого в начале он - богословское суеверие, а в конце - принцип полезности. Он не обладает движением, которое вытекало бы из его внутреннего существа; его движение следует лишь из потребностей генерализации и из практических побуждений, привходящих извне. Даже наиболее важное проявление теологической эпохи, организующую силу католицизма или христианства Конт принужден приписать упадку религии и проявляющемуся уже в этом периоде перевесу научно-метафизических элементов, ибо он вообще не знает религиозного элемента, самостоятельного и живого, впрочем так же, как он не знает и художественного. Поэтому при внимательном рассмотрении и сам закон специфического развития интеллекта является только законом развития в направлении к позитивным наукам, причем все дальнейшие импульсы и цели развития исключаются, отрицаются всякая метафизическая глубина и единство, которые могли бы охватить и связать эти разнообразные содержания. Но отзвук диалектики становится еще менее заметным, когда дело доходит до метода установления этих законов. Они выводятся уже не из сущности и самосозерцания духа, но из чисто эмпирической <координации> существующих фактов. Нет никакой диалектики, но лишь естественный закон рядообразований, устанавливаемый деятельностью интеллекта при помощи абстракции. Конечно, развитие человечества в целом не может быть предметом сравнения, и, следовательно, закон его развития не может быть установлен как естественный закон путем сравнения множества случаев. Но тут Конт пользуется искусственным приемом, который заключается в том, что он разлагает развитие человечества на различные специальные частные ряды развития таких областей, как наука, промышленность, социальное образование и т д., и затем из якобы наблюдаемой одинаковости протекания этих процессов развития он создает точную абстрактную формулировку закона прогресса в целом. Искусственность этого приема, конечно, легко вскрыть, если принять во внимание, что ведущим и упорядочивающим принципом во всех этих областях всегда является все тот же интеллект и что в данном случае речь идет повсюду о телеологии и непрерывности

327

проявляющегося во всем этом все того же интеллекта. В действительности и для Конта в данном случае образцом служит телеология высоко чтимого им Боссюэ, переведенная на язык имманентной непрерывности и истолкованная в смысле интеллектуалистической и индустриальной телеологии мирового
развития, вместо Провидения и вечного блаженства. Но чем яснее становится такое сближение, тем резче отбрасываются следуемые отсюда выводы. Рядообразование должно строиться исключительно на обобщениях путем сравнения и никоим образом не на внутренне присущей ему движущей силе к конечной цели. Естественные законы коррелятивных и непрерывных изменений должны быть чисто фактическими законами, устанавливаемыми из опыта; они не могут быть поняты априори из существа духа, и потому они в такой мере равнодушны к достижению цели человечеством, что высшая мудрость заключается в трагической покорности мудреца мировому закону. Отнесение к цели поэтому ни в коем случае не может быть метафизическим, но просто субъективно антропологическим, так как растущая изменчивость и сложность связи допускают повышающееся приспособление и использование целеполагающего интеллекта из него самого, однако это приспособление и использование возможно, конечно, только в узких границах, допускаемых естественными законами. Далее, при подчиненности всякого исторического процесса естественным законам налицо оказывается лишь абсолютная необходимость и равноценность всех возникающих в данное время и в данном
месте исторических образований, которые поэтому объясняются чисто причинно, т. е. относительно, и не могут быть предметом оценки на основании некоторого абсолютного масштаба. Повышающееся приспособление и усовершенствование суть просто факты опыта, впрочем, ограниченного значения. Ибо даже высшая цель - это лишь наивысшая возможность приспособления к чисто фактическим отношениям, причем, однако, сама <Наивысшая возможность> вырастает в позитивистский идеал общества. Внутренняя сущность процессов статической корреляции и динамической непрерывности остается принципиально абсолютно темной и непознаваемой - всего лишь чистым фактом, который устанавливается наблюдением и сравнением; а то, что считается возможным почувствовать и понять из существа интеллектуального движения, должно быть низведено до простых устанавливаемых наблюдением сосуществований и последовательностей. Благодаря этому все эти факты упорядочиваются в законы и тенденции, при которых индивидуальное выступает только как
переплетающийся клубок, как аномалия или как нарушение, но ни в коем случае не как неразрешимая проблема. Принципиальный релятивизм понимания всякого образования как

328

момента, определяемого каждый раз особо из положения его в целом, является, таким образом, не индивидуализмом, а просто натуралистическим детерминизмом, причем последний тоже не может быть понимаем метафизически. Таким путем и можно прийти к чисто причинной и абстрактной теории истории, к <histoire sans noms soit de personnes soit de peuples> (<истории, в которой нет ни личных имен, ни имен народов>), которая описывает и конструирует процессы в формулах координации и последовательности.
Положенные в основу науки наблюдение и сравнение сами по себе для Конта не составляют никакой проблемы. Он логик, но не гносеолог. Но и как логик он не может, конечно, не обращать внимания на то, что отбор, постижение и истолкование фактов сами зависят от определенных предпосылок и что в качестве <фактов> они сами впервые создаются мышлением. Он, во всяком случае, признает, что решающее значение при этом имеют привносимые и в силу этого априорные категории. Но он выводит эти категории сразу из наук, предшествующих в его иерархии истории, из физики, химии и в первую очередь из физиологии. Необходимо привнести представление о <среде> для того, чтобы определить истинное место и истинный смысл фактов. Однако Конт ясно указывает, что и этого недостаточно для того, чтобы схватить самое главное: корреляцию и динамику. Эти последние и для него суть привносимые категории, вытекающие из понятия совокупности, <ансамбля>, но не из единичных фактов, которые, наоборот, ими только впервые и конституируются. В особенности закон трех стадий является у него всепроникающей и всеопределяющей предпосылкой для схватывания фактов. Попав в этот <порочный круг>, он думает освободить себя от него, поясняя, что именно особенностью биологически- исторически-социологического исследования и является то обстоятельство, что здесь
приходится исходить из <ансамбля>, как он выразительно называет целостность, и лишь затем объяснить этот <ансамбль> из мельчайших взаимодействий. В постижении же ансамбля временами действует некий род гениального чутья, которое позже, при более высоком состоянии науки, в свою очередь, станет позитивным способом познания путем разрешения целого в закономерно представляемые взаимодействия 114
Этим снова достигается сближение с гегелевским различением между диалектически- конкретным и рефлективно- абстрактным методами, и исключительное значение последнего отодвигается на более далеко ушедшее по пути прогресса будущее, Все это указывает на глубокое внутреннее противоречие, которым окутан этот натуралистический метод истории. Он все
время колеблется между самым непосредственным приближением к диалектике и таким же непосредственным приближением к

329

чисто эмпирическим генерализациям и абстракциям из лишенных связи единичных фактов. Поскольку на первый план выдвигается интеллект и его прогрессивно движущая сила, мы приближаемся к гегелевскому <духу>, который, хотя и сведен к простой способности к формальным абстракциям и к удовлетворению практически-жизненных интересов, тем не менее содержит в себе полноту этического, научного и художественного идеализма. Наоборот, поскольку выступает зависимость интеллекта от физиологической организации, социологических законов, среды и материи, мы получаем фаталистические рядообразования сосуществований и последовательностей чисто фактически необходимого характера, которые в своих перекрещиваниях и совокупных действиях образуют определенные состояния человеческой истории подобно каменной кладке или зоологическим и растительным орнаментам. Основная причина этого противоречия лежит в неопределенности концепции интеллекта, о котором мы в одном месте читаем, что он - ведущий и организующий принцип всего процесса, в другом - что он слабейшая часть мозга, и поэтому он лишь медленно, с трудом и несовершенно может приспособляться к изменяющемуся общему положению. Таково раздвоение, которое не может быть устранено никакой натуралистической концепцией, если она не подпадает окончательно под влияние метафизического материализма и вообще не устраняет дух из своей системы. Ибо общие понятия, в которых охватывается духовная связь исторических образований и внутренняя динамика их изменений, - понятия существенно иные, чем те, в которых могут быть схвачены психологические, антропогеографические и социологические, аналогичные естественным законам формы повторяющихся сочетаний и чередований.
Вытекающая из этих предпосылок общетеоретическая картина универсальной истории такова.
Социально-культурные структурные образования следует рассматривать статически, как коррелятивную связь бесчисленных и самых разнообразных условий, над которыми господствует интеллект. Изменения обстоятельств и приспособляющаяся к ним и одновременно развертывающая свою потребность к генерализации сила интеллекта обусловливают развитие, законы которого составляются поэтому из законов собственного движения интеллекта и т законов его отношения к изменениям природных условий. Что при такой двойной закономерности создается постоянное прогрессивное нарастание,
казалось, можно было бы объяснить своего рода предустановленной гармонией между интеллектом и средой, в действительности же оно объясняется из законов приспособления, и это объяснение в сущности лишь ослабляет и прикрывает идею гармонии. Таким образом, история есть картина становящегося

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Альфонс александр николай
Очерки греческой истории
Знающего покоя создания масштабов долженствующего
чуждых тотальных исторических процессовgt