<<<     ΛΛΛ     >>>   

Поскольку жизневоззрение европейского мышления было
оптимистически-этическим, то и мировоззрению, вопреки фактам, был придан
такой же характер. Воля мыслителей бессознательно насиловала познание.
Жизневоззрение выступало в роли суфлера, мировоззрение - в роли актера.
Следовательно, утверждение о том, что жизневоззрение происходит из
мировоззрения, было фикцией.

У Канта это бессознательное насилие над познанием проводится уже
методически. Его учение о "постулатах практического разума" означает не что
иное, как предоставление воле решающего слова в последних показаниях
мировоззрения. Кант проделывает это так ловко, что создается впечатление,
будто воля не навязывает познанию своей власти, а оно само добровольно
признает ее и принимает со всеми подобающими парламентскими атрибутами. Он
поступает так, как будто призван теоретическим разумом, чтобы придать
возможным в себе истинам действительности логически необходимую истинность.
У Фихте воля диктует познанию свое мировоззрение, не прибегая при этом ни к
какому дипломатическому искусству.

С середины XIX столетия в естественных науках возникает направление,
которое вообще уже не требует, чтобы мировоззрение сообразовывалось с научно
установленными фактами. Ценные идеи традиционного мировоззрения должны
оставаться в силе, даже если они и не соответствуют данным познания мира. С
момента, когда Дюбуа-Реймон (1818-1896) опубликовал свои лекции "О границах
познания природы" (1872), представители естественных наук начинают считать
хорошим тоном признавать себя некомпетентными в вопросах мировоззрения.
Постепенно возникает модное учение о двоякой истине. Наиболее яркое
выражение это направление находит в "Союзе Кеплера", основанном в 1907 году
представителями естественных наук. Они заходят так далеко, что объявляют
приемлемыми даже некоторые мировоззренческие положения в формулировках
церковных авторитетов. Это новое учение о двоякой истине получило свое
философское обоснование в теории "суждений ценности". Альбрехт Ричлъ
(1822-1889) и его последователи пытались доказать правомерность религиозного
мировоззрения наряду с естественнонаучным. Следует заметить, что любая
религия, стремящаяся сохранить свой философский ореол, прибегает к подобного
рода приемам. В философии прагматизма Уильяма Джемса (1842-1910) полунаивно,
полуцинично признается, что воля сама создает постулаты мировоззрения.
Нельзя не признать тот факт - а после Канта это признавалось в самых
различных вариантах, - что многие положения мировоззрения берут свое начало
в воле, сформированной под влиянием определенных убеждений. Разрушение
чувства истинности, производимое теперь не по наивности, а полусознательно
путем искусной интерпретации мира, играет роковую роль в мышлении нашего
времени.

Но зачем же продолжать творить эту несправедливость и держать познание
в подчинении у воли с помощью темных сил тайной полиции? Мировоззрения,
рожденные в такой ситуации, как правило, являют собой жалкое зрелище. Волю и
познание надо поставить в честные отношения друг к другу.

В том, что раньше называли мировоззрением, объединены два воззрения -
на мир и на жизнь. До тех пор пока можно было питать иллюзии относительно
того, что оба эти воззрения живут в гармонии и дополняют друг друга, не было
никаких поводов возражать против такого союза. Но теперь, когда уже нельзя
больше скрыть их несовместимость, необходимо отказаться от всеобщего понятия
мировоззрения, органически включающего в себя жизневоззрение. Мы не можем
теперь наивно полагать, что жизневоззрение порождается воззрением на мир. Мы
не можем больше втайне возводить жизневоззрение в мировоззрение. Мы
переживаем поворотный момент в мышлении. Наступило время суровой критики,
которая должна освободить нас от прежней наивности и недобросовестности. Мы
должны решиться предоставить жизневоззрению и воззрению на мир свободу и
затем начать откровенную полемику между ними. Мы должны признать, что с
жизневоззрением, состоящим из убеждений, рожденных пашей волей к жизни, но
не подтвержденных данными познания мира, мы выходим за границы того, что
образует наше мировоззрение.

Этот отказ от мировоззрения в старом смысле, то есть от единого,
замкнутого в себе мировоззрения, вызывает болезненную реакцию нашего
мышления. Мы оказываемся в состоянии раздвоенности, против которого
постоянно внутренне восстаем. Но мы должны довериться фактам. Наша воля к
жизни поставила перед собой невыполнимую задачу, и она не смогла вновь
обрести себя в своих здоровых убеждениях и в многообразной воле к жизни, как
она проявляется в мире. Мы надеялись создать себе жизневоззрение из фактов
познания мира. Но нам суждено жить убеждениями, которые рождаются из
внутренней необходимости.

В старом рационализме разум пытался обосновать мир. В новом он поставил
себе цель объяснить волю к жизни, заложенную в нас. Таким образом, мы вновь
возвращаемся к элементарной философии, которая занимается вопросами миро- и
жизневоззрения, непосредственно интересующими человека, и которая пытается
объяснить и поддержать жизнеспособность рождающихся у нас идей. Мы хотим
вновь обрести силу для этического миро- и жизнеутверждения в жизневоззрении,
опирающемся на самое себя и откровенно полемизирующем с познанием мира.

XVIII. ОБОСНОВАНИЕ ОПТИМИЗМА ЧЕРЕЗ ПОНЯТИЕ ВОЛИ К ЖИЗНИ

Мы должны решить две задачи: во-первых, перейти от наивного миро- и
жизнеутверждения к глубоко осознанному и, во-вторых, от этических побуждений
перейти к созданию логически стройной этики.

Углубленное миро- и жизнеутверждение состоит в том, что мы обладаем
волей сохранять жизнь и все существующее, если оно каким-либо образом
подвластно нам, и рассматривать жизнь как высшую ценность. Оно требует от
нас признания идеалов материального и духовного совершенствования людей,
общества и человечества и постоянного руководствования ими в своей
деятельности и стремлениях. Оно не разрешает нам ограничиваться в своих
действиях только самим собой, но требует от нас, чтобы мы проявляли живой и
деятельный интерес ко всему, что совершается вокруг нас. Всегда и везде
проявлять беспокойный интерес к миру и не искать покоя в самоуглублении -
вот к чему обязывает нас глубочайшее миро- и жизнеутверждение.

Мы начинаем свой жизненный путь преисполненные непосредственного миро-
и жизнеутверждения. Воля к жизни, заложенная в нас, дает это нам как нечто
само собой разумеющееся. Но когда пробуждается сознание, то всплывают
вопросы, превращающие все, ранее бывшее само собой разумеющимся, в проблемы.
В чем смысл твоей жизни? Что тебе надо в мире? Возникающая при этом полемика
между познанием и волей к жизни обрушивает на человека множество
противоречивых фактов. Факты говорят о том, что жизнь манит нас тысячью
ожиданий, из которых почти ни одно не исполняется. А исполненное желание
чаще всего приносит разочарование, ибо только ожидаемая радость есть
истинная радость; в исполненном желании скрывается уже нежелание.

Беспокойство, разочарование и страдания - вот наша участь в том
коротком отрезке времени, который лежит между нашим рождением и смертью. Дух
пребывает в беспощадной зависимости от тела. Наша жизнь находится во власти
бессмысленных событий и может быть уничтожена в любой момент. Воля к жизни
дает мне стимул к действию. Но деятельность моя подобна действиям того, кто
пашет море плугом и сеет семена в борозды волн. Чего достигли те, кто
действовал до меня? Какое значение имело то, к чему они стремились, для
бесконечного мира? Обманом воля к жизни стремятся склонить меня к тому,
чтобы я продолжал влачить свою жизнь и давать жизнь новым существам, которым
уготована та же жалкая участь, что и мне, и таким образом способствовать
этой вечной игре.

Мысли, на которые наталкивается воля к жизни, когда она начинает
размышлять, имеют крайне пессимистический характер. Не случайно, что все
религиозные учения, за исключением китайского, были в большей или меньшей
степени пессимистическими и никогда не обольщали человека обещанием счастья
в земной жизни.

Кто в силах остановить нас и не дать воспользоваться свободой, чтобы
покончить с жизнью? Каждому мыслящему человеку знакомы эти мысли. Они
захватывают нас еще сильнее, когда мы думаем о том, что все люди ломают
голову над загадками бытия, хотя и не всегда говорят об этом.

Что же заставляет нас, находящихся в здравом рассудке, отвергать мысль
о том, чтобы покончить с жизнью? Инстинктивное противодействие этому акту.
Воля к жизни сильнее, чем пессимистическое убеждение. Инстинктивное
благоговение перед жизнью подавляет все другое, ибо мы суть воля к жизни...

Даже наиболее последовательное пессимистическое мировоззрение
брахманизма делает уступку воле к жизни, одобряя добровольную смерть только
тогда, когда человек уже прожил значительную часть своей жизни. Будда идет
еще дальше. Он осуждает насильственный уход из жизни и требует, чтобы
сначала умерла в человеке его воля к жизни.

Таким образом, всякий пессимизм непоследователен. Он не распахивает
двери свободе, а делает уступки фактам жизни. Пессимистическая индийская
философия пыталась при этом сделать меньше всего уступок и поддерживала
неосуществимую фикцию чистой жизни, отрешенной от всего того, что происходит
в мире. В европейской философии, где расхождение между волей к жизни и
пессимистическими воззрениями несколько приглушено и затуманено потому, что
официальная мораль пронизана оптимистическими идеями, эти уступки еще
больше. Возникает бездумная воля к жизни, которая заставляет Человека брать
как можно больше счастья от жизни, не осознавая при этом, зачем оно ему,
собственно, нужно.

Причем совершенно не важно, в какой степени сохраняется мораль миро- и
жизнеутверждения. Там, где люди не вырабатывают глубокой морали миро- и
жизнеутверждения, существует менее глубокая, но не менее жизнеспособная и
истинная воля к жизни.

Обычно мышление отнимает у воли к жизни силу непосредственности,
цельности, но не дает взамен никакой другой идеи, в которой она могла бы
почерпнуть новые, свежие силы. Такая воля сохраняет еще жизненную энергию,
но уже не способна преодолеть пессимизм. Родник превращается в болото.

Это и есть чувство, определяющее жизнь человека, хотя он и не
признается себе в этом. Люди скудно питаются этим жалким счастьем и теми
тщеславными идеями, которые они получили при рождении. Они бредут по дороге
жизни, поддерживаемые сознанием навязанного им элементарного долга.

Иногда их воля к жизни испытывает состояние опьянения. Сияние весеннего
солнца, цветущие деревья, бегущие облака, колышущиеся поля - все это
возбуждает их. Многообразная воля к жизни, обнаруживающаяся в этих
прекрасных картинах, увлекает и людей. Охваченные ликованием, они хотят
слиться с этой колоссальной симфонией, которую слышат вокруг. Мир кажется им
в этот момент прекрасным...

Но опьянение проходит. Теперь этот шум, который раньше казался им
музыкой, звучит как диссонанс. Красота природы омрачается страданиями,
которые они наблюдают повсюду. Они вновь начинают понимать, что находятся в
положении людей, потерпевших кораблекрушение, гонимых ветром по бескрайнему
морю. Волны то швыряют их лодку в пучину, то выбрасывают на гребень волны, и
они видят то солнце, то черные тучи.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Господство нравственного будут обеспечены лишь втом случае
В человеке естественный процесс вступает впротиворечие с самим собой на основе сознания индивида индивидуальной
Идеал культурного человека есть
Этикаблагоговения перед жизнью делает большую ставку на повышение чувстваответственности человека
Швейцер А. Культура и этика 8 благоговения