<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но нельзя сказать, что триумф логики господства не встречает никакого протеста. Философии, в сжатом виде выражающей, антагонистические отношения субъекта и объекта, также не чужд образ их примирения. Направленный вовне труд не знающего передышки субъекта должен прийти в конечном счете к единству субъекта и объекта - в этом состоит идея самодостаточного "бытия-в-себе-и-для-себя". Усилие, направленное на приведение к гармонии противоречия Логоса удовлетворения и Логоса отчуждения, представляет собой сквозную нить истории западной метафизики. Свое классическое выражение оно получает в аристотелевской иерархии форм бытия, которую венчает nous theos* (*божественный ум (др.-греч.). - Примеч. пер.): существование последнего ничем не определяется и не ограничивается, но остается абсолютно тождественным себе во всех формах и состояниях. Восходящая кривая становления замыкается в круг, продолжая движение в самой себе; прошлое, настоящее и будущее сомкнуты в кольцо. Согласно Аристотелю, этот способ бытия доступен только богу, и движение мысли, чистое мышление - единственный "эмпирический" образ божества. В противном случае эмпирический мир не принадлежал бы к этой иерархии. И только томление, "напоминающее об Эросе", соединяет этот мир с бытием-в-себе. Аристотелевская концепция нерелигиозна. Nous theos не является ни создателем вселенной, ни ее богом, ни спасителем, но всего лишь ее частью, одной из форм бытия, в которой всякая возможность становится действительностью и в которой "проект" бытия находит свою реализацию.

Аристотелевская концепция продолжает жить во всех последующих трансформациях. И когда на исходе Века Разума западное мышление в лице Гегеля делает свою последнюю и величайшую попытку показать действительность его категорий и принципов, управляющих миром, оно вновь приходит к nous theos. Завершающая роль вновь отводится абсолютной идее и абсолютному знанию. Вновь болезненный процесс деструктивного и продуктивного трансцендирования замыкает движение по кругу. Однако теперь круг обнимает целое: всякое отчуждение оправдывается и в то же время отрицается всеобщим разумом, делающим круг, имя которому - мир. Философия теперь охватывает и конкретную историческую почву, на которой воздвигнуто здание разума.

В "Феноменологии духа" развернута структура разума как структура господства - причем господства, переживающего свой триумф. Развитие разума происходит через развитие самосознания человека, покоряющего природный и исторический мир и превращающего его в материал для своей самореализации. Достигая ступени самосознания, сознание обнаруживает себя как Я, а "Я" прежде всего означает вожделение: оно приходит к сознанию себя, только достигнув удовлетворения и только посредством "другого". Но такое удовлетворение предполагает "отрицание" другого, ибо "Я" должно утвердить себя как истинное "бытие-для-себя" в противоположность всякой "другости"* (* Здесь и далее согласно "Феноменологии духа" (В, IV, А). - Примеч. авт.). Мы имеем дело с понятием индивида, который должен постоянно утверждать и отстаивать себя для того, чтобы ощущать свою реальность, который противостоит миру как своей "негативности", как отрицанию своей свободы и поэтому может существовать, только непрерывно отвоевывая свое существование у чего-то или кого-то, на него притязающего. "Я" должно стать свободным, но если миру присущ "характер негативности", то "Я" для своей свободы нуждается в "признании" своего господства, а такое признание может быть получено только от другого "Я", другого самосознающего субъекта. Объекты лишены жизни, и преодоление их сопротивления не может дать удовлетворения и не позволяет "Я" "испытать" власть: "Самосознание может получить удовлетворение только через другое самосознание". Таким образом, агрессивное отношение к миру-объекту, господство над природой в конечном счете нацелено на господство человека над человеком. Эта агрессивность направлена на другие субъекты: удовлетворение "Я" обусловлено его "негативным отношением" к другому "Я":

Взаимоотношение обоих самосознаний таково потому, что они утверждают себя и друг друга через борьбу не на жизнь а на смерть... И только подвергая свою жизнь риску, можно достигнуть свободы...* (* The Philosophy of Hegel, ed. Carl J. Friedrich. New York: Modern Library, 1953, p. 402. - Примеч. авт.)

Свобода связана с риском для жизни, и не только потому, что она предполагает освобождение от рабства, но потому, что само содержание человеческой свободы определяется "негативным отношением" одного человека к другому. И поскольку негативное отношение вовлекает жизнь как целое, свободу можно "испытать", только положив на весы собственную жизнь. Смерть и тревога - не как "страх за тот или иной частный предмет, тот или иной момент жизни", но как страх за собственное "бытие вообще"** (** Ibid., p. 407. - Примеч. авт.) - суть необходимые пределы человеческой свободы и удовлетворения. Из негативной структуры самосознания вытекают взаимоотношения господина и раба, господства и рабства. Эти взаимоотношения - следствие специфической природы самосознания и специфической установки по отношению к другому (объекту и субъекту).

Но "Феноменология духа" не стала бы самоинтерпретацией западной цивилизации, если бы в ней нашло выражение только развитие логики господства. "Феноменология духа" устремлена к преодолению той формы свободы, которая определяется антагонистическим отношением к другому. Истинная свобода не в непрерывной деятельности завоевания, а в достижении покоя посредством самоочевидного знания и удовлетворения бытия. Онтологический климат, преобладающий на последних страницах "Феноменологии", совершенно противоположен прометевской динамике:

Раны духа заживают, не оставляя рубцов; действие не есть что-то непреходящее, а воспринимается духом обратно в себя, и сторона единичности, наличествующая в нем... есть то, что непосредственно исчезает.* (* Гегель, Феноменология духа. СПб., 1992, с. 359, 360. - Примеч. авт.)

Взаимное признание все еще остается способом проверки реальности свободы, но ее условия теперь - прощение и примирение:

Слово примирения есть наличие сущий дух, созерцающий чистое знание себя самого как всеобщей сущности в противоположном себе, в чистом знании себя как абсолютно внутри себя сущей единичности, - взаимное признание, которое есть абсолютный дух.** (** Там же, с. 360. - Примеч. авт.)

Эти формулировки находятся в важнейшем месте - там, где гегелевский анализ проявлений духа приходит к ступени "самосознающего духа" - его бытию-в-себе-и-для-себя. Здесь, в бытии духа как nous, "негативное отношение к другому" в конце концов преобразуется в продуктивность, которая есть рецептивность, в деятельность, которая есть действительность. Изложение своей системы в "Энциклопедии" Гегель заканчивает словом "наслаждается". Философия западной цивилизации достигает своей кульминации в идее истины, заключающейся в отрицании принципа, управляющего цивилизацией, - "отрицании" в двух смыслах: во-первых, свобода становится действительной только в идее, и во-вторых, непрерывно проектирующая и трансцендирующая продуктивность бытия находит свое осуществление в вечном мире самосознающей рецептивности.

С начала и до конца в "Феноменологии духа" сохраняется напряжение между онтологическим и историческим содержанием: проявления духа суть основные этапы развития западной цивилизации, но эти исторические проявления несут на себе отпечаток негативности, дух приходит к себе только в абсолютном знании и как абсолютное знание. Это - истинная форма мысли и истинная форма бытия одновременно. Бытие в самой своей сущности разумно. Но высшая форма разума для Гегеля, пожалуй, противоположна господствующей форме: это достигнутое и сохраняющееся осуществление, неразличимое единство субъекта и объекта, всеобщего и индивидуального ~-. единство скорее динамическое, чем статическое, в котором всякое становление является свободным самоовнешнением (Entau?erung), освобождением и "наслаждением" возможностей. Труд истории достигает покоя в самой истории: отчуждение уничтожается, а с ним трансцендирование и течение времени. Дух "преодолевает свою временную форму; отрицает время"* (* "..:hebt seine Zeitform auf; tilgt die Zeit". - Примеч. авт.). Но "конец" истории подводит итог ее содержанию: сила, которая завоевывает время, - это воспоминание. Абсолютное знание, в котором дух достигает своей истины, - дух, "движущийся в глубь себя, благодаря чему он оставляет свое внешнее существование и вверяет свой образ воспоминанию"** (** "...sein Insichgehen, in welchen er sein Dasein verla?t und seine Gestalt der Errinerung ubergibt". Там же, с. 433. Перевод не может передать коннотаций немецкого термина, который трактует Er-innerung как "обращение в себя", воз-вращение из внешнего существования. - Примеч. авт.) Бытие теперь - не томительное трансцендирование, направленное в будущее, а мирное восполнение прошлого. Воспоминание, которое сохранило все существовавшее, есть "внутреннее и фактически более высокая форма субстанции"*** (*** "... das Innere und die in der Tat hohere Form der Substanz". Там же, c. 433. - Примеч. авт.)

Тот факт, что воспоминание здесь становится важнейшей экзистенциальной категорией для высшей формы бытия, указывает на внутреннюю тенденцию гегелевской философии. Гегель заменяет идею прогресса идеей циклического самодостаточного развития путем воспроизводства и завершения того, что есть. Это развитие предполагает полную историю человека (его субъективный и объективный мир) и понимание им своей истории как целого - воспоминание своего прошлого. Прошлое остается настоящим, это и есть сама жизнь духа: то, что было, воздействует на то, что есть. Свобода подразумевает примирение - искупление прошлого, забвение которого ведет к нескончаемому разрушительному грехопадению. Однако его можно остановить. Гегель считал, что "раны духа залечиваются, не оставляя рубцов". Он полагал, что на достигнутом уровне развития цивилизации и триумфа разума свобода стала реальностью. Однако ни государство, ни общество не стали воплощением окончательной формы свободы. Независимо от степени рациональности их организации, они все еще поражены несвободой. Истинная свобода остается только в идее. Таким образом, освобождение является духовным свершением. Гегелевская диалектика остается в рамках, заданных установившимся принципом реальности.

Западная философия заканчивается идеей, с которой начиналась. И в начале, и в конце, у Аристотеля и у Гегеля высшая форма бытия, окончательная форма разума и свободы предстает как nous, дух, Geist. И в конце, и в начале эмпирический мир остается в негативности - материалом и орудием духа или его представителей на земле. В действительности, ни воспоминание, ни абсолютное знание не искупают того, что было, и того, что есть. Тем не менее философия свидетельствует не только о принципе реальности, управляющем эмпирическим миром, но также и о попытках его отрицания. Не восходящая кривая, а замыкающийся круг завершает бытие: возвращение (re-turn) из отчуждения. Философия может представить это только как состояние чистой мысли. А между началом и концом происходит развитие разума как логики господства - прогресс через отчуждение. Подавленное освобождение находит поддержку в идее и в идеале.

После Гегеля основное направление западной философии истощилось. Логос господства создал свою систему, и дальнейшее движение выглядит эпилогом: философия продолжает жить как специальная (и не слишком существенная) дисциплина в академических учреждениях. За их пределами развиваются новые, качественно иные, принципы мышления, подчиняющиеся другим формам разума и другому принципу реальности. Если прибегнуть к метафизическим понятиям, поворот состоит в том, что сущность бытия понимается теперь не как Логос. Эта перемена в основополагающем опыте бытия ставит также под сомнение логику господства. Когда Шопенгауэр определяет сущность бытия как волю, оно предстает как ненасытное желание и агрессия, которая должна найти освобождение любой ценой. По Шопенгауэру, это возможно только в абсолютном отрицании; воля сама должна достичь покоя - и конца. Но идеал нирваны содержит в то же время утверждение: конец есть осуществление, удовлетворение. Нирвана - это образ принципа удовольствия. В этом качестве он появляется (пусть в репрессивной форме) в музыкальной драме Рихарда Вагнера: репрессивной, потому что (как и в любой развитой теологии и морали) осуществление невозможно без принесения в жертву земного счастья. Сам principium individuationis объявляется бессильным - ибо осуществление возможно только за пределами его царства. И даже наиболее оргиа-стическая "Liebestod"* (* Любовь к смерти (нем.). - Примеч. пер.) прославляет наиболее оргиастическое отречение.

Только Ницше удается наконец преодолеть онтологическую традицию, однако его осуждение Логоса как подавления и искажения воли-к-власти настолько двусмысленно, что это часто становилось препятствием к пониманию его философии. Двусмысленно прежде всего само осуждение. В историческом смысле Логос господства скорее освободил, чем подавил волю-к-власти. Он задал направление этой воле, которая сама стала репрессивной, - направление к отречению ради производительности, сделавшей из человека раба собственного труда и врага собственного удовлетворения. Более того, воля-к-власти не была последним словом Ницше: "Воля - так называется освободитель и вестник радости; так учил я вас, друзья мои! А теперь научитесь еще: сама воля еще пленница".* (* Так говорил Заратустра, часть II, Об избавлении // Ницше Ф. Сочинения в 2 тт., т. 2, с. 101. - Примеч. авт.) Воля еще пленница, ибо она не имеет власти над временем: прошлое остается неосвобожденным и перечеркивает освобождение в целом. И пока не будет сломлена власть времени над жизнью, свобода невозможна: тот факт, что время не "возвращается", мешает заживлению раны несчастливого сознания. Последнее жаждет мести и наказания, а это, в свою очередь, ведет к увековечению прошлого и "болезни к смерти".

С триумфом христианской морали произошло искажение и обуздание жизненных инстинктов; образовалась связь между несчастливым сознанием и "виной перед Богом". "Вражда, восстание, бунт против "Господа", "Отца", предка и первоначала мира"** (** К генеалогии морали. Рассмотрение второе, 22. - Примеч. авт.) были внедрены непосредственно в структуру человеческих инстинктов, создав тем самым почву для оправдания и утверждения подавления и бесправия. Последние превратились в повелительные и агрессивные силы, определяющие человеческое существование, а их возрастающая социальная утилизация необходимо привела к тому, что прогресс превратился в прогрессирующую репрессию. На этом пути нет альтернативы, и никакая духовная и трансцендентальная свобода не может компенсировать репрессивные основания культуры. "Раны духа", если только они вообще залечиваются, все-таки оставляют рубцы. Прошлое господствует над настоящим, а жизнь платит дань смерти:

И вот туча над тучей собралися над духом - пока наконец безумие не стало проповедовать: "Все преходит, и потому все достойно того, чтобы прейти!" И самой справедливостью является тот закон времени, чтобы оно пожирало своих детей, так проповедовало безумие.*** (*** Так говорил Заратустра, с. 101-102. - Примеч. авт.)

Ницше разоблачает величайшее заблуждение, на котором были построены западная философия и мораль, - а именно преобразование фактов в сущности, а исторических условий в метафизические. Слабость и отчаяние человека, неравенство в распределении власти и богатства, несправедливость и страдания были приписаны некоему трансцендентальному преступлению; восстание было истолковано как первородный грех, неповиновение Богу, а стремление к удовлетворению было названо похотью. Более того, так как все в этом эмпирическом мире преходяще, человек по самой своей сути является конечным существом, а смерть неотъемлема от сущности жизни, вся эта череда заблуждений была увенчана обожествлением времени. Только высшие ценности вечны и обладают истинным существованием: внутренний человек, вера и любовь, которая не просит и не желает. Попытка Ницше вскрыть исторические корни этих преобразований обнаружила их двоякую функцию: умиротворять, вознаграждать и оправдывать обездоленных мира сего и защищать тех, кто как раз и лишил их доли. Господа и рабы, властители и подданные были скучены и перемешаны в потоке репрессивного производства, поведшего западную цивилизацию по пути возрастающей производительности, которое, однако, в свою очередь, вело ко все большей дегенерации жизненных инстинктов - упадку человека в человеке.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Но по преимуществу цивилизация покоится на трудовых отношениях совсем иного рода
Как пример усиления инстинктов он приводит quot
Утверждает принцип небытия
Управляемой иным принципом реальности
Всегда направлена против инстинктов