<<<     ΛΛΛ     >>>   

152

Однако, хотя и не составляет большого труда увидеть действительное различие между философскими позициями Аристотеля и Кьеркегора, совсем не легко определить или точно описать различие между наблюдателем и деятелем. Мы не можем провести его необходимым образом просто по присутствию или отсутствию страстного интереса. Известно, например, что Гегель в некотором смысле был страстно заинтересован в разработке деталей диалектики. И все же Гегель обычно считается, и, несомненно, так считал Кьеркегор, самой противоположностью экзистенциальному мыслителю. Невозможно определить это различие и по отношению к конкретным проблемам. Возьмем, например, проблему человеческого имморализма. Вполне возможно, что человек рассматривает эту проблему весьма отстранение Он проверяет доказательства за и против человеческого имморализма; однако, возможно, ощущает, что ответ не важен для его личности. Он рассматривает эту проблему во многом сходно с тем, как он мог бы рассматривать проблему в чистой математике или лингвистике. Другой человек, однако, может чувствовать, что решение проблемы имеет для него, как индивидуального существа, жизненную важность и что на карту поставлена ценность его жизни и моральных борений. Проблема в определенном смысле одна у обоих. Но первый отстранен и принимает позицию наблюдателя, тогда как последний не отчужден, а вовлечен и принимает позицию деятеля. Можно сказать, разумеется, что нет философии без отстраненности. Философствование неизбежно влечет за собой отступление от сферы непосредственного опыта; она включает рефлексию и, таким образом, универсализацию. Поскольку Кьеркегор философствует, он неизбежно переходит от экзистенциального уровня к уров-

153

ню рефлексии, и до этой степени он становится зрителем. Это кажется истинным. Но различие, которым мы озабочены, это не различие между деятелем и наблюдателем, это различие между философствованием с позиции наблюдателя и философствованием с позиции деятеля. И мысль, которую мы хотим выразить, заключается в том, что экзистенциализм - это попытка философствовать скорее с позиции деятеля, чем с позиции наблюдателя. Это, очевидно, означает несколько вещей. Во-первых, это означает, что проблема, которую рассматривает философ, представляется ему вырастающей из его собственной персональной экзистенции индивидуального человека, который свободно определяет свою судьбу, но который ищет ясности, чтобы иметь возможность делать это. Во-вторых, это означает, я думаю, что проблема представляет для него жизненный интерес, а не просто результат привходящих обстоятельств, поскольку он есть человеческое существо. Например, для советского ученого может быть вопросом жизненной важности разрешить научную проблему, которую ему поручили. Но насколько ни была бы она жизненно важна для его дальнейшего благополучия и счастья, проблема, взятая сама по себе, не является для него такой, которая возникает и обязана своей важностью просто тому факту, что он есть индивидуальное свободное человеческое существо. В-третьих, попытка философствовать с позиции деятеля требует, чтобы некто не пробовал решить проблему забыть себя и свою личную вовлеченность, пытаясь принять, например, позицию Абсолюта, для которого отдельные люди не имеют никакого значения. Я не могу сказать, что удовлетворен этим прояснением различения, но не хочу тратить время на дальнейшие изыскания. Я хотел бы спросить, действительно ли экзистенциалисты пытаются философствовать с точки зрения деятеля?

154

Я думаю, мы можем сказать и о Кьеркегоре и Марселе, что они персоналисты, в том смысле, что их рефлексия вытекает из личного опыта, который обладает для них глубоким значением и важностью, и что они оба заинтересованы прежде всего в проблемах, которые ощущаются ими как лично значимые. Я уже отмечал связь биографии и философии в случае Кьеркегора. И справедливо, я думаю, считать, что философия Марселя есть выражение или часть его собственного духовного мира. Как мы увидим позже, он делает отчетливое различие между "проблемой", с одной стороны, в которую не вовлечено бытие вопрошающего, и "тайной", с другой стороны, которая требует не применения универсального технического метода в сугубо отстраненной манере, а скорее мысленного проникновения в данные, которые вовлекают бытие вопрошающего. Марсель пытается, например, постигнуть метафизическое значение любви или надежды скорее изнутри опыта как такового, чем рассматривая его в отстраненной "объективной" манере, как это сделал бы психоаналитик. Другими словами, он пытается соединить непосредственность опыта с философской рефлексией. И темы, которые он выбирает для размышления, именно те, что имеют значение и важность для его собственной духовной жизни. Он, конечно, философ, и как таковой, он переходит в план рефлексии и универсальности. И в то же время он думающий человек, и можно сказать, что он пытается философствовать с позиции деятеля, при условии, что мы примем тот факт, что созерцательное и рефлексивное отношение метафизика гораздо более очевидно в его случае, чем в случае Кьеркегора.

155

Когда, однако, мы обращаемся к Ясперсу и Сартру, связь между человеком и философией далеко не так очевидна. Я ни на мгновение не хочу сказать, что она отсутствует, однако мне кажется, что она не так очевидна, как в случае Кьеркегора и Марселя, особенно первого. Элемент систематизации, например, обладает для него важностью, которой он не имел для Кьеркегора. Последний был страстным личностным мыслителем, и только с большим трудом можно представить его занимающим университетскую кафедру философии. Ясперс, напротив, во многом профессор философии. Тем более мы видим, что и Ясперс и Сартр, несмотря на резкие различия между их философиями, едины в своем стремлении открыть человеку, что он есть и каковы конкретные возможности человеческого выбора с точки зрения освещения и обеспечения аутентичного выбора. И все же, даже если они не философствуют с точки зрения деятеля так, как это делал Кьеркегор, их забота о том, чтобы осветить и обеспечить аутентичный выбор, показывает, что они смотрят с позиции деятеля, а не просто удовлетворяют интеллектуальное любопытство наблюдателя.

Что до Хайдеггера, то его философствование покажется скорее философствованием наблюдателя, чем деятеля, если мы проследим провозглашенные им намерения в Бытии и времени. Поскольку он занят созданием онтологии, исследующей и решающей проблему Бытия или значения Бытия; и он настаивает, что экзистенциальный анализ человека есть предварительная стадия рассмотрения общей онтологической проблемы. Опять-таки его анализ, например, подлинного и не подлинного выбора не подразумевается как увещевание к кому бы то ни было выбирать и действовать особым образом. Может показаться, следователь-

156

но, что включать Хайдеггера в число экзистенциалистов - значит просто основываться на соглашении, основанном на непонимании и неправильной интерпретации. Однако, даже если он претендует на то, чтобы быть онтологом, а не экзистенциалистом, и даже если мы можем признать, что это его действительное намерение, едва ли можно отрицать, что в его выборе тем и способе их рассмотрения Хайдеггер дает достаточное основание для распространенного понимания его философии. Мне кажется, что в рамках и очертаниях онтологического исследования им движет стремление экзистенциалистского движения, и это делает необходимым осторожно отличать его философию от философии Ясперса, который имеет гораздо более близкое отношение к Кьеркегору; это также обосновывает его включение в любое общее исследование экзистенциалистского направления мысли. Я сильно сомневаюсь, смогут ли протесты Хайдеггера, даже в будущем, обеспечить его раздельность с экзистенциалистами. Гораздо более вероятно, как мне представляется, что историки увидят в его философии бракосочетание между экзистенциализмом, который в своей чистоте основывается на мысли Кьеркегора, и классической онтологической темой исследования Бытия. Однако мы можем признать, что постольку поскольку рассматривается философствование с позиции деятеля, это более относится к популярному Хайдеггеру, который был наиболее влиятелен и против которого он сам протестовал, чем к тому Хайдеггеру, каким он себе представлялся. Я отметил, что Ясперс, например, озабочен раскрытием возможностей человеческого выбора и обеспечением аутентичного выбора. И я сослался на темы хайдеггеровской философии, которые связывают его с экзистенциализмом. Я желал бы, следовательно, опус-

157

тить дальнейшее исследование различия между наблюдателем и деятелем и заняться вопросом, есть ли некоторые темы или предметы, о которых можно сказать, что они являются общими для экзистенциалистов. Часто говорится, что экзистенциалисты в первую очередь интересуются человеком. Критик, конечно, может немедленно возразить, что это утверждение не соответствует фактам. Оно, естественно, не будет таким, например, в случае Хайдеггера, который, как мы видели, стремится поставить заново проблему значения Бытия, так что для него онтологическая проблема Бытия более центральна, чем любая дискуссия по поводу человека. Это не будет истинно, могут возразить, и в случае Ясперса, который ясно заявлял о том, что философия современности, как и прежних дней, озабочена Бытием. Далее, даже если это и подходит до некоторой степени Марселю, то тяготеет к тому, чтобы создавать неверное впечатление о его философии; поскольку это предполагает, что он предлагает антропоцентрическую философию, которой чужда метафизика. И такой критицизм должен быть, поскольку он выявляет важные факты, которые при генерализации, то есть при утверждении, что экзистенциалисты прежде всего интересуются человеком, могут быть пропущенными или пропадать из виду. Все же остается в силе, что, даже если экзистенциальный анализ человека подчиняется Хайдеггером исследованию значения Бытия, он занимает такое важное и выдающееся место в его философии, что неизбежно привлекает к себе внимание читателей. И постольку поскольку он может быть включен в число экзистенциалистов, этот анализ человека дает основания к такому включению. Что касается Ясперса, хотя в определенном смысле верно, что его философия концентрируется вокруг утверждения

158

трансцендентного, акцент ставится на человеческом выборе и на человеческой реализации его собственных потенциальных возможностей. Опять-таки вполне разумно говорить, что мысль Марселя концентрируется вокруг человеческой личности; вокруг личности, связанной с другими личностями и Богом, но все же вокруг человеческой личности. Марсель, конечно, не озабочен анализированием, например, наиболее общих категорий, экземплифицирующихся в вещах: он не придерживается того типа онтологического размышления, который проводился от Аристотеля в древнем мире до Николая Гартмана в нынешнем столетии. Так не поступают ни Хайдеггер, ни Ясперс. Наконец, если мы обращаемся к авторам типа Сартра и Камю, то ясно, я думаю, что философии концентрируются вокруг человека.

В моем представлении, утверждение, что экзистенциалисты прежде всего интересуются человеком, может быть принято при условии, что мы признаем, что это генерализация, не свободная от тех дефектов, которыми страдают генерализации. Важно понимать, что подразумевается под нашим утверждением, что экзистенциалисты интересуются человеком. Во-первых, их не заботит человек, который может быть рассмотрен как объект, подобно любому другому объекту, при помощи научного метода. Человек может превратить самого себя в объект и рассматривать себя в качестве одного из видов вещей, которые вместе мы называем миром и каждый из которых может быть изучен с различных точек зрения в безличном и объективном разуме ученого. Человек может исследовать себя, например, с точки зрения биохимика, анатома, психолога или социолога. Однако, хотя человек может объективировать себя, он также является субъектом, что доказывается уже его способностью к самообъективации.

159

Однако здесь опять возможно непонимание. Можно подумать, что экзистенциалисты обращаются к замкнутому на себя человеческому эго. Это ошибочно, так как для экзистенциалистов первично данным является человек-в-мире. Хайдеггер говорил, что скандал в философии заключается не в отсутствии доказательств внешнего мира, а в том, что их вообще стали доискиваться. Марсель избегает разрыва между замкнутым на себя картезианским эго и внешним миром, настаивая на первичном характере инкарнации, воплощения, и концентрируясь на таких духовных активностях человека, как любовь, надежда и верность, которые включают отношение человека к человеку и раскрывают субъекта как сущностно "открытого". Человек для экзистенциалистов - это конкретная человеческая личность, а не абстрактный эпистемологический субъект. Однако в то же время он рассматривается под особым углом зрения, то есть как свободный, самотворящий и само-трансцендирующий субъект.

Используя слова "само-творящий" и "само-трансцендирующий", я хочу сказать, что то, чем становится человек, зависит для экзистенциалистов от его свободы и выбора. И человек трансцендирует себя в том смысле, что он не может быть идентифицирован со своим прошлым. И, по меньшей мере для Ясперса и для Марселя, человек также является само-трансцендирующим субъектом в том смысле, что он не только может входить в сферу интерперсональной коммуникации, но и устанавливать личное отношение к трансцендентному.

160

Однако было ошибкой считать, что экзистенциалисты занимаются академическим анализом человека как свободного существа, подобно тому, как это делает научный анализ, представленный, например, физиологом. Скорее, они пытаются понять человеческую свободу в связи с проблемой аутентичного выбора. Кьеркегор привлек внимание к тому, что означает быть экзистирующим индивидом, и прежде всего - что это означает для христианина. И он делал это для того, чтобы прояснить и облегчить выбор. Колеблется ли человек вместе с толпой, едва ли заслуживая право называться экзистирующим индивидом, или становится путем свободного выбора тем, что он есть, конечным индивидом, связанным с Богом, - это вопрос, ответить на которой можно только экзистенциально, то есть свободным выбором; и никакая интеллектуальная диалектика и чистое теоретизирование не могут заменить выбор. Думать, что они могут сделать это, было, по Кьеркегору, одной из главных ошибок абсолютных идеалистов. Однако, хотя теоретизирование не может разрешить экзистенциальные проблемы, размышление способно прояснить и облегчить выбор. Философ должен быть занят прояснением человеку возможностей выбора и демонстрацией того, какой выбор является подлинным. По Сартру, философ не может учреждать абсолютно значимый набор объективных ценностей, как и наставлять индивида в том, каким должен быть его моральный выбор. Но он может сделать ясной неизбежность выбора, показать его природу и различие между подлинным и неподлинным выбором так, чтобы человек осознал, что он есть, и приготовился встретиться с собой с открытыми глазами. С другой стороны, хотя Камю не утверждает, что философ может указывать индивиду, как ему в точности вести себя в абсурдном мире, он может привлечь внимание человека к природе мира и к возможностям выбора и поведения.

161

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Имел претензии предложить миру систематическую философию
Но используемые термины имеют уже установленное значение
Является ли утверждение в бессмысленным в том же смысле
Марксисты представляли философию сартра как философию умирающей буржуазии