|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Еще раз повторим: дисперсность, дискретность, противоре-
чивость, повсеместность и обязательность проявления власти в
понимании Фуко придает ей налет мистической ауры, характер
не всегда уловимой и осознаваемой, но тем не менее активно
действующей надличной. Она порождает эффект той спе-
цифической притягательности иррационализма, к которому так
чувствителен человек конца ХХ в. и который он пытается ра-
ционально объяснить, прибегая к авторитету научно-естест-
венного релятивизма новейших физико-математических пред-
ставлений. Специфика понимания "власти" у Фуко заключается
прежде всего в том, что она проявляется как власть "научных
дискурсов" над сознанием человека. Иначе говоря, знание",
добываемое наукой, само по себе относительное и пэотому яко-
бы сомнительное с точки зрения "всеобщей истины", навязыва-
ется сознанию человека в качестве "неоспоримого авторитета",
заставляющего и побуждающего его мыслить уже заранее гото-
выми понятиями и представлениями. Как пишет Лейч, "проект
Фуко с его кропотливым анализом в высшей степени регули-
руемого дискурса дает картину культурного Бессознательного,
которое выражается не столько в различных либидозных жела-
ниях и импульсах, сколько в жажде знания и связанной с ним
власти" (294, с. 155).
Этот языковой (дискурсивный) характер знания и меха-
низм его превращения в орудие власти объясняется довольно
просто, если мы вспомним, что само сознание человека как
таковое еще в рамках структурализма мыслилось исключительно
как языковое. И те выводы, которые сделал из этого фундамен-
тального положения структурализма и постструктурализма Фу-
ко, шли в традиционном для данной системы рассуждений духе,
хотя и получили у него специфическую (и, надо отметить, весь-
ма влиятельную) интерпретацию. С точки зрения панъязыкового
сознания нельзя себе представить даже возможность любого
сознания вне дискурса. С другой стороны, если язык предопре-
деляет мышление и те формы, которые оно в нем обретает, --
так называемые "мыслительные формы", -- то и порождающие
их научные дисциплины одновременно формируют "поле созна-
ния", своей деятельностью постоянно его расширяя и, что явля-
ется для Фуко самым важным, тем самым осуществляя функ-
цию контроля над сознанием человека.
Таким образом, в теории Фуко осуществляется мистифици-
рование научно-технического прогресса, подмена его анонимной
и полиморфной "волей к знанию" и интерпретация ее как стрем-
ления замаскировать "волю к власти" претензией на научную
"истину". Как утверждает Фуко в своей обычной эмоциональ-
ной манере: " Исторический анализ этой злостной воли к зна-
нию обнаруживает, что всякое знание основывается на неспра-
ведливости (что нет права, даже в акте познания, на истину или
обоснование истины) и что сам инстинкт к знанию зловреден
(иногда губителен для счастья человечества). Даже в той широ-
ко распространенной форме, которую она принимает сегодня,
воля к знанию неспособна постичь универсальную истину: чело-
веку не дано уверенно и безмятежно господствовать над приро-
дой. Напротив, она непрестанно увеличивает риск, порождает
опасности повсюду... ее рост не связан с установлением и упро-
чением свободного субъекта; скорее она все больше порабощает
его своим инстинктивным насилием" (188, с. 163).
Проблема "власти", пожалуй, оказалась наиболее важной
среди тех представителей деконструктивизма и постструктура-
лизма (это касается прежде всего так называемого "левого де-
конструктивизма" и британского постструктурализма с их теори-
ей "социального текста"), которые особенно остро ощущали
неудовлетворенность несомненной тенденцией к деполитизации,
явно проявившейся в работах Дерриды конца 60-х и практиче-
ски всех 70-х гг4. Но в первую очередь это недовольство было
______________________________
4. Где-то на рубеже 70-х и 80-х гг. его позиция несколько
изменилась: как генератор идей, очень чуткий к общему "настроенческому хаосу"
бурлящего котла разноречивых мнений, он мгновенно среагировал на
перемену пристрастий и ориентаций западных интеллектуалов,
и скорректировал в начале 80-х гг. свою позицию. Несомненно воздействие Фуко и на оформление таких
ключевых положений постмодернистской теории, как концепции
фрагментарности "метарассказов" Лиотара. В частности, в своей
книге "Воля к знанию" -- части тогда замысливаемой им об-
ширной шеститомной "Истории сексуальности" (1976)<SUP>5</SUP> он
выступает и против тирании "тотализирующих дискурсов", легити-
мируюших власть (одним из таких видов дискурса он считал
марксизм), в борьбе с которыми и должен был выступить его
анализ "генеалогии" знания, позволяющий, по мнению ученого,
выявить фрагментарный, внутренне подчиненный господствую-
щему дискурсу, локальный и специфичный характер этого
"знания".
После чтения рассуждений Фуко о власти остается стран-
ное впечатление: чем подробнее он объясняет механизмы ее
действия, рисуя эффективную картину ее всевластия, тем навяз-
чивее становится ощущение ее какой-то бесцельности и ирра-
циональности, замкнутости на себе. Таким образом, власть,
будучи в системе ученого высшим принципом реальности, фак-
тические существует сама ради себя; как заметил А. Фурсов,
это скорее концепция "кратократии" -- власть власти. Фуко
отказывается от поисков истоков власти, от работы с понятием
власти на уровне социального намерения ее применить и кон-
центрирует свое внимание на механизмах ее внешнего проявле-
ния и внутреннего самоконтроля, на формировании субъекта как
результата ее воздействия.
Власть, как желание, бесструктурна, фактически Фуко и
придает ей характер слепой жажды господства, со всех сторон
окружающей индивида и сфокусированной на нем как на центре
применения своих сил. В этом отношении, очевидно, справедли-
ва критика Сарупом фукольдианского понятия "власти", когда
он пишет: "Власть не является ни институтом, ни структурой, ни
некой силой, которой наделены отдельные люди; это имя, дан-
ное комплексу стратегических отношений в данном обществе.
Все социальные отношения являются властными отношениями.
Но если все социальные отношения являются властными отно-
_____________________________
5Ее можно перевести и как "Жажда знания", тем более, что
автор употребил слово "volonte", имеющее еще и специфическое
философское значение "воления", вместо собственно терма "воля" --
vouloir", но перекличка со знаменитой "Волей к власти" Ницше слишком очевидна,
да и не скрывается самим Фуко, тем более, что в обосновании концепции
знания как средства власти он не избегает и термина "vouloir".
шениями, то как мы можем сделать свой выбор между тем или
иным обществом?
Когда Фуко вынужден отвечать на подобный вопрос, он
становится уклончивым. Теоретически он лишил себя возможно-
сти пользоваться такими понятиями, как равенство, свобода,
справедливость. Для него они просто символические обозначе-
ния в процессе игры, взаимодействия сил. Эта точка зрения
весьма близка Ницше, писавшего: "когда угнетенные хотят
справедливости, это всего лишь оправдание того факта, что они
хотят власти для себя". История, согласно этой точки зрения,
представляет собой бесконечную борьбу за господство" (350,
с. 92-93).
Можно еще раз, разумеется, повторить, что Саруп явно не
учитывает последние работы Фуко и критикует его с подчерк-
нуто социологизированных позиций, приписывая к тому же
Фуко излишне жесткую схематичность взглядов, которой он
никогда не страдал, но несомненно, что есть рациональное зерно
в его критике того "имиджа" Фуко, который создался в пред-
ставлении многих постструктуралистов и оказался наиболее
влиятельной моделью для дальнейшей разработки "леводе-
конструктивистских" теорий. К тому же в этом своем взгляде на
Фуко он был не одинок. Когда Лейч утверждает, что "тексты
Фуко все в большей степени настойчиво обращают внимание на
негативные социально-политические свойства архива" (294, с.
154), то это только одна сторона проблемы, рассматриваемой к
тому же исключительно в перспективе структуралистски воспри-
нимаемой "археологии сознания" как замкнутой в себе доктри-
ны. Ошибка Лейча состоит в том, что он отождествляет силу
воздействия на индивидуальное сознание "архива" с понятием
"власти". И это заблуждение проистекает из текстуализирован-
ного понимания "власти", хотя он и называет ее "культурным
Бессознательным". Лейч как деконструктивистски мыслящий
теоретик не представляет себе иного способа фиксации этой
"власти", кроме как в форме текста, упуская из виду, что она
близка по своим характеристикам, если не вообще аналогична,
действию либидо в той специфической для общепостструктура-
листской проблематики форме, которую в нем получила концеп-
ция "желания". Вполне понятно, что в этой перспективе понятие
"власти" принципиально не могло в себе нести однозначно отри-
цательного смысла; более того, со временем позитивное значение
"власти" у Фуко стало возрастать, особенно когда французский
ученый попытался с ее помощью обосновать возможность сво-
боды субъекта. В принципе в восприятии Фуко, как его отдель-
ных концепций, так и всего его "учения" в целом, всегда преоб-
ладал политизированный аспект. Подобной тенденцией в вос-
приятии идей Фуко объясняется критика его концепции Са-
рупом: "Фуко дает позитивную характеристику власти, но если
эта концепция должна иметь критически политическую направ-
ленность, то должен быть какой-то принцип, сила или сущность,
с чем эта "власть" борется или что она подавляет, и освобожде-
ние от гнета которого полагается желательным. Однако он не
счел необходимым сказать нам, что именно подавляет современ-
ная власть, собственно против чего направлена власть в совре-
менных условиях. Поскольку Фуко не может определить, про-
тив чего действует власть, то его теория власти теряет всю свою
объяснительную содержательность" (350, с. 165),
Проблема заключается в том, что "власть" как проявление
стихийной силы бессознательного "принципиально равнодушна"
по отношенню к тем целям, которые преследуют ее носители, и
может в равной мере служить как добру, так и злу, выступая и
как репрессивная, подавляющая, и как высвобождавшая, эман-
сипирующая сила. Наиболее последовательно этот процесс поля-
ризации "власти" был разработан Делезом и Гваттари. Но по-
добное политическое прочтение Фуко, стремление обязательно
обнаружить у него политическое измерение, неизбежно обедняет
концептуальный потенциал теоретической мысли французского
ученого, искажая смысл его идей.
Надо всегда иметь в виду, что понятие власти не носит у
Фуко равнозначно негативного смысла, оно скорее имеет харак-
тер фатальной неизбежности. Правда, позитивное толкование
власти было им сформулировано позднее, во второй, по класси-
фикации Автономовой, его период. Как пишет в связи с этим
Саруп, "его работы 1960-х гг. фокусировались на проблемах
языка и конструирования субъекта в дискурсе. Индивидуальный
субъект был пустой сущностью, пересечением дискурсов. В
более поздних работах Фуко перешел с позиции лингвистиче-
ской детерминированности на ту точку зрения, что индивиды
конституируются властными отношениями" (350, с. 81).
Насколько взгляды Фуко изменились в этом плане на ру-
беже 70-х -- 80-х гг., свидетельствует два его интервью. В
интервью 70-х гг. на вопрос: "если существуют отношения сил и
борьбы, то неизбежно возникает вопрос, кто борется и против
кого?", он не смог назвать конкретных участников постулируе-
мой им "борьбы": "Эта проблема занимает меня, но я не уверен,
что на это есть ответ". Интервьюер, исходя из сложившейся
традиции воспринимать Фуко как "политизированного пост-
структуралиста", продолжал настаивать на своем: "Так кто же в
конце концов является теми субъектами, что противостоят друг
другу?" В то время у Фуко был на это лишь
"предположительный" ответ: "Это только гипотеза, но я бы
сказал, что зто все против всех. Нет непосредственно данных
субъектов борьбы: с одной стороны -- пролетариат, с другой
буржуазия. Кто против кого борется? Мы все сражаемся
друг с другом. И всегда внутри нас есть нечто, что борется с
чем-то другим" (197, с. 207-208).
В последней фразе, на мой взгляд, и заключается ответ:
фактически понятие "власти" у Фуко несовместимо с понятием
"социальной власти"; это действительно "метафизический прин-
цип", о котором с недоумением пишет Саруп, и, будучи амбива-
лентным по своей природе и, самое главное, стихийно неупоря-
доченным и сознательно неуправляемым, он, по мысли Фуко,
тем самым "объективно" направлен на подрыв, дезорганизацию
всякой "социальной власти".
В послесловии к сборнику своих статей 1982 г. Фуко под-
вел итоги своей двадцатилетней работы, что в общей перспекти-
ве его творчества выглядит скорее как глобальный пересмотр
прежних позиций: "Прежде всего я хотел бы сказать о том, что
было целью моей работы на протяжении последних двадцати
лет. Она заключается не в том, чтобы анализировать феномены
власти или чтобы создать основу для подобного анализа.
Напротив, моя задача состояла в том, чтобы создать исто-
рию различных модусов, посредством которых человеческие
существа становились в нашей культуре субъектами. Моя работа
касалась трех видов модусов, трансформирующих человеческие
существа в субъекты.
<<< ΛΛΛ >>>
Конкретика анализа часто вынуждает их договаривать то
Обеспечивало в традиционной литературе идентификацию читателя с главным персонажем в результате его
Могло бы предотвратить предложения от их коллапса в тела
Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм 4 образом
Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм 6 сознания
|
|
