<<<     ΛΛΛ     >>>   

Вот как он рассуждает о рациональности-иррациональности чувства: «Как мышление упорядочивает содержания сознания, подводя их под понятие, так чувство упорядочивает сознательные содержания по их ценности для своего носителя… чувство, подобно мышлению, есть функция рациональная , ибо, по свидетельству опыта, ценности, в общем, устанавливаются по законам разума точно также, как понятия, в общем, образуются по законам разума». Но в то же время «ненаправленное чувство есть чувствующая интуиция . Это означает, что строго говоря, только активное, направленное чувство можно обозначить как рациональное ; напротив, пассивное чувство иррационально , поскольку оно создает ценности без содействия субъекта, а, может быть, даже против его намерения» (49).

Видимо, следует повнимательнее рассмотреть, что же такое, по Юнгу, «рациональное», а что является «иррациональным». По Юнгу, «рациональное есть разумное, соотносящееся с разумом, соответствующее ему. Я понимаю разум как установку, принцип которой состоит в оформлении мышления, чувства и действия согласно объективным ценностям… Большинство объективных ценностей, - а вместе с тем и разум, - суть наследие древности, это крепко спаянные комплексы представлений, над организацией которых трудились бесчисленные тысячелетия… Итак, законы разума суть же законы, которые обозначают и регулируют среднюю «правильную», приспособленную установку. Рационально все то, что согласуется с этими законами; и напротив, иррационально все, что с ними не совпадает» (50).

Юнг и Аугустиновичуте: рациональность против иррациональности

Впервые развернутое определение Юнга мне кажется совершенно неудовлетворительным. Получается, что люди, в «типе» которых преобладают иррациональные функции, «менее разумны», в самом прямом смысле менее полноценны, чем люди с преобладанием рациональных функций. «Рациональный» и «мыслительный» Юнг может быть незаметно тем самым конституировал свое собственное превосходство и превосходство рациональной половины человечества?

Обратимся к «иррациональной» Аугустинавичуте, - как воспринимает эту дилемму она? А.Аугустинавичуте предпочитает называть «рациональных» шизотимами, а «иррациональных» - циклотимами, обращая внимание на то, что «у циклотима за объектом в статике наблюдает левый глаз (правое полушарие), за объектом в динамике – правый глаз (левое полушарие). У шизотима – наоборот… Если информацию о динамике принимает левое полушарие, собственной динамикой индивида тоже управляет левое».

Далее она задается вопросом: «Почему циклотимы кажутся импульсивными, а К.Г. Юнгом были названы даже иррациональными?» И отвечает: «Потому, что их движения, поступки и эмоции всегда следствие каких-то чувств, какого-то духовного состояния. Ответ на появившиеся чувства комфорта, дискомфорта, спокойствия или неуверенности. Циклотимы прежде внутренне раскачиваются и лишь после этого реагируют на ситуацию эмоцией или поступком. На эмоции и поступки окружающих они реагируют не сразу. Точнее – реагируют не на их поступки и эмоции, а на вызываемые этими поступками чувства. Поэтому их реакции как бы замедленные, плавные, очень приспособленные к ситуации, но заранее не обдуманные, «творческие». Много поступков просто «по привычке», по сложившимся установкам. Шизотимы реагируют на эмоцию эмоцией, на поступок поступком не раскачиваясь, сразу. Реагируют очень разумно, обдуманно, на основе всего имеющегося опыта. Поэтому кажутся более строгими, решительными, «рациональными», их движения более быстрые и угловатые, эмоции более резкие и холодные… У циклотима поступки импульсивны, являются не чем иным как только приспособлением к реальной ситуации и своим собственным чувствам. Можно сказать, что циклотим действует, когда ему нужно выйти из какой-то ситуации, какого-то состояния, а шизотим наоборот, когда нужно создать какое-то состояние, какое-то самочувствие» (51).

Может быть именно такого рода активность «рационального» (шизотима) определила его как прежде всего активного, а «иррационального» (циклотима) – как пассивного. Думаю, что поправка А. Аугустинавичуте очень важна. Правда и сам Юнг, конечно, далек от того, чтобы обосновать неполноценность «иррациональных» перед «рациональными», ведь иррациональность в его системе – это прежде всего связь с бессознательным. Но в бессознательном мы «видим» у него другой, более авторитетный центр, чем эго, там мы видим самость, основной, центральный архетип среди архетипов или «изначальных образов». Да и отношение к разуму у Юнга весьма отличается не только от просветительского, но и от современного ему, к примеру, неокантианского. Юнг не обоготворяет разум, даже тот, «средний», определяющий, по его весьма беспомощной формуле «среднюю «правильную», приспособленную установку». Надо, кстати, заметить и определенную несправедливость в оценках Аугустинавичуте «холодных» шизотимов и определенную пафосность при описании однотипных ей циклотимов. Но, все же, видимо, она ближе к истине в важной задаче определения дихотомической пары «рационального-иррационального».

Главное, что эта дихотомия конституирована как основополагающая в личностной структуре, наряду с другой установочной дихотомией «экстраверсии-интроверсии». Причем, установка «рациональность-иррациональность» имеет еще более фундаментальный характер, чем «экстраверсия-интроверсия».

Экстраверсия – интроверсия

Чтобы это выяснить или хотя бы определить, рассмотрим не столь спорную и, судя по вызванным затруднениям с «рациональностью», более простую «экстраверсию-интроверсию».

Интроверсию Юнг определил как обращение либидо вовнутрь. «Интроверсия активна , когда субъект желает известного замыкания от объекта; она пассивна , когда субъект не в состоянии вновь обратно направить на объект тот поток либидо, который струится от объекта назад, на него» (52). Экстраверсией Юнг называет «обращение либидо наружу, вовне… Поэтому экстраверсия есть, до известной степени, переложение интереса вовне, от субъекта к объекту» (53). Либидо он определил как психологическую энергию в смысле интенсивностей или ценностей (54).

Чтобы понять Юнга в его отношении к фундаментальной дихотомии современной философии, а именно к «субъекту-объекту», необходимо дать более пространную выдержку из его определения: «Итак, персона есть комплекс функций, создавшийся на основах приспособления или необходимого удобства, но отнюдь не тождественный с индивидуальностью. Комплекс функций, составляющий персону, относится исключительно к объектам. Следует достаточно четко отличать отношение индивида к объекту от его отношения к субъекту. Под «субъектом» я разумею прежде всего те неясные, темные побуждения чувства, мысли и ощущения… которые всплывают, чаще мешая и задерживая, но иногда и поощряя, из темных внутренних недр, из глубинных дальних областей, лежащих за порогом сознания, и в свой совокупности слагают наше восприятие жизни бессознательного. Бессознательное есть субъект, взятый в качестве «внутреннего» объекта».

Итак, субъект, по Юнгу, не есть Я в его «последних» глубинах, это есть скорее то, что он определил как самость. И объект, по Юнгу, это не только и наверно даже не столько объективный мир вещей и межсубъективный мир других Я, а собственно «персона». Как же теперь мы определим экстраверсию и интроверсию?

Для этого дадим еще два юнговых определения: «Внешнюю установку, внешний характер я называю персоной ; внутреннюю установку, внутреннее лицо я обозначаю словом а нима или душа. В той мере, в какой установка привычна, она есть более или менее устойчивый комплекс функций, с которым эго может более или менее отождествляться», душа же «в общем и целом дополняет внешний характер персоны» (55).

Несколько сужая смысл его определений, мы можем определить экстраверсию, во-первых, как наполнение персоны, внешнего характера человека психической энергией, ценностью, идущей из бессознательного; а, во-вторых, как формирование человеком своего поведения исходя из отношений объективного мира, а не образов собственного бессознательного. Интроверсию можно определить, во-первых, как способность индивида в его душевной стихии принимать и аккумулировать психическую энергию, идущую извне, от объектов, по-видимому прежде всего от других людей; во-вторых, как формирование человеком своего поведения исходя из образов собственного бессознательного, а не из отношений объективного мира.

Это значит, что «экстраверсия-интроверсия» не определяет, как принято думать, отношения эго и внешнего мира, причем бессознательное проникает в сознание через душевную «периферию», а внешний мир – через «персонную» периферию. Поэтому, сужая, можно сказать, что отношение бессознательного и внешнего мира можно рассматривать и как отношение между душой человека и его персоной, или внешним характером.

Но что это значит и к чему ведет? Это значит, что дихотомия «экстраверсия-интроверсия» является условием позиционирования сознания человека в качестве моста между внешним миром вещей и бессознательным миром изначальных образов, и в этом случае сознание можно рассматривать как совокупность трех психологических комплексов: персоны, собственно сознания, души или анимы; а также как моста между персоной (как внешним характером) и душой, и в этом случае сознание определяется как таковое.

Впрочем, и в самом сознании Юнг выделяет его центр – эго-комплекс. «Под эго я понимаю комплекс идей, представлений, составляющих для меня центр поля моего сознания и который, как мне кажется, обладает в высокой степени непрерывностью и тождественностью (идентичностью) с самим собой. Поэтому я говорю об эго-комплексе . Этот комплекс настолько же сознание, насколько и условие сознания, ибо психический элемент осознан мной постольку, поскольку он отнесен к эго-комплексу. Однако, поскольку эго есть лишь центр моего поля сознания, оно не тождественно с моей психикой в целом, а является лишь комплексом среди других комплексов. Поэтому я различаю между эго и самостью , поскольку эго есть лишь субъект моего сознания, самость же есть субъект всей моей психики, включая также и бессознательное» (56).

Теперь, видимо, следует опередить что есть самость, которая «утверждает себя как архетипическую идею … отличающуюся от других идей подобного рода тем, что она занимает центральное место благодаря значительности своего содержания и своей нуминозностью» (57). Здесь тоже еще не все ясно в вопросе о том, что есть «архетипическое» как таковое и что является «архетипической идеей», но ограничимся здесь пока интуитивным их пониманием.

Мы видим, что человек Юнга имеет два основных центра, два «субъекта», которые очевидно не совпадают между собой, так как самость как центр находится вне сознания, в бессознательном. Но в таком случае, может быть, определяя экстраверсию и интроверсию, Юнг под субъектом имел в виду не самость, а эго, не бессознательное, а сознательное? Думаю, что под субъектом он имел в виду и тот и другой центры, поскольку оба центра обладают нуминозностью, являются источниками психической энергии. Так, несмотря на недооценку Юнгом воли (хотя здесь возможно лишь вопрос о словах и то, что, например, Вундт приписывал «воле» Юнг предписал «эго»), он определяет, что под волей он понимает «ту сумму психической энергии, которой располагает сознание» (58) и мы знаем, от того же Юнга, что это немалая энергия, сравнимая с энергетикой бессознательного.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

К кризису историографии
На основе знания которой могло бы строиться историческое сознание
философии Феллер В. Введение в историческую антропологию 12 истории
философии Феллер В. Введение в историческую антропологию 5 истории
Мы назвали позитивистски ориентированной исторической наукой