Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 ΛΛΛ     >>>   

>

Рожанский И. Расизм и Древняя Греция


Едва ли не наиболее часто цитируемым местом из всей античной литературы является фраза Аристотеля: "варвар и раб по природе своей понятия тождественные" [1, кн. 1, 1, 5]. Поскольку греки называли варварами всех, кто говорит не на греческом, а на других языках, то заявление Аристотеля было эквивалентно утверждению, что все не говорящие по-гречески являются по природе своей рабами. Статус же свободных людей был присущ, согласно Аристотелю, только грекам. Правда, и сам Аристотель сопровождал приведенное утверждение более или менее существенными оговорками. В дальнейшем мы рассмотрим ряд примеров из греческой истории, которые покажут, что древние греки отнюдь не были расистами ни в аристотелевском, ни в нашем современном смысле, а отличались широтой и терпимостью по отношению к представителям других рас и народов.

Основоположником греческой философии (и науки) традиционно считается Фалес Милетский, живший в первой половине VI в. до н. э. Вряд ли мы найдем в античности фигуру более почитаемую, чем Фалес. Он неизменно открывал список "семи мудрецов", заложивших основы греческой культуры и государственности. Античные доксографы приписывали ему первые достижения в области геометрии, астрономии и других наук. Аристотель называет его первым философом, сформулировавшим проблему материального первоначала всего сущего. По этой причине любой курс истории европейской философии - вплоть до нашего времени - начинается с изложения воззрений Фалеса.

Наиболее древним источником сведений о жизни и деятельности Фалеса является знаменитый историк Геродот. И вот у Геродота мы находим утверждение, что Фалес был по происхождению финикийцем (т. е. варваром). Древним грекам это утверждение не казалось ни парадоксальным, ни в какой бы то ни было степени скандальным. Милет, как и другие греческие города Малой Азии, был связан с финикийцами традиционными торговыми отношениями. Многие финикийцы оставались жить в Милете, брали себе в жены гречанок, и их дети уже ничем не отличались от коренных жителей города. В отдельных случаях они получали милетское гражданство. Именно из такой смешанной семьи и мог выйти Фалес.

Но это обстоятельство показалось скандальным не современникам и соотечественникам Фалеса, а германским филологам конца прошлого и начала нынешнего столетия. Еще Э. Целлер, явный сторонник идеи автохтонности греческой культуры, высказал предположение, что Фалес, вероятно, происходил не от современных ему финикийцев, а от биотийских потомков мифического Кадма, который, как известно, был финикийцем. Это уже чистая мифология. А знаменитый Герман Дильс опубликовал в 1988 г. статью [2], которая с самого начала предполагала отрицательный ответ на поставленный в заглавии вопрос.

Очень неясна проблема "семи мудрецов" в ранней Греции. В число этих мудрецов источники неизменно включали четыре имени: Фалеса, Солона, Бианта и Питтака. Остальные три "мудреца" выбирались более или менее случайно. Иногда в их число попадало такое одиозное имя, как коринфский тиран Периандр, ничем не отличившийся, кроме своей мстительной жестокости. Но вот некоторые поздние авторы одним из "семи мудрецов" называют скифа Анахарсиса, рассказ о котором мы также находим у Геродота. По словам последнего, Анахарсис- побывал во многих странах и выказал там большую мудрость. По возвращении на родную землю он был убит на охоте стрелой своего родственника. "И поныне еще - пишет Геродот, - скифы на вопрос об Анахарсисе отвечают, что не знают его, и это потому, что он побывал в Элладе и перенял чужеземные обычаи" [3, кн. IV, 76]. Позднейшие авторы дополняют рассказ об Анахарсисе различными подробностями, в частности Плутарх сообщает о том, как Солон принял Анахарсиса у себя дома и сделался его другом. Во всяком случае, если скифы и забыли своего знаменитого соплеменника, греки помнили и поставили его в ряд наиболее знаменитых мудрецов. Не забыло его и последующее человечество.

В годы Французской революции барон де Клоотц объявил себя поклонником и последователем Анахарсиса и даже принял его имя. Подобно своему древнему тезке, Анахарсис Клоотц много путешествовал, много видел и знал. В первые годы революции он увлекся идеями свободы, равенства и братства и отказался от своего титула и всех связанных с ним привилегий. Его образованность и неизменное остроумие сделали его одной из колоритнейших фигур первых дней революции. Он говорил, что его религия - космополитизм; на вопрос о его национальной принадлежности Клоотц отвечал: "Я гражданин Вселенной". В конце концов его космополитизм вступил в непримиримое противоречие с национализмом французских патриотов, и Клоотц кончил свою жизнь под ножом гильотины.

До поры до времени между греками и варварами не было сколько-нибудь серьезных конфликтов. Великие цивилизации древности - Египет и Вавилон - находились от Греции достаточно далеко, и у них не было проблем, которые пришлось бы разрешать силой оружия. Туземное же население Причерноморья и Италии, которое находилось в непосредственном соприкосновении с греческими колониями, относилось к греческим поселенцам вполне терпимо, убедившись, что греки не претендуют на захват принадлежащих аборигенам территорий, и ограничивалось торговыми связями, выгодными для обеих сторон.

Положение изменилось, когда на Востоке образовалась мощная персидская держава. В середине VI в. до н. э. персидский царь Кир II покоряет Мидию и Вавилон, а затем устремляется на запад. В 546 г. ему подчиняется богатое Лидийское царство, а затем греческие города Эгейского побережья. Те, которые не делают этого добровольно, подвергаются разрушению и поголовным репрессиям. Сын Кира Камбис завоевывает в 525 г. Египет, а его преемник Дарий совершает походы в Скифию и Фракию. При Дарий персидская держава достигает пика своего могущества. Административно-финансовые реформы Дария укрепили военную и экономическую мощь персидской державы. Золотые монеты с изображением Дария ("дарики") имели хождение далеко за пределами собственно Персии, а персидская армия считалась самой могущественной в мире.

Следующей геополитической задачей Персии было завоевание Балканского полуострова и, как следствие этого, превращение Эгейского моря во внутреннее персидское море. Эту задачу персы пытаются решить в начале V в. до н.э. Казалось бы, исход грекоперсидской борьбы был заранее предрешен. Что могли противопоставить разрозненные и вечно враждующие друг с другом греческие полисы военной громаде великой персидской империи? Только чудо могло спасти греков от порабощения. А чудес в реальной жизни, как говорят, не бывает.

И все же чудо произошло. Греческие отряды, представлявшие собой, по сути дела, не регулярную армию, а народное ополчение, выставляемое отдельными полисами, нанесли поражение намного превосходящим их по численности персидским полчищам. Сначала это произошло в марафонском сражении (в 490 г.), когда Дарий попытался высадить экспедиционный корпус в северной Аттике. Через девять лет сын Дария Ксеркс переправил более чем двухмиллионную армию (по явно завышенным расчетам Геродота) через Геллеспонт и двинулся через Фракию и фессалию на юг. Отчаянное сопротивление небольшого греческого отряда у Фермопил не могло изменить положения. Персы вторглись в Аттику, заняли Афины и разрушили Акрополь. Все население Аттики эвакуировалось на кораблях в Эгину, Мегару и на Саламин. Положение греков и, в первую очередь, жителей Аттики казалось совершенно безнадежным.

И тут произошло нечто удивительное. При Саламине персидский флот, стесненный в узких проливах между островами и материком, был фактически разгромлен и уничтожен эскадрами греческих триер. Это произошло осенью 481 г. Правда, гибель морского флота еще не означала поражения персидского войска в целом. И все же поражение при Саламине оказалось для персов величайшим шоком. После нескольких месяцев колебаний Ксеркс решает покинуть Грецию и вернуться в свою столицу, оставив на Балканском полуострове отборную 300-тысячную армию под командованием своего лучшего полководца Мардония. Летом 479 г. недалеко от местечка Платен произошло последнее и на этот раз решающее сражение. Армия персов была разбита наголову, и ее остатки, потеряв своего командира Мардония, бежали в Фессалию и затем во Фракию. О причинах поражения персов в войне 480-479 гг. историки писали по-разному. Но ключевую роль среди факторов, способствовавших победе греков, сыграли все же стойкость и мужество афинян, не терявших воли к сопротивлению в самые, казалось бы, безнадежные моменты.

Прав будет тот, отмечал Геродот, кто назовет афинян спасителями Эллады. "... Ход событий зависел исключительно от того, на чью сторону склонятся афиняне. Но так как афиняне выбрали свободу Эллады, то они вселили мужество к сопротивлению всем остальным эллинам, поскольку те еще не перешли на сторону мидян, и с помощью богов обратили царя в бегство" [3, кн. VII, 139]. История греко-персидских войн начала V в. до н.э. известна нам по книге Геродота. Но эта книга не ограничивается описанием фактического хода этих войн. Первые части книги представляют собой своеобразный курс страноведения. В них Геродот пишет о странах Ближнего Востока, которые были завоеваны персами и вошли в состав империи. Геродот сообщает еще массу географических, этнографических, исторических сведений об этих странах, о населяющих их народах, об их быте, культуре и религии. К любой сообщаемой им детали, заимствована ли она из устных рассказов очевидцев, или основана на легендах, сообщенных Геродоту жрецами, или, наконец, взята из каких-либо письменных источников, автор относится с величайшим интересом и любознательностью. При этом нынешнего читателя поражают объективность Геродота и его гуманность, красной нитью проходящие через всю книгу. Даже рассказывая о персах, бывших в то время злейшими врагами эллинов, Геродот не проявляет ни малейшего хвастовства, ни малейшей нотки презрения к побежденному врагу. Говоря о жестоких поступках персидских царей Камбиза и Ксеркса, Геродот отнюдь не распространяет свое возмущение на весь персидский народ. Наоборот, к раду персидских обычаев Геродот относится с явной симпатией.

Вот, например, что он пишет о религии персов: "Воздвигать статуи, храмы и алтари у персов не принято. Тех же, кто это делает, они считают глупцами, потому, мне думается, что вовсе не считают богов человекоподобными существами, как это делают эллины. Так, Зевсу они обычно приносят жертвы на вершинах гор и весь небесный свод называют Зевсом. Совершают они жертвоприношения также солнцу, луне, огню, воде и ветрам" [3,кн. 1, 131 ].

Неудивительно, что впоследствии Плутарх, относившийся к Геродоту крайне неприязненно, называл его "philobarbaros", т. е. "любящий варваров". На самом деле подобные высказывания Геродота свидетельствовали не о его любви к варварам, а о его беспристрастности и объективности, которым может позавидовать иной историк нашего времени.

Великий греческий трагик Эсхил был не только современником, но и непосредственным участником греко-персидских войн. В сражении при Марафоне он находился в первых рядах афинских гоплитов, отражавших наскоки персидской конницы. Весьма вероятно также его участие в кампании 480-479 гг.; об этом свидетельствует его трагедия "Персы", примечательная во многих отношениях. Кстати, это единственная из дошедших до нас греческих трагедий, сюжет которой заимствован не из мифологических легенд, а из современной автору действительности. Действие "Персов" развертывается в персидской столице Сузы и относится ко времени, непосредственно следовавшему за Саламинским сражением. А на афинской сцене трагедия была поставлена в 472 г., т.е. для греков она была еще сверхактуальной.

В течение всей пьесы зритель видит хор персидских старейшин, являющийся основным действующим лицом трагедии. В торжественном пароде хор восхваляет несметные персидские полчища, отправляющиеся в далекий поход под командованием "царя царей" Ксеркса. Но уже здесь в словах хора ощущаются нотки тревоги за судьбу персидского войска: слишком давно от него нет никаких вестей. На сцене появляется мать Ксеркса, вдова покойного царя Дария Атосса. Она говорит хору о своих мрачных предчувствиях. Прибегает гонец, повествующий о катастрофе, постигшей персидское войско у Саламина. Подробный рассказ гонца дает основание полагать, что Эсхил сам был свидетелем морской битвы. Хор в ужасе; Атосса сохраняет внешнее спокойствие: ее утешает сообщение о том, что ее сын Ксеркс остался жив и скоро вернется в Сузы. Атосса и хор решают вызвать из царства мертвых царя Дария, чтобы спросить у него совета. После соответствующих жертвоприношений и молитв появляется тень Дария. В диалоге с Атоссой и хором Дарий корит Ксеркса за легкомыслие и гордыню (hybris) и советует персам никогда не ходить войной на греков, ибо сама земля им помогает в бою. На вопрос корифея хора - как это может быть? - тень Дария отвечает: поражая голодом бесчисленные массы врагов. Предсказав еще одно поражение персов при Платеях, тень Дария скрывается, и Атосса уходит в свои покои. Появляется Ксеркс, находящийся, как мы сказали бы теперь, в состоянии истерического отчаяния. Следуя его примеру (и прямому приказанию), хор начинает вопить, причитать, бить себя в грудь, рвать на себе волосы, разрывать одежду. На этой ноте трагедия кончается.

В целом "Персы" Эсхила - это гимн в честь великой греческой победы, не замутненный ни презрением к врагу, ни насмешкой над ним. Атосса вызывает у зрителей чувства уважения и симпатии; тень Дария являет собой идеальный образ мудрого царя, абсолютно лишенного кичливости, которая была присуща Ксерксу.

В литературных памятниках второй половины V в. до н.э. мы не найдем ничего, что бросало бы свет на отношение греков к варварам. В эту эпоху греки были слишком поглощены своими междоусобными распрями. У Фукидида персы если и упоминаются, то только в связи с тем, какую из враждующих группировок они поддерживали.

Положение изменилось в IV в. до н.э. Греческие города-государства вышли из Пелопоннесской войны ослабленными политически и экономически. Афины навсегда утеряли свое былое могущество. Кризис государственной системы города-полиса воспринимался как результат органической порочности демократии. Взоры интеллектуальной элиты, задумывавшейся о будущем, все чаще обращались на Восток. Несмотря на прошлые поражения, Персия продолжала существовать как могущественное единое государство, власть которого распространялась на громадные территории Азии и Африки. В греческом образованном обществе заметен рост персофильских настроений.

Выражением этих настроений явилось, в частности, сочинение Ксенофонта "Воспитание Кира". Написанное простым и изящным языком, оно до нашего времени является книгой, по которой изучают греческий язык учащиеся классических гимназий и лицеев. В ней Ксенофонт излагает свою педагогическую систему на примере воспитания персидского царя Кира I. Ценность этой книги как исторического источника ничтожна, но она дает ясное представление о взглядах и симпатиях самого Ксенофонта. Кир изображается в ней как идеал мудрого, справедливого, но твердого монарха. Хотя Ксенофонт об этом прямо не говорит, но ясно, что он противопоставляет такого рода монархию выродившейся, распущенной демократии греческих полисов, в частности Афинам.

 ΛΛΛ     >>>   

Только современником
Рожанскийвопросы истории естествознания
философии Раушенбах Б.В. Логика троичности

сайт копирайтеров Евгений