<<<     ΛΛΛ     >>>   

К материальным благам история добавляетболее возвышенные блага образования, правосудияи мира. Это учат в школе, гдето в шестом классе, нозатем, повидимому, это забывается, ибо вопрос опользе монахов ставится без конца, как будто в ихжизни труд не занимает столько же места, как внашей, как будто ручной труд, считавшийся вантичном мире рабским, был признан благороднымначиная с Карла Маркса, а не с верстакаправедного Иосифа, ремесла апостола Павла иУстава святого Бенедикта.

Известно также, что монахи добросовестнопередали нам греческое и латинское просвещение,которое прошло через Средние Века, не сумев,видители, просветить ни одного ума; и они неподозревали, что мы будем благодарны им больше засохранение пошлостей Овидия, чем за полученноечерез них христианство — детьми которого мыявляемся.

Люди неблагодарны.

* * *

Правда, под тройным шефством, которое онасоставляет с Эволюцией и Прогрессом, Историянаша написана столь странно! Почитать ее — так ивидится, что отважные гуманисты Возрождения, сриском для жизни, силой захватывали сокровищаязыческой словесности, зарытые и яростнозащищаемые драконом обскурантизма, — тогда каким достаточно было нагнуться и подобрать обрывкиГорация и Цицерона на каждой лужайке послепикника бакалавров средневековых университетов.Трудно объяснить себе, зачем монахи того временинадрывались над переписыванием текстовантичного мира, если Средневековье относилось кним, как то ему приписывается, с таким страхом,смешанным с отвращением. Нужды нет! Мы попрежнемубудем присуждать честь их открытия запоздалымпионерам Возрождения, согласно учебникамистории, приглашающим нас почтить их озябшие,остроносые фигуры в ночном колпаке — ибо этиотважные поборники просвещения были неслишкомто бравого вида; и неизвестно, отчегоспины их были столь согнуты: от научногоприлежания или от поклонов в приемных сильныхмира сего. А если приходится все же проявитьнемного благодарности к монахампереписчикам, тоэто делается в виде насмешливойполупризнательности, как неуклюжему человеку,невольно оказавшему вам услугу...

* * *

Ну, что ж, — нам, кажется, суждено всевремя и без конца ошибаться. Мы подозреваем, чтомонахи спят, когда они бодрствуют, что они ничегоне делают, когда они работают; мы воображаем, чтоони страшатся того, что мы называем «жизнью», аони боятся лишь того, что они зовут смертью; мыпредполагаем, что мир их пугает, — а онимпонирует им не больше, чем пьяница — ОбществуТрезвости.

Вероятно, нет ни одного момента в ихжизни, их призвании, их психологии, который нашесуждение не исказило бы. Мы их представляем себето мрачными, то слишком веселыми; то копающимисобственную могилу (по Шатобриану), то запирушкой (по Рабле) — трудно совместимымизанятиями — и получается, что населениемонастырей это пошатывающиеся призраки,приветствующие друг друга погребальным «Умрем,брат!» с хорошей бутылкой под мышкой. Что нам задело, если мы себе противоречим! Высмеяв леностьмонахов, мы тут же отдаем честь какомунибудькропотливому труду, непринужденно называя его«трудом бенедиктинца».

Грубияны, падкие на распутство,несчастные существа, испуганные радостнымсверканием мира — вот наши монахи. Мы никогда невидим их такими, каковы они в действительности:добродетельными, вполне уравновешенными,простыми и обычно улыбающимися.

* * *

Благодаря Небу — наши заблуждения немешают монашеской жизни, начало которой положилв VI веке некий Бенедикт из Нурсии, плохоизвестный современным энциклопедиям (ониошибочно именуют его священником); онапродолжается на основании Устава — незыблемогопамятника мудрости, в котором Революции,Возрождения и все возмущения человеческого умане разбили даже оконного стекла.

В двадцати монастырях, девятьсотбенедиктинцев французской Конгрегации ведутуединенную, мирную, полную прилежания жизньсвоих далеких средневековых братьев, снабжаяЦерковь богословами, а мир, который об этом неподозревает, — юристами, историками иученымипалеографами. Их библиотеки всегда —самые богатые, а поскольку они люди серьезные иопытные, их читальные залы построены изжелезобетона с железными стеллажами, чтобы лучшепротивостоять стихийным бедствиям и развитиювоенного искусства, так что эрудиты следующегоВозрождения будут, по всей вероятности, еще разсобирать мед в бенедиктинском улье.

Они бодрствуют, постятся, соблюдаютмолчание; и если огромное развитие нашейпромышленности чревоугодия лишило их прежнейроли придорожных гостиников, они, тем не менее,упорно осуществляют во всем его поразительномлюбвеобилии 53ю статью своего Устава, котораявменяет им в обязанность принимать гостя не как«посланца неба», но как «Самого Христа», сблагоговением и усердием, особенно если он беден,nam divitum terror ipsi sibi exigit honorem, — говорит святойБенедикт: поскольку почитать богатых заставляетуже самый страх перед ними.

* * *

Жизнь бенедиктинца сосредоточена вокругбогослужения: семь раз в сутки вереница ДедовМорозов в острых капюшонах возвращается на хоры;они бесшумно скользят подвое по каменным плитамхрама, склоняются перед престолом, низкокланяются друг другу, прежде чем разместитьсякак в коробочках, по своим местам на хорах уалтаря.

Богослужение состоит из определенногочисла псалмов, антифонов, гимнов и молитв,рапределенных на «Часы» (утреня, первый час,третий час, шестой час, девятый час, вечерня,повечерие), которые составляют между восемьючасами труда и восемью часами отдыха главноедело из трех монастырских восьмичасовых «смен»:«хвалу Божию»; она для монаха — радость, основноеназначение и самый смысл существования.

Бенедиктинское богослужение всегдаотличалось и величественностью и пышностью.Некогда Opus Dei в Клюни происходил свеличественностью и блеском коронации. Церковьзаимствовала основные молитвы своегобогослужения из этих великолепных служб,прославивших Орден и составивших бенедиктинцамрепутацию — до которой им дела нет —замечательных организаторов духовных концертов.Раздругой в году сливки общества собираются ваббатствах святого Бенедикта, в частности, вСолеме, распространяя и на грегорианское пениезагадочную способность наслаждаться всем,ничего не любя. Если вы хотите прилично выглядетьв свете, надо послушать как солемскиезатворники поют в Рождественскую ночь или вПасхальное утро, так же как надо на слухузнавать четвертую симфонию Белы Бартока и содного взгляда — последнюю пачкотню Пикассо.Конечно, бенедиктинцы не ответственны за этоувлечение. Они поют теперь, как и в XII веке, не длязнатоков, а в честь Невидимого Присутствия, иможно парадоксально сказать, что они поютпрекрасно потому, что иначе петь не могут.

Посредственность не переживает века;никакой аскет, как бы он ни жаждал подвига, не могбы петь то же самое дватри раза в день сорок летподряд, будь хоть малейшая возможность, что этотмотив набьет оскомину. Красота грегорианскогопения выдерживает бесконечное повторение служб,потому что она безлична; эта музыка льется прямоиз души, не проходя через инструментымузыкальной композиции и обработки; это излияниесердца, хвала, молитва, это не искусство.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Хоронить мертвых больных испытании
Каждый день в молитве со слезамиисповедовать богу прошедшие прегрешения ивпредь от них исправляться
Начинается с монастырского порога
Фроссар Андре. Соль земли 10 милосердия
Конечно