<<<     ΛΛΛ     >>>   

— Что такое вероучение?

— Католическое вероучение — этодисциплинарное помещение для бродяжничающихумов, мрачная тюрьма, где ценой мелких унижений,обысков и надзора они, понурив голову, обретаютспокойствие и безопасность заключения.

— Догматы веры?

— Ограничения, наложенные начеловеческий разум, которому вероучение раз инавсегда сказало анафематствующим голосом:«Дальше — нини!»

Сравнения этого маленькогоатеистического катехизиса не совсем неверны, нов прямо противоположном смысле. На положениезаключенного в камере похоже наше положение вэтом мире, а вероучението и есть окно; и еслиЦерковь когдалибо прикладывала руку к стенамнашей тюрьмы, то лишь для того, чтобы сделать вней отверстие. Атеист не пробивает стену, чтобывзглянуть наружу, а затыкает отверстие в наивнойнадежде забыть, вместе с внешним миром, и о своейтюрьме. Смелость разума заключается не в том,чтобы «вырваться за пределы вероучения», а в том,чтобы достичь их, и ересь навлекает на себяосуждение церковной власти не за свои дерзания, аза свою робость; ни один еретик никогда непридумал ничего смелее догмата Воплощения, номногим из них   недоставало интеллектуальнойсилы, необходимой, чтобы его постичь, и они илипочитали человека, или поклонялись Богу там, гдеЦерковь видит и провозглашает Бога, ставшегочеловеком.

Не понимая таким образом веру, мы оченьплохо понимаем тех, кто ею живет, и, связывая ее снекой формой отжившего искусства, мы думаемнайти под гулкими сводами наших аббатств неживых монахов, а окаменелости.

* * *

Однако монахи еще существуют! И не тольков тени монастырей, где незримый свет созерцанияхранит их души в собранности и тишине, но и повсем дорогам, на всех путях, которые онито порой ипрокладывают, пользуясь ими часто в последнююочередь, одетые в белое, черное или коричневое,бородатые или бритые, обутые во францисканскиесандалии или в иезуитские ботинки, вооруженныечетками или крестом; они, повидимому, совершенноне чувствуют себя потерянными в век Эйзенштейна,они передвигаются на пару или нефти, как мы свами, пересекают на самолетах моря и сразвевающимся по ветру капюшоном и мантией туктвокруг Земли крепкую, частую сеть монастырей,школ, госпиталей и религиозных и социальныхзаведений, порванные звенья которой неустанносвязываются вновь изо дня в день — или изстолетия в столетие, — что и делает католическуюи апостольскую Церковь (столица — Рим) самойзначительной духовной силой всех времен.

От августинцевотшельников домиссионеров Святого Семейства одно толькоперечисление Орденов занимает несколько страницв «Аннуарио Понтифичо» — Папском ежегодномсправочнике — и, говорят, один только СекретарьКонгрегации по вопросам Орденов, управляющейтремястами тысячами монахов и восемьюстамитысячами монахинь христианского мира, знаетполный их список, а также способен припомнитьодеяние таких, как «антонинцы святогоГормисдаса».

Действительно, вещь странная иприводящая в замешательство туристок:приглядевшись к роли Секретаря, замечаешь, чтопополнение рядов его армии вовсе не сокращаетсянеуклонно по мере удаления от средних веков, аостается постоянным за всю историю, как будтонеобходимое и достаточное количество «солиземли» было раз и навсегда определенотаинственным постановлением свыше. Криваястатистики неровная, но не проявляет никакойобщей тенденции к понижению. Ритм возникновенияновых очагов остается ровным, ненарушимым средивойни и революций; подобно тому, как эпидемиявыявляет самоотверженных, так, повидимому,справедливый закон компенсирует шатания нравовили идей умножением благочестивых призваний; и вто время, как завоеватель, политик, социальныйпророк думает, что колеблет равновесие сил инаправляет историю, невидимая рука незаметновосстанавливает равновесие.

Конечно, сейчас не времена большихмонашеских урожаев Средневековья; но если быупадок Орденов подчинялся законам, которыеуправляют падением отживших институтов, на землеуже не осталось бы ни одного монаха. Победила быкоалиция Реформации и Возрождения, очагимонашеской жизни погасли бы один за другим,Революции не пришлось бы бороться с иными«суевериями» кроме своих собственных, аНаполеону не пришлось бы сообщать нам, что онотносится враждебно к возвращениюмонашествующих, т.к. «монашеское самоуничижениеразрушительно для всякой доблести, всякойэнергии и всякого правительства». Самаобстановка, за отсутствием какого бы то ни былокандидата на затвор, избавила бы нас от этогобравого афоризма, высказанного вскоре послебрюмерской суматохи, когда представителигражданской доблести выпрыгнули из окон искрылись в чаще парка СенКлу при появленииусатой гвардии (память о монахах — мученикахТеррора — также была еще совсем свежа).

Наконец, XIX век, под общей вывескойНаучного Материализма и Прогресса, безраздельноцарствовал бы над умами и над сердцами. Но нет: с1850 по 1900 г. можно насчитать возникновение неменее семнадцати новых больших Орденов. Называю:Африканские миссии, Священники СвятогоПричастия, Салезианцы святого Иоанна Боско,Белые Отцы, Священники Святого Сердца... Золотойвек атеистического науковерия оказываыетсятакже и веком определенного возрождениямонашества, оставшегося, разумеется,незамеченным для своих современников.

Точно так же и наш заносчивый XX век, векскорости, телевидения, радиолокации иэлектронного мозга, который как будто исключаетвсякую возможность собранности, любую формувнутренней жизни, наш, наконец, атомный век видит,или вернее, не видит — потому что событиямелькают у него перед глазами слишком быстро,чтобы чтолибо увидеть, — как укореняется, растети расцветает возрожденное средневековоемонашество в странах, наиболее охваченныхтехническим прогрессом, например, в десяти шагахот крупных промышленных центров СевернойАмерики, где созерцательные трапписты самогочистого романского стиля являют картинуудивительного подъема несмотря на окружающийматериализм, — вернее: благодаря его напору.

Пусть после этого самоуверенные смертныевоображают, будто они пишут Историю. В лучшемслучае они пишут лишь половину ее.

— Довольно, довольно! Послушать вас, такмир «омонашивается», сам того не замечая!?

* * *

О, я не впадаю в апостолический оптимизмтех воинствующих христиан 1935 года, которые одинза другим были увлечены политикой, я непретендую, что этот век в отношении верывыдерживает сравнение с веком святого Бернарда— хотя число званных еще не дает никакогодостоверного указания на число избранных, и, вконечном счете, времена религиозного изобилия,может быть, не богаче подлинной святостью, чемвремена духовного оскудения. С меня довольно, чтоэто такой же век, как другие, свидетельствующий,что при всем непостоянстве религиозности каждоепоколение поставляет определенный контенгентпровозвестников Евангелия, апостолов,отшельников или миссионеров. Можно ихигнорировать, можно ничего не знать о них, о ихпризвании, их образе жизни, их свидетельстве. Ноони существуют, они принадлежат не к XII веку, а кнашему, и в то время, как мы считаем, что временамонахов минули, и многие из нас не задумываясьскладывают истины веры на полку средневековыхмистерий и басен, каждый день молодые люди,здоровые телом и душой, стучатся в двери обителеймолитвы и просят одежды, которая так поражаеттуристок на СенМишеле.

Ибо человек нашей эпохи не всегда и неисключительно увлечен техникой — будь тоиндустриальной, социальной или сексуальной.

Ему случается ощутить всю значительностьсвоей судьбы — и налагаемого ею венца...

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Не терпеть неправды любителем надменным
Мнения историков
Фроссар Андре. Соль земли 13 мертвых
От августинцевотшельников домиссионеров святого семейства одно толькоперечисление орденов занимает довольно историю