|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Таков единственный спасительный исход из темных лабиринтов жизни. Вера
это то невыразимое, чем достигается пребывание с Богом; она поднимает
человека туда, где сами собой разрешаются все вопросы и недоумения, ибо он
начинает видеть жизнь глазами Божиими.
Об этом невозможно рассказать на земном языке, поэтому Аввакум и не
пытается дать никакой богословской теодицеи, никакого логического оправдания
тайны. Он лишь знает, что Бог творит Свои суды иначе, нежели человек, что
нужно лишь всецело доверить Ему себя. Этот итог вопрошаний Аввакума, слова о
животворящей вере повторит апостол Павел, когда будет говорить о приобщении
человека к мистерии Искупления.
Псалмы пророка Аввакума завершаются величественным гимном о
Богоявлении, в котором воскресают звуки и образы древней ханаанской поэзии.
Это поистине "виденье, непостижимое уму. Певец указывает Израилю на Творца,
грядущего по Вселенной; от поступи Его содрогаются звезды и горные хребты,
Сущий являет Себя тайновидцу как единственный Владыка мира, вершащий Свои
деяния вопреки злу и мятежу твари.
Среди исторических гроз, которые гимн изображает в виде стихийных
катаклизмов, доверие к Богу стоит незыблемой скалой, оплотом твердости и
мужества. Душа поэта охвачена экстатическим трепетом и переполняется любовью
к Зиждителю. Эта любовь ищет не даров Его, но близости к Нему. Само Его
существование становится источником неиссякаемой радости и примирения. Я
буду спокоен в день бедствия, когда губитель восстанет на народ мой.
Пусть и смоковница не расцветает, пусть не плодоносит лоза виноградная,
Пусть и маслина отказала, и нива не даст пищи,пусть не станет овец в
загоне и быков в стойле, Но и тогда я буду радоваться о Господе и веселиться о Боге спасения
моего.
Ягве сила моя, Ему, Победителю, песнопение мое.
(Авв 3, 16-19) Итак, в лице пророка Аввакума Остаток Израиля сделал выбор: он поднялся
над религией, которая ищет лишь видимых наград, а без них колеблется и
гаснет. Из трагического мрака вера Аввакума вышла обновленной, преображенной
и бескорыстной, как всякая подлинная любовь.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава десятая
ИЕРУСАЛИМСКАЯ РЕФОРМА 1. О находке Торы мы имеем два сообщения 4 Цар 22 и 2 Пар 34. Между
ними есть некоторое противоречие. Книга Царств говорит, что очищение храма
от языческих символов произошло после находки рукописи, а Паралипоменон
помещает очищение до находки. Вероятнее всего, оба сообщения не исключают
друг друга. С момента обращения Иосии к "вере Давида" (восьмой год его
правления) до ремонта храма прошло шесть лет. Несомненно, за эти годы царь
предпринял ряд антиязыческих мероприятий (в первую очередь они касались
ассирийских культов). После же обнародования Торы очищение проводилось более
радикально и распространялось на все провинциальные алтари Ягве. См.:
J.Вright. А Нistory of Israel, р 297,
R. de Vaux. Аncient Israel, р. 337.
2. См.: X. Тадмор. История еврейского народа, ч. I Тель-Авив, 1967.
3. Иер 11, 18-23, 12, 6. В этих текстах Иеремия сравнивает себя с
агнцем, ведомым на заклание, мотив, которым воспользовался Исайя Второй,
изображая страждущего Служителя Ягве. Слова Иер 11, 19 указывают на то, что
пророка хотели отравить. Причина такой острой вражды не совсем ясна. Ж
Стейнман (J. Steinтапп. Lе рrophete Ieremie. Paris, 1962) предполагает, что
Иеремия выступал в Анатоте как "эмиссар" царской реформы, но данных об
активном участии пророка в реформах в Библии нет. Бубер полагает, что
Иеремия даже сам открыто выступал против централизации культа (М. Виber.
Рrophetic Faith, р. 168-169).
4. Вопрос о судьбе сельского духовенства остается открытым. Велльгаузен
считал, что левиты и священники провинциальных алтарей одно и то же (Ю.
Велльгаузен. Введение в историю Израиля, с. 125). Но в настоящее время
полагают, что "левит" в царскую эпоху все еще означало просто члена клана, а
не профессиональной корпорации. Есть предположение, что Хилкия вообще не
принадлежал к левитскому роду. Он происходил от Цадока, первосвященника
времен Соломона, а некоторые исследователи Библии думают, что Цадок вел свое
происхождение от местных ханаанских жрецов. Его род при Соломоне оттеснил
род Абиатара, удалившегося в Анатот. См.: А. Соdу. А Нistогу оf Old
Testament Priesthood, р. 127, ff, R. dе Vаих. Аncient Israel, р. 372, ff.
5. В устной своей форме Закон Святости восходит к Моисеевым временам.
Но тщательная разработка ритуала показывает, что записан он был позднее.
Условное название дано тексту после работы Клостермана (1877). Текст этот
долго считали послепленной компиляцией. В настоящее время он отнесен к
периоду, предшествующему плену. Древнейший фрагмент кодекса (VI в до н э )
найден среди манускриптов Мертвого моря (см.: И. Амусин. Рукописи Мертвого
моря, 1960, с. 86). О структуре кодекса см.: Rо1апd J. Faley.
Levitucus.-JВС, р 78, ff.
6. О Науме Элькошите ничего не известно. Даже его имя, означающее
"утешение", может быть псевдонимом. Где находился Элькош, из которого он был
родом, тоже неясно. Полагают, что он проповедовал в храме. Книга его
распадается на четыре гимна: 1) Явление Бога-Судии, 11, 1-10, 2)
Благословения и угрозы, 1,11-15, 3) Осада Ниневии, 2, 4) Конец Ниневии, 3.
Время написания гимнов относится к 612 г. См.: А. Глаголев. Книга пророка
Наума.-ТБ, VII, с. 273, Р.Неinisah. Тhе Нistorу оf Israel, 1952, р. 254.
7. Из буквального текста Библии (4 Цар 23, 29-30, 2 Пар 35, 20-26)
возникает впечатление, что Нехо шел воевать против ассирийцев. Но согласно
вавилонской хронике (ХДВ, с 247), он собирался вмешаться в борьбу на стороне
ассирийцев. О разрушении Мегиддо в Библии не упоминается, но о нем
свидетельствуют раскопки. См : W.Аlbright. Тhе Аrchaeology, р. 129-130.
8. О личности Аввакума (евр. Хабаккук) в Библии нет сведений. Правда, в
Септуагинте сохранилась легенда о том, что Аввакум жил в эпоху плена. Но
достоверность этой легенды ничтожна (см. иером. Варфоломей. Книга пророка
Аввакума. Сергиев Посад, 1913, с. 26). Единственное свидетельство легенды,
заслуживающее доверия,-это указание на то, что Аввакум был левитом.
Книга Аввакума состоит из следующих частей:
1) Диалог с Богом: а) вопрос пророка 1, 2-4, б) предсказание о
"касдим"-халдеях, 1, 5-11; в) второе вопрошание пророка, 1, 12-17.
2) Пророк на башне. Ответ Бога, 2, 1-4.
3) Обличение жестоких и надменных, 2, 5-20.
4) Гимн о Богоявлении: а) Богоявление, 3, 1-15; б) непоколебимость
верующего, 3, 16-19
9. Существует много различных точек зрения на "касдим" Аввакума, от
которых зависит и дата книги. См.: G.Т. Мопtаgие. Zephaniah, Nahum,
Habakkuk, Lamentations, Obadiah. Collegevillе, 1967, р. 45,49; А. Gе1in. Les
livres prophetiques. - RFIВ, I, р. 518. Но скорее всего речь здесь идет о
халдеях. Пророк должен был знать об их возросшем могуществе уже в 609 г.
Именно халдей Набопаласар в союзе с мидийцами сокрушил Ниневию. Основной
мотив книги указывает на событие, повергшее Израиль в уныние и отчаяние.
Подобных событий можно назвать только два: падение Иерусалима в 587 г. и
гибель Иосии в 609 г.
Указание на башню в псалмах Аввакума (2, 1) и общий контекст исключают
первую дату, и, таким образом, наиболее возможной остается вторая (см. М.
Вic: Тrois prophetes dans un temps de tenebres. Paris, 1968, р. 45).
Предположение, будто Аввакум писал после 609 г. , когда халдеи установили
свою власть над Израилем, вряд ли обосновано. В этот период действуют
пророки Иеремия, Урия, Анания, Шемайя и др. Но об Аввакуме уже нет ни слова.
И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.
А. Пушкин Преемником убитого царя-реформатора должен был стать старший из его
трех сыновей - Элиаким. Но в Иерусалиме хорошо знали заносчивый нрав
царского первенца, и поэтому "народ земли" отдавал явное предпочтение
Шалуму, второму сыну Иосии. Во время смуты, охватившей город после поражения
у Мегиддо, совет старейшин сумел отстранить Элиакима и возвести на престол
Шалума. Он был торжественно помазан в храме и принял тронное имя Иоахаз, что
значит "Ягве крепок".
Но не прошло и трех месяцев после коронации, как новое бедствие
постигло Иудею. После безуспешного похода на Евфрат и в Сирию вернулся
фараон Нехо. На этот раз его послы прямо объявили, что отныне власть Египта
над Палестиной восстанавливается. Противиться было бесполезно, и Иоахаз
вынужден был ехать к фараону в Риблу для принятия вассальной присяги.
Обойденный Элиаким, вероятно, воспользовался моментом, чтобы наверстать
упущенное. В результате фараон задержал Иоахаза при себе и затребовал в
ставку Элиакима. Воцарилось напряженное ожидание; Иеремия предсказывал, что
Иоахаз уже больше никогда не вернется на родину. А вскоре пришло известие,
что Нехо возвращается в Египет, увозя Иоахаза в качестве пленника. Царем же
над Иудеей он утвердил Элиакима, который, видимо, сумел убедить Нехо в своей
лояльности. В знак подчинения он получил новое имя - Иоаким.
Двадцатипятилетний царь был прямой противоположностью своему отцу.
Больше всего он любил увеселения и роскошь, религиозными вопросами не
интересовался, политической независимости не искал. В течение одиннадцати
лет своего правления он, насколько это было возможно, хранил верность
фараону, из рук которого получил власть. Дань, возложенную на него Нехо, он
не пожелал выплачивать из казны или из средств богачей, но обложил податью
весь народ. Те самые люди, которые не желали, чтобы он царствовал, теперь
вынуждены были оплачивать цену его короны. Уже в этом своем первом шаге был
весь Иоаким.
Главной заботой царя стала перестройка дворца. Пренебрегая денежными
трудностями, он велел обшить его залы дорогим кедром и всячески их украсить.
Иеремия впоследствии говорил, что этот дворец, где рабочих принуждали
трудиться безвозмездно, построен на "неправде и беззаконии".
Что касается преобразований Иосии, то, хотя Иоаким формально не отменил
их, все дело обновления веры оказалось полностью заброшенным. Первосвященник
Хилкия к тому времени умер, и его сменил Азария, человек, во всех отношениях
ему уступающий. Духовенство и пророки были рады уже и тому, что не наступила
реакция в духе Менаше. Чтобы задобрить их, царь оставил за храмом положение
единственного святилища. Сохранение этой внешней стороны реформы радовало
тех, кто считал важным уберечь хоть что-то: пусть столь страстно ожидаемая
мессианская эра отодвинулась в неопределенное будущее, зато оставался
несомненный знак Божиего благоволения-Иерусалим и храм; они стоят нерушимо,
и это главное. Ореол святости и неприступности, окружавший город, не померк,
а, напротив, стал ярче прежнего. Египтяне не коснулись Сиона; это ли не
доказательство того, что Ягве по-прежнему обитает в Своем Доме?
В эти годы патриотизм, раненный крушением политических надежд, стал
вырождаться в болезненный национализм. Как это нередко бывает, бедствия
подогревали национальное чувство народа. Даже когда после Мегиддо все
рухнуло, храм оставался последним прибежищем патриотических чаяний.
Удовольствовавшись малым, его служители смотрели сквозь пальцы на то,
что социальные идеи Второзакония превращались в пустой звук, что люди
охладевали к памяти Иосии.
Исподволь стали возрождаться старые языческие обряды. Кое-где крестьяне
вновь старались умилостивить Ваалов, опасаясь засухи, а женщины отыскивали
заброшенные амулеты Астарты.
Впрочем, это были уже скорее тени прошлого, которые не могли изменить
общей картины набожности и спокойствия. В стране царил мир. Египетское иго
не было слишком тяжелым, оно ограничивалось взиманием подати. В остальном же
фараон не вмешивался во внутреннюю жизнь Иудеи. Все шло своим чередом:
крестьяне обрабатывали землю, писцы трудились в канцеляриях, священники
совершали богослужение, царедворцы составляли сметы для построек и
содержания гарема, купцы торговали, левиты пели, пророки пророчествовали.
И тогда-то Иеремия вновь был призван выступить против Иерусалима. Как и
прежде, не без колебаний решился он возобновить борьбу со своим народом.
Внутренний Голос не давал ему покоя, пока он не согласился идти и говорить.
Иеремия вынужден был сказать людям самое страшное и непонятное для них. От
его слов почва должна была уйти из-под ног любого набожного иудея: пророк
объявил войну двум последним кумирам-идее национального превосходства и
слепой вере в народную святыню. Одним из первых среди учителей человечества
Иеремия возвестил чисто духовную религию, которая, признавая внешние формы,
по существу стоит выше их. Пророку надо было показать, что стены храма и
камни алтаря не имеют ценности сами по себе. Он готовился развеять миф о
нерушимости Дома Ягве, чтобы напомнить о "богопознании", заслоненном
внешними формами культа.
Для своего первого выступления Иеремия выбрал внебогослужебное время и
пришел к воротам, ведущим во внутренний двор святилища, где обычно глашатаи
объявляли волю царя, решались тяжбы и обсуждались общественные события.
Когда внимание собравшихся обратилось к нему, Иеремия начал речь, говоря от
лица Ягве:
"Исправьте пути ваши и поступки ваши, и тогда Я упрочу пребывание ваше
на этом месте. Не полагайтесь на обманчивые слова говорящих: "Здесь храм
Ягве! Здесь храм Ягве!" Если не будете обижать иноземца, сироты и вдовы,
если не будете проливать невинную кровь на этом месте и не пойдете за иными
богами на беду себе - тогда оставлю Я вас жить на этом месте, на земле,
которую Я издревле дал отцам вашим. Вот вы надеетесь на обманчивые слова,
которые не принесут вам пользы. Хорошо ли, что вы, воруя, распутничая и
принося ложные клятвы, кадя Ваалу и следуя чужим богам, которых не знали
прежде, приходите потом и становитесь пред лицом Моим, говорите: "Мы
спасены!"- только для того, чтобы снова совершать все эти гнусности? Не
сделался ли для вас Дом этот, названный Моим именем, вертепом разбойников?"
(Иер 7, 3-11).
Пророк напомнил об участи святилища в Шило, где во времена Судей
хранился Ковчег Ягве. Пока народ был верен Завету, Бог пребывал с ним, когда
же изменил, Господь перестал охранять святыню; храм Шило был разрушен, а
Ковчег захватили враги. Та же судьба постигнет и храм Сионский, если народ
не переменит своего образа жизни. Едва только пророк смолк, как на него
надвинулась негодующая толпа: как может этот человек кощунственно говорить о
гибели Дома Божия? Не Сам ли Ягве обещал, что рука врага не коснется его?
Особенно оскорбили слова Иеремии служителей храма: ведь он же сам из
левитов, сам пророчествовал в храме, а теперь говорит богохульные речи
против святыни!
"Смерть ему!"-кричали служители; толпа росла, угрожая пророку
расправой. Его спасло лишь то, что из дворца на шум вышли князья и
старейшины. Выслушав сбивчивые объяснения, они сели у ворот и пожелали
узнать подробности дела. Священники выступили вперед и заявили: "Этот
человек заслуживает смерти, потому что он проповедует против этого города,
как вы слышали своими ушами".
Когда дали слово Иеремии, он обратился ко всем присутствующим.
"Ягве послал меня,-сказал он,-пророчествовать против этого Дома и
города все, что вы слышали. Итак, исправьте теперь пути ваши и поступки ваши
и послушайтесь голоса Ягве, Бога вашего, и Ягве отменит бедствие, которое
изрек на вас. А что касается меня, то я в ваших руках: делайте со мной все,
что вам кажется правильным и справедливым. Однако знайте: если убьете меня -
то возложите на этот город и на его жителей невинную кровь. Ибо воистину
меня послал Ягве, чтобы вложить в ваши уши эти слова" (Иер 26, 12-15).
Речь пророка произвела впечатление и охладила толпу. Быть может, и сам
облик посланца Божия невольно внушал уважение. Одни лишь ослепленные гневом
служители храма продолжали требовать его казни. Старейшины, однако,
напомнили им, что уже при Езекии пророк Михей Морешотский предрекал гибель
Иерусалима и никто не заграждал ему уст; напротив, царь послушался его слов
и тем отвел гибель от града Божия.
В конце концов, благодаря вмешательству царедворцев, восторжествовала
терпимость и пророк избежал смерти.
С этого времени создалось странное, на первый взгляд, положение:
защитниками Иеремии стали светские люди, а пророки и духовенство
превратились в его смертельных врагов. Но все проясняется, когда мы узнаем
из Библии, что сторонником пророка был Ахикам, сын секретаря Шафана,
главного инициатора реформы. Ревнители преобразований не были еще полностью
отстранены, и именно они всячески стремились поддерживать Иеремию.
А что же пророки? Почему они ополчились против своего собрата? В этом
тоже нет ничего необъяснимого. Пророческую корпорацию в те дни возглавляли
Анания, Ахав и Цидкия - ограниченные патриоты, которые только и делали, что
предсказывали гибель вражеских царств (1). Иные же пророки молчали из
страха. В Иудее с каждым днем все труднее становилось во всеуслышание
говорить то, что думаешь. Царь Иоаким не желал, чтобы опасные агитаторы
мутили народ, и приказал решительно расправляться с ними. Иеремию, у
которого было немало почитателей при дворе, он пока не решался трогать, но
зато велел арестовать пророка Урию-бен-Шемайя, единственного, кто, кроме
Иеремии, осмелился говорить о гибели Иерусалима. Урия, узнав об опасности,
бежал в Египет, но посланные царя разыскали его и там. Возможно, что его
выдали по распоряжению Нехо, желавшего поддержать своего ставленника. Так
или иначе, Урия был доставлен в Иерусалим и там казнен. Теперь Иеремии было
показано, что его ждет, если он будет продолжать свои проповеди.
Но и без того небольшое число сторонников пророка таяло, от него
отшатывались, как от зачумленного. Мрачные мысли посещали Иеремию в эти дни,
он в который раз убеждался, что все его усилия разбиваются о глухую
преграду. В Анатоте его ненавидели, в Иерусалиме было не только трудно
говорить, но и опасно жить. Царская власть, как всегда, едва почувствовав
свою силу, становилась деспотичной и подозрительной. В минуты уныния пророк
слагал псалмы, которые и сейчас позволяют нам заглянуть в душу
пророка-страдальца. В них он обращался к Богу как к единственному своему
прибежищу, изливая перед Ним свою боль, плакал перед Ним, говорил о
недоумениях и сомнениях: Ты будешь прав. Господи, если я стану судиться с Тобой,
но все же буду говорить о правосудии пред Тобой. Почему путь нечестивых
благополучен?
Почему все лжецы живут в покое? Ты насадил их, и укоренились они,
они вырастают и приносят плод. Ты близок на устах их,
но далек от сердца их, А меня, Господи, Ты знаешь,
видишь меня и испытываешь сердце мое.
(Иер 12, 1-3) "Лжецами" Иеремия, вероятно, называл служителей храма, которые
восставали против него. Пророки и духовенство никак не могли понять, чего
хочет этот беспокойный человек; они не верили, что он послан Богом. У них
был храм, они могли приносить жертвы и, худо ли, хорошо, учить людей Торе. В
храме сосредоточивалась вся их надежда, каждый, кто посягал на его
авторитет, казался им богопротивником. К чему все эти строгости? Даже если
кто-нибудь из простонародья и отдает дань суевериям, так ли уж это страшно?
И пусть власть имущие не всегда справедливы, стоит ли постоянно говорить об
этом? Ведь они приносят немалые жертвы во искупление своих грехов. Когда
Иеремия в спорах с этими людьми слышал нечто подобное, возмущению его не
было предела: Разрывается сердце во мне, содрогаются кости мои;
Я как пьяный человек, как человек, сраженный вином,
Из-за Господа и из-за святых слов Его.
Пророк и священник-лицемеры, даже в доме Моем Я нашел нечестие, говорит
Господь...
Как вы можете говорить: мы мудры и Тора Ягве - у нас?
Между тем трость книжников лживая в ложь превращает ее*.
(Иер 23, 9-11; 8, 8)
-----------------------------
* Тору Это был прямой намек на то, что духовенство искажает Тору в своих
интересах. Пророку была невыносима обывательская беспечность служителей
алтаря, их теплохладность, компромиссы и патриотический вздор, которым они
старались замаскировать духовную болезнь нации. Именно к духовенству Иеремия
относился с особой взыскательностью, требуя от него верности слову Господню.
Кто-кто, а уж священники должны были хорошо знать, чем грозит осквернение
Завета.
Выступая против священников и власть имущих, Иеремия не замалчивал и
грехов простого народа. В нем он видел источник постоянного возвращения к
язычеству. Многие из "людей земли", которые еще недавно своими руками
разбивали фетиши и выбрасывали домашних божков, теперь мучились суеверным
страхом и чувством вины. Комета или любое иное необычное явление пугали
людей, напоминая им, как бесцеремонно они разделались с алтарями "Воинства
небесного". Иеремия силился убедить народ навсегда забыть о ложных страхах и
оставаться верным только единому Богу: Не идите по путям народов, не страшитесь знамений небесных, которых
страшатся народы, ибо обычаи народов тщета.
Вырубают они в лесу дерево, обделывают его топором, руками плотника,
Покрывают серебром и золотом, укрепляют молотком и гвоздями.
(Иер 10, 1-4) Может ли быть у этих истуканов что-либо общее с Богом Израилевым? Ягве
же есть истинный Бог, Бог Он живой и вечный Царь...
Создал Он землю силою Своею, утвердил Вселенную мудростью Своею и
разумом Своим простер небеса.
По зову Его шумят воды небес, облака поднимает Он от краев земли,
Творит молнии среди дождя и ветер выводит из хранилищ Своих.
(Иер 10, 10, 12-13) Но проповеди эти, кажется, не возымели большого действия. Люди хорошо
помнили, что их отцы беспрепятственно совмещали веру в Ягве со служением
Ваалу и Астарте. Меры, которые вводили Езекия и Иосия под влиянием пророков,
стали казаться теперь излишними. "Они обратились к беззакониям праотцев
своих!"-в отчаянии восклицал Иеремия, замечая то тут, то там признаки
оживления язычества. Ему стало казаться, что еще со времен Иосии возник
заговор против Моисеева Закона; и вот теперь, пользуясь попустительством
Иоакима, заговор этот вышел наружу, чтобы снова было "столько богов, сколько
городов". Значит, всему конец и народ обречен. Мысль эта, как темное облако,
окутывала сознание пророка. Он заранее уже оплакивал погибшую страну: Кто даст главе моей воду и глазам моим-источник слез?
Плакал бы я день и ночь о погибших среди народа моего...
(Иер 9, 1) В конце концов Иеремия вооружил против себя все сословия, но
действовать иначе он не мог. "Сострадательнейший из всех пророков", как
называл его Григорий Богослов, он хотел бы жить в мире со всеми, однако Бог
требовал от него иного. "Горе мне, мать моя,-нередко восклицал он, - что ты
родила меня человеком, спорящим со всею землею.Все проклинают меня".
И все же нужно сказать, что Иеремия не был в полной изоляции. Несмотря
ни на что, еще оставались люди, которые верили ему. Среди них отличался
некто Барух, сын Неери, принадлежавший к группе образованных людей, не
изменивших идеям реформы. Самоотверженный и преданный, он не оставлял
учителя в самые трудные минуты. x x x Иеремия не останавливался ни перед чем, и с каждым днем неизбежно
приближалось его решительное столкновение с царем. Он справедливо считал
Иоакима ответственным за то, что дело реформы угасло, его ужаснула казнь
Урии и возмущали другие проявления царского деспотизма. Выросший на писаниях
пророка Осии, знавший учение Торы о монархии, Иеремия считал, что
принадлежность к роду Давидову сама по себе мало что значит. Это было еще
одно табу, на которое он поднял руку. Подлинный "сын Давида" лишь тот, кто
исполняет повеления Божий, а нарушитель Закона лишается права быть
"предводителем народа Ягве".
И вот наконец Иеремия выступил с прямыми обличениями Иоакима, которые
ошеломили двор своей беспощадностью и резкостью: Ты думаешь, что ты царь, потому что окружил себя кедром?
Отец твой ел и пил, поступая справедливо и праведно.
Он разбирал дело бедного и нуждающегося, и это было добро.
Не это ли значит познать Меня? - говорит Ягве.
Но твои глаза и сердце твое направлены только к корысти твоей,
к пролитию неповинной крови, к тому, чтобы творить притеснения и
насилия,
Посему так говорит Ягве об Иоакиме, сыне Иосии, царе Иудейском:
Не будут оплакивать его, говоря: "О брат мой! О брат мой!"
Не будут оплакивать его: "О государь! О владыка!"
Ослиным погребением будет погребен он, вытащат его и бросят далеко за
ворота Иерусалимские.
(Иер 22, 15-19)
<<< ΛΛΛ >>>
Пророк
чтоменее вероятно
Гаты говорят нам о пророке
- святой остаток израилев
Начало пророчества опускается
|
|
