<<<       >>>   

Итак, указанные опасности были преодолены, в ходе чего назрел вопрос об отношении партикулярной территориальной церкви к универсальной имперской Церкви. При этом в Церковь, несмотря на то, что она руководствовалась сакрально-духовными представлениями, продолжали внедряться политические мышление и система управления. Они воспрепятствовали существенно необходимому своевремен ному согласованию обеих сфер, церковной и мирской, что подготовило их будущий враждебный разрыв. Здесь мы видим, как не раз упоминавшаяся постоянная трагедия средневековой церковной истории становится истинной подоплекой великой попытки построить универсальное Царство Божие на земле.

б) Опасность расторжения единства, связывавшего все области жизни, ожила ненадолго. Одной из целей обширной воспитательной деятельности средневекового духовенства и монашества среди западноевропейских народов, естественно, было помочь им достичь зрелости и самостоятельности. Этот воспитательный процесс обеспечил разностороннее развитие основ христианской жизни, заложенных Церковью; тем самым он развивал и особенности германского характера.

Эти особенности отчасти мешали деятельности Церкви, что заложило зерно будущего упадка. Возникла необычайно тесно связанная со своим временем форма средневековой церковности, которая отчасти и на время воспрепятствовала достижению необходимого гармонического решения.

в) Самостоятельность, которая была свойственна Западу на вершине средневековья, проявившись во всех высших сферах жизни, сама по себе представляла такой элемент, который не мог сразу и непосредственно вписаться в единство церковного бытия. Дело в том, что независимое мышление и жизнь германских народов ставили теперь перед христианством собственные вопросы и пожелания и пытались даже и в самое существенное внести свою специфику, подобно тому как в древности пытались это сделать иудейская, греческая и римская культуры (§ 5). У германцев, сильнее всего у немцев и скандинавов, эта опасность особенно возросла в позднее средневековье. Ведь германский характер во всех своих особенностях в высшей степени склонен к партикуляризму, он всегда стремился к максимальной дифференциации во всех смыслах этого слова130 и к абсолютизации отдельных частей (недопустимым образом изолированных от гармонической общности).

4. а) Причины распада будут конкретны, и лучше всего они видны в трагическом конфликте между папством и императорской властью, в котором заложена, и никак не менее того, проблема соотношения христианства и мира. Для правильного воплощения этого соотношения при однозначности высокой оценки церковно-религиозного потребовалось бы признать относительную самостоятельность светской области и, следовательно, непозволительное отождествление отвергнуть так же, как и антагонистическое разделение; для него потребовалось бы регламентированное согласование жизни обеих областей. Такое понимание порой встречается хотя бы теоретически и, скажем, у Фомы Аквинского демонстрирует уравновешенный синтез, но в позднее средневековье даже в теории было отвергнуто влиятельнейшими авторами (легисты, Оккам, Марсилий Падуанский). На практике оно всерьез никогда не осуществлялось. Напротив, все сильнее становилось соединение властей при тенденции каждой из них к гегемонии. Так было внутренне подготовлен антагонизм властей.

б) Ход внутреннего развития в общих чертах выглядит так: после того как завершилось вхождение новых народов в Церковь (раннее средневековье), после того как Рим стал центром, руководившим всей совокупностью жизни Западной Европы (часть высокого средневековья), начали действовать центробежные устремления позднего средневековья. Отныне церковной иерархии и монахам приходилось бороться с плодами своей собственной воспитательной деятельности: (а)складывались обособленные национальные общности (новейшие «национально» мыслящие государства, противоставшие универсальной Священной Римской Империи), вслед за чем подобное обособление начало распространяться на все высокие сферы жизни: универсализм исчез, и отличительной чертой новой эпохи стал партикуляризм; (б) сделал свои первые шаги субъективизм, противный единству средневекового универсализма; (в) культуру стали приносить в мир уже не универсальная Церковь в лице своего клира, но миряне, представлявшие многообразие национальных обществ. Свое завершение распад универсализма нашел в гуманизме и Ренессансе. Роковым было то, что он вторгся в собственно религиозно-церковную область и породил такие крупные сектантские церковные движения национальных Церквей, как гуситство и реформация. Это, безусловно, стало исторически возможным и из-за того, что в силу уже сказанного, в особенности под влиянием внерелигиозных факторов, даже в самой Церкви идея объективно го универсализма заметно утратила чистоту и целостность.

5. Внутреннюю эволюцию пронизывает, ведет, направляет и окрашивает одна общая характерная черта: обращенность Церкви к культуре.

а) В древности отношение Церкви к культуре оставалось изменчивым. Это едва ли могло быть иначе, потому что, с точки зрения христианства, культура того времени сама была противоречивым явлением: она содержала созданные Богом ценности и все же в целом оставалась враждебной Богу, языческой.

Однако с тех пор, как в Римской империи Церковь получила свободу, ее образ мышления и понимание жизни все больше становились достоянием общества. Сама Церковь и представлявшие ее епископы стали одним из факторов общественной жизни; языческая жизнь приобрела некоторые христианские черты. Но еще не возникла цивилизация, все корни которой были бы христианскими. Теперь же, в раннем средневековье, церковные люди могли создавать жизнь, имевшую христианский облик и постепенно становившуюся христианской: течение года теперь было размечено христианским календарем с его праздниками и постами, неделя начиналась христианским воскресеньем (когда верующие все вместе шли в Церковь). Позднее для облика города или села станут характерны церковь с ее башнями или даже монастырь внутри или вне поселения, странноприимные дома и госпитали. С VI в. на Востоке стали вводиться (до XI в. еще очень небольшие) колокола, которые возвещали о начале богослужений суточного круга и тем самым создавали деление дня (Ангелюс и сопровождающий его колокольный звон введены только с XIV в.). В домашнем убранстве появились некоторые христианские черты (памятные изображения из Иерусалима, где возник культ Креста; изображения Распятия, число которых постоянно росло начиная с IV-V вв.); в литературе начали обсуждаться христианские, а долгое время — исключительно богословские темы; издававшиеся законы предварялись исповеданием Триединого Бога; на судебных процессах приносилась христианская присяга. Церковь стала для молодых народов «источником всех политических и правовых традиций, всего образования, всей культуры и техники... Здесь она своим духом формировала государство и управляла им, наукой и искусством, семьей и обществом, экономикой и работой» (Troeltsch).

б) Позитивным вмешательством в дела культуры Церковь совершила переворот, определивший и ее собственную деятельность, и взаимодействие сил Западной Европы.

Произошла внутренняя перестройка, которая охватила всю средневековую жизнь, способствовала ее подъему и расцвету, однако стала также одной из причин ее церковно-религиозного упадка. Важно с самого начала уяснить себе, что этот упадок наступил не случайно, но был первейшей опасностью, заложенной в самом обращении к культуре: неизбежный трагизм дилеммы между долгом, высокой целью и великими достижениями, с одной стороны, и подготовленной всем этим угрозой христианскому благовестию, с другой.

Мы снова оказываемся перед основной для церковной истории проблемой: проблемой взаимоотношения Откровения и мира. Точнее, перед решающим для судьбы средневековья вопросом: удалась ли ему христианизация мира, политики, науки, короче говоря — цивилизации, или, может быть, все свелось к быстрому, но поверхностному воцерковлению мирской жизни, что с внутренней неизбежностью влекло за собой обмирщение жизни духовной? Перед нами, возможно, одно из последствий недостаточного разграничения все тех же двух сфер власти, а значит, и недостаточное удовлетворение законных притязаний каждой из них, а именно: недостаток свободы в мирской сфере наряду с недостаточной религиозной чистотой в Церкви.

6. Культурная бедность молодых народов, и то обстоятельство, что задачей Церкви как единственно истинной и единственно спасающей было перестроить, насколько возможно, весь мир, жизнь во всей ее полноте в соответствии с волей Божией, делают обращение к культуре одной из естественных обязанностей Церкви. Только предвзятое, неисторичное мышление могло бы увидеть в этом предосудительное стремление Римской церкви к власти. В этом, напротив, снова ярко проявляется (совершенно иначе, чем в уроках древней церковной истории) католическая полнота Церкви, тот дух синтеза, который позволяет ей признать все хоть сколько-нибудь ценное, все, что может хоть как-то помочь человеку на его пути к вечной жизни. Средневековье, созданное при участии Церкви, вершиной которого являются многочисленные достижения папства и империи, Бернард, Франциск, Фома Аквинский, Данте, немецкие мистики, строители романских и готических соборов, представляет собой великую манифестацию этого духа и одновременно его могущественную апологию.

Итак, в некотором глубинном смысле средневековье для Церкви есть время становления (т. е. все, изначально не имевшее своей формы, ее приобрело).

Однако религиозно-церковное содержание средневековья следует описывать осторожно, предостерегая от преувеличенно восторженной оценки. Средневеко вье исполнено христианского величия. Но оно никоим образом не есть время «ecclesia triumphans» (Церкви торжествующей) на земле. Само средневековье в общем и целом, хотя и с оговорками, понимало себя именно так, и последующие поколения в известной мере усвоили это суждение и оказались под влиянием ложного умозаключения. Христианство требует личной metanoia(духовного изменения), оно живет словом Божиим в вере и таинствах. Исходя из этих важнейших основ суждение о христианстве средневековья должно быть в высшей степени дифференцированным. Пределы внутреннего обращения в духе Евангелия можно видеть из проблематики, связанной с массовыми обращениями, из средневекового морализма (§ 35, 3), из трудностей, которые мешали спасительной вести до конца быть воспринятой всем народом, а значит, делали совершенно неудовлетворительным понимание реальности евхаристического таинства, которому соответствовала сатисфакционная, крайне моралистическая концепция покаяния (§ 36: Ирландско-Шотландская Церковь).

V. Периодизация

1. Ход истории древней Церкви после Константина Великого свидетельствует об успешном процессе объединения: возникла имперская Церковь. В Западной Церкви это развитие сопровождалось ростом авторитета римского христианства и его верховного епископа, папы (пример папы Льва I и Геласия [§ 24] дает особенно наглядный материал для изучения этого роста). Такое объединение еще содержало многие пробелы, но оно было провиденциальным. Без него Церковь в средневековье не могла бы выполнить свою задачу. Переселение народов создало серьезную угрозу делу объединения: после крушения универсальной древней Римской империи перед Церковью оказалось не какое-то одно новое явление, а множество разобщенных независимых германских государств с нестабильными границами и неустоявшимися внутренними взаимоотношениями, бывших к тому же либо арианскими, либо языческими.

2. Таким образом, условия для единой миссионерской деятельности в начале средневековья были неблагоприятными. Первые века после переселения народов были насыщены миссионерской деятельностью: первый период средневековья. Это было время создания основ: первичное проникновение Церкви к новым германским народам, осевшим на землях Римской империи. Эта эпоха захватывает VIII век: время Меровингов.

Ни в коем случае нельзя представлять себе, что создание основ происходило по какому-то грандиозному плану, задуманному, скажем, римскими епископами. Этому препятствовало уже одно только их недостаточное знание церковных нужд и возможностей незнакомых им германских народов (§ 37). Но поистине достойно удивления, как осознание своей апостольской миссии позволяло отдельным римским епископам, несмотря на все политические и церковно-политические трудности и стесненное положение, содействовать трудному становлению нового западноевропейского единства.

3. Второй период начался, когда папа, «верховный страж» западноевропейской Церкви, заключил союз с самой влиятельной светской властью Запада, франками, и когда к папству, представлявшему универсальную Церковь, примкнула новая западноевропейская империя, объединявшая германские народы (середина VIII в. и 800 г.; Пиппин, Карл Великий).

Вначале политическая власть (в особенности франко-немецкая империя) главенствовала и над папством: раннее средневековье (ок. 750_1050 гг.). Это время распадается на этапы, между которыми лежит хаотическое межвременье («saeculum obscurum» (темный век), с конца IX до середины X вв.): (1) эпоха каролингской культуры; (2) время Оттонов («немецкая»империя). В обоих случаях одной из предпосылок для возможности и осмысленности превосходства политической власти является признанное и даже созданное Церковью131 представление о сакральном достоинстве франкского, затем немецко-римского короля, т. е. императора, которые в союзе с высшим духовенством управляли Церковью. Поэтому в эту эпоху (до Каноссы) превосходство императора следует понимать всегда в контексте «дуализма» власти в Церкви (папа и император; «священная» империя).

Такой «дуализм» был очень беспокойным; в очень большой мере его надо понимать и как соперничество. Каждая из двух властей старалась использовать другую в своих интересах и добиться соответственно главенства либо папы, либо императора. В этот период фактическое превосходство императора являлось, например, производным от его сакрального достоинства, а идея translatio imperii [передачи власти] — средством для пап подчинить все еще самостоятельную власть короля или императора церковному авторитету (principatus sacerdotium [власть священников]). И наоборот, император стремился к нераздельной юрисдикции как «наместник Бога» (vicarius Dei), по отношению к которому папа должен быть лишь епископом «на втором месте».

 <<<       >>>   

4 государства
С юга во времена позднего средневековьяитог таков в позднем средневековье можно говорить о том
1 реформации
Утешительным образом подхватили призыв
Вселенский патриарх признает автокефальность греции