<<<     ΛΛΛ   

Нам неизвестна непосредственная реакция Патриарха Тихона на новые церковные течения, возродившиеся или появившиеся после падения царского режима. Но мы знаем о его благосклонном отношении к некой "Христианско-социальной рабочей партии", зарегистрированной в июне 1917 года в Москве ткачом Федором Жилкиным - бывшим гапоновцем - которая с приходом к власти большевиков была переименована в "Христианско-социалистическую рабоче-крестьянскую партию". Программа партии была весьма радикально-социалистической, но, в отличие от марксистов, отрицала классовую борьбу, призывала к социальному миру и прекращению гражданской войны, которая по пророческому предсказанию партии унесет миллионы жизней. Таким образом, ее установка была ближе к энциклике папы Льва XIII Rerum novurum и солидаризму, чем к классическому социализму. Руководство партии - состоявшее из Жилкина, Н. П. Кузнецова, известного деятеля Великого московского собора и профессора канонического права, бывшего миссионера И. Глазунова и протоиерея Калиновского (будущего обновленца), которого Патриарх Тихон назначил духовником партии - обратилось к Патриарху благословить партию на деятельность в Церкви. Патриарх мудро ответил отказом на том основании, что "Церковь не преследует политических целей", но выразил свое и Патриархии благосклонное к партии отношение, поскольку задачи, поставленные ею, служат "на пользу целям святой Православной Церкви". Партия просуществовала до начала 1920 года, внося регулярные протесты в советское правительство против притеснений религии. Но после того, как Кузнецов посмел в записке правительству осудить ленинский декрет "Об отделении церкви от государства и школы от церкви", он был отправлен в концлагерь, а партия закрыта.

Гораздо суровее отнесся Патриарх Тихон к своему бывшему другу - епископу Антонину (Грановскому), наложив на него в 1921 году прещение за богослужебные нововведения - вынесение престола на середину храма, совершения таким образом евхаристии в гуще верующего народа, окружающего престол со всех сторон, и составление им двух новых русскоязычных литургий на основании древнейших литургических текстов. Причина такой строгости по отношению к Антонину была в изменении порядка текстов литургии. Очевидно, Патриарх считал, что такие радикальные нововведения могут решаться лишь соборно, а не единолично.

Что касается календаря, то тут у Патриарха подход был прагматическо-государственнический. 21 января 1919 года, за четыре года до перехода Вселенской Патриархии на новый стиль, Патриарх Тихон предлагает Вселенскому Патриарху несколько вариантов календарной реформы. Тихон указывает, что поскольку советское правительство перешло на новый стиль, то можно ожидать, что со временем оно либо вообще отменит выходные в дни религиозных праздников, либо и их переведет на новый календарь. В первом случае надобности в переходе Русской Церкви на новый стиль не будет, а во втором церковный календарь менять придется, и предлагает три варианта: 1) сохранение Юлианского календаря без изменений, что - пишет патриарх Тихон - вряд ли удастся; 2) перевод всех православных праздников, в том числе и пасхалии, на новый календарь, что наиболее нежелательно; и 3) вполне приемлемый вариант принятия Григорианского календаря для постоянных праздников, сохраняя традиционно-православную пасхалию. Эта реформа может быть проведена соборно всеми Поместными Церквами или быть оставлена на усмотрение каждой Поместной Церкви. О серьезности намерений Патриарха говорит то, что 31 января 1919 года Н. Кузнецов ходатайствует от имени Патриархии в Совнаркоме о разрешении делегации от РПЦ отправиться в Константинополь для консультаций со Вселенским Патриархом о введении в церковный обиход нового стиля "в связи с принятием его государством". Наркомюст Курский дает свое разрешение, но "Железный Феликс" отказывает.

Не изменился Патриарх Тихон и в своем положительном отношении к экуменизму. Московский собор закончил свои сессии обращением-призывом Божьего благословения на дальнейшие труды старокатоликов и англикан, направленные на воссоединение с Православием. Собор уполномочивает Священный Синод создать постоянную комиссию с отделениями в России и за рубежом для изучения "путей и препятствий к их скорейшему преодолению, чтобы воссоединение осуществить как можно скорее"! В ответ на послание русских протестантов, выражающих соболезнование гонимой Русской Православной Церкви, Патриарх пишет о единомыслии и заканчивает от имени Собора: "В вашем любезном послании мы желали бы видеть ... залог того, что христиане всех исповеданий ... подвигнутся заедино противостать во всеоружии Божием ... вратам ада", т.е. над земными разделениями он видит высшее единство христиан, аналогично митрополиту Филарету (Дроздову) Московскому, который писал в своей книжке "Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-российской Церкви" почти сотней лет раньше, что он отказывает себе в праве называть ложною любую Церковь, которая верит, что Иисус есть Христос.

Что касается политических настроений духовенства, то это, в соответствии со своим посланием от 8 октября 1919 года, Патриарх считал после отделения Церкви от государства личным делом и духовенства, и мирян как граждан. Именно поэтому, нам кажется, Патриарх, будучи под арестом, так спокойно согласился временно доверить свою канцелярию явившимся к нему 12 мая 1922 года петроградским обновленцам - их политическое лицо его не смущало.

Обновленчеству мы посвятили несколько публикаций, здесь же укажем только, что из первоначальной "Группы 32-х петербургских священников" в обновленческое движение 20-х годов вошел, кажется, только один священник Е. X. Белков. Социально-политические установки советских обновленцев принципиально расходились с установками "32-х" своей политической ангажированностью, в то время как "Союз обновления" 1905-06 годов говорил о политическом нейтралитете и независимости от государственной политики. Теперь из сборника все еще недоступных "простым смертным" документов так называемого "Президентского архива", собранных и аннотированных академиком Н. Н. Покровским и С. Г. Петровым, уже доказано, что как раскол обновленчество было запроектировано, спланировано и разработано Троцким, а проводилось в жизнь ГПУ по распоряжению и инструкциям Политбюро. План был таков: воспользоваться тем, что Патриарх призывал Церковь жертвовать на спасение голодающих все, кроме евхаристических сосудов и риз на образах. В пропаганде, обращенной к народу, представить церковное руководство как шкурников, ставящих материальные ценности выше жизни человеческой; затем воспользоваться голодом, разногласиями в среде духовенства по поводу изъятия ценностей и вообще существованием правого и левого течений в духовенстве, толкая последнее на раскол. Левое духовенство надо толкнуть на полный разрыв с патриаршей Церковью. Убедить их выпускать журнал с самыми резкими обвинениями против тихоновцев и заострить борьбу с ними на почве спасения голодающих и изъятия церковных ценностей. Это на сегодняшний день. Но как только ВЧК расправится "с контрреволюционными попами", надо будет взяться за сменовеховцев - так Троцкий называл левое духовенство, - ибо "принимая ... советскую окраску, "передовое" духовенство открывает себе тем самым возможность проникновения в ... передовые слои трудящихся .... Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать как опаснейшего врага завтрашнего дня ... Сегодня же надо повалить контрреволюционную часть церковников". Троцкий рекомендует в конечном итоге созвать собор, но "к моменту собора нам надо подготовить ... пропагандистскую кампанию против обновленческой церкви .... Надо ... обратить ее в выкидыш". Так что замысел обновленческого собора у Троцкого был в том, чтобы на нем произошла борьба всех против всех, что даст возможность их прихлопнуть.

На момент появления обновленчества как "самостоятельного" церковного движения оно состояло из ряда группировок. Одной из главных среди них была "Живая Церковь", выступившая с такими тезисами, выработанными на ее первом съезде в августе 1922 года, как: богослужение на русском и иных национальных языках; духовенство может носить гражданское платье, короткие волосы, посещать театры; "патриаршество должно быть уничтожено... Епископат должен быть брачным ... Монахи священниками быть не могут ... Признание советской власти и справедливости Октябрьской революции", воплощающей, якобы, идеалы первоначального христианства. "Упрощение богослужения, приближение его к народному пониманию ... Отмена тех канонов, которые потеряли свою жизненность ... Приходская реформа. Соборное управление Церковью ... Широкое вовлечение мирян в богослужение до церковного учительства включительно".

Советская власть лансировала обновленцев в 1922 году, исходя из критерия конфискации церковных ценностей, якобы для спасения голодающих - обновленцы поддерживали эту кампанию, от которой Ленин ожидал "сотен миллионов золотых рублей, а может быть, и нескольких миллиардов", которые, как он цинично признавал в секретном письме Политбюро, он собирался использовать для внешнеполитических целей, а совсем не для спасения голодающих. На самом деле изъятие ценностей дало около 4,5 миллионов рублей, из коих Троцкий приказал выделить 1 миллион на закупку хлеба для голодающих и поднять вокруг этого колоссальную пропагандную шумиху. Николаю Николаевичу Покровскому удалось установить сумму, истраченную Комиссией по изъятию церковных ценностей (КИЦЦ) на собственные расходы за апрель 1922 года, а именно 1.559.592 рубля; т.е. одна треть всех собранных средств пошла на собственные нужды комиссии за 1 месяц. Есть еще один пикантный момент: 30 мая ГПУ жалуется ЦК, что у него нет достаточных средств на содержание обновленцев - их издания, поездки, съезды. В ответ ЦК рекомендует чекистам обратиться за финансированием в КИЦЦ, т.е. борьбу против Церкви оплачивали средствами, отобранными у Церкви!

Вот еще пример предельного цинизма Троцкого. В Политбюро, по крайней мере до 12 мая, Троцкий со Сталиным и Лениным всегда, а в большинстве случаев и Зиновьев, голосовали за одобрение расстрельных приговоров духовенству. И вдруг 12 мая Троцкий предлагает опубликовать "от имени прогрессивной части духовенства" воззвание к советской власти о помиловании приговоренных к смерти. В ответ он рекомендует отменять смертную казнь некоторым приговоренным. Этим он надеется убить двух зайцев: представить обновленцев населению в более симпатичном виде и одновременно создать впечатление некой независимости обновленчества от советской власти тем, что большинство из тех приговоренных, за которых хлопочут обновленцы, все же расстреливается. И действительно, посыпались десятки ходатайств обновленческого духовенства о помиловании приговариваемых к расстрелу "тихоновцев". Тут и письма Введенского, и групповые. Но вряд ли обновленцы смогли завоевать себе этим популярность среди населения, поскольку тон писем был противный, подленький: каждое письмо одобряло приговоры, обливало приговоренных грязью, унижало их, а затем призывало советскую власть к великодушию и милосердию. И тут встает вопрос, писали ли обновленцы по собственной инициативе или по прямой инструкции Троцкого? Вероятно, было и то, и другое. Поскольку ходатайства открываются письмом Введенского того же 12 мая, следует предположить, что какой-то сговор здесь был между ГПУ и Введенским, который мог дать команду еще двум-трем ближайшим сотрудникам, например, Белкову и Красницкому, а дальнейшие письма уже могли идти непосредственно от пишущих, "вдохновленных" ходатайствами своего начальства.

Между тем, 29 апреля 1923 года открылся 1-ый собор обновленцев, названный ими Вторым всероссийским поместным. Поскольку тихоновскую Церковь добить так быстро Троцкому не удалось, то и назначение этого обновленческого собора было скорее объединить обновленцев, чем рассорить. Собор постановил перейти на новый календарь, разрешил второбрачие священников и брачный епископат, отлучил карловацкое духовенство и заочно судил Патриарха Тихона, приговорив его к лишению всех церковных званий, в том числе и монашества.

И тут под влиянием протестов Великобритании, Ватикана и Фритьофа Нансена 25 июня 1923 года Патриарх был освобожден из-под ареста. За этим последовало лавинообразное возвращение в патриаршую Церковь духовенства и храмов. В панике обновленцы созвали экстренный съезд в августе, на котором: переименовали ВЦУ в "Священный Синод Российской Православной Церкви", "забыли" о русском языке, вернулись к Юлианскому календарю.

В числе первых возвратился в патриаршую Церковь через публичное покаяние митрополит Сергий (Страгородский). Сергий был одним из первых епископов, присоединившихся к обновленцам, опубликовав 16 июня 1922 года так называемый "Меморандум трех" - он, Евдоким Нижегородский (Мещерский, бывший глава Американской епархии) и Серафим Костромской. Но уже 25 августа Сергий письменно выражает свое несогласие с курсом ВЦУ и требует независимости для своей епархии, а 23 октября заявляет о своем выходе из ВЦУ, за что попадает во второй раз в тюрьму, и поэтому его имени нет ни в числе участников обновленческого собора 1923 года, ни под "соборным" приговором Патриарху Тихону. Это его поведение показывает, что не из трусости Сергий пошел к обновленцам. Существует версия, что якобы митрополит Сергий оправдывал свой шаг тем, что надеялся захватить руководство в ВЦУ и повести церковный корабль по правильному пути. Ведь никто не мог в то время предположить, что Патриарх выйдет на свободу. В этих условиях Сергий, вероятно, просто не видел иного выхода, кроме признания ВЦУ для того, чтобы вывести затем Церковь из-под контроля этих конъюнктурщиков. В общем, обстановка была аналогична той, с которой Сергию придется иметь дело после смерти Патриарха и ареста митрополита Петра - он тогда действовал так же решительно.

В 1923 году стало ясно, что обновленчество обречено: число верных ему храмов и духовенства катастрофически сокращалось, и ГПУ начало давить на Патриарха Тихона и на вождей обновленцев, требуя церковного воссоединения. Замысел был весьма прозрачен: во-первых, Церковь без паствы была советской власти ни к чему; во-вторых, проникновение в руководство патриаршей Церкви обновленческих вождей обеспечило бы ГПУ лучшую осведомленность и более прочный советский контроль за Церковью; в-третьих, наличие в церковном руководстве бывших хулителей Патриарха и доносчиков создало бы очень нездоровую атмосферу недоверия и разногласий в церковном руководстве, приближая осуществление плана Троцкого - добиться в церковной среде борьбы всех против всех. Патриарх под давлением Тучкова, грозившего ему новым арестом, нехотя согласился начать переговоры с Красницким, и 19 мая 1924 года сделал официальное заявление, что "ради мира церковного" принимает в общение протопресвитера Владимира Красницкого и предлагает "Синоду обсудить вопрос о включении его в Высший церковный совет". Однако это вызвало такое сопротивление тихоновского епископата, клира и мирян, что Патриарх должен был отменить эту затею.

Советский религиовед Шишкин справедливо замечает, что к концу 1923 года как во внутренней структуре и церковной политике, так и в лояльности по отношению к советской власти между обновленцами и патриаршей Церковью разницы как будто никакой уже не было, за исключением второбрачия священников и брачного епископата, которые Тихоновская церковь не разрешала. Однако, как мы указывали выше, к решению этих вопросов Церковь подошла вплотную в предложениях и "Союза обновления", и митрополита Сергия. Наконец, признание обновленцев православными Вселенским, Александрийским и Иерусалимским патриархатами свидетельствует о том, что они не видели непреодолимых препятствий даже в том, что обновленцы узаконили развод и второбрачие священников при живой жене, равно как и семейный епископат.

В 20-х годах Шишкин видит разницу между обоими течениями еще и в том, что просоветская политика патриаршей Церкви была чисто внешним приспособлением, в то время как обновленцы приняли эту власть органически, рассчитывая на ее постепенную буржуизацию (по примеру Французской революции), на что рассчитывали и сменовеховцы, и евразийцы. Но и это различие весьма спорно, если судить по требованиям Патриарха с июля 1923 года ко всем, занимающим какие-либо посты в Церкви, от старост до архиереев, проявлять лояльность по отношению к советской власти "не за страх, а за совесть", а тем, кому это недоступно, - отойти от активного участия в жизни Церкви.

Из рассмотренного нами материала напрашивается вывод, что роль Политбюро (особенно лично Троцкого) и ГПУ были решающими в церковном расколе 1920-х годов. Недаром современный российский исследователь М. Одинцов называет действия Троцкого и Политбюро внесением "раскола в православное духовенство". Исходя из этого осмелимся закончить наш доклад сослагательным наклонением, обычно не принятым среди историков: а что было бы, не будь дирижерской палочки, а вернее, дубинки Политбюро и КГБ в деле раскола? Наверное, возникали бы небольшие местные самозванные схизмы, вроде путятовской или илиодоровской, как всегда бывает во время смут. Но вряд ли имел бы место раскол таких масштабов, учитывая - во всяком случае с октября 1919 года - нейтралитет Патриархии относительно политических взглядов духовенства и определения Собора 1917-19 годов, реально ограничивавшие власть епископов соборными учреждениями, предоставлявшие широкое поле деятельности для белого духовенства, участие его в высших органах церковной власти и даже возможность стать епископом без монашеских обетов.

 <<<     ΛΛΛ   

Которого патриарх тихон назначил духовником партии обратилось к патриарху благословить партию на