<<<     ΛΛΛ     >>>   

Е. Дюк. Да. По одной простой причине — работали с конкретны ми социологическими исследованиями. Сбор, обработка и анализ эм пирического материала занимали абсолютно все время. Интересова лись только литературой вокруг конкретной проблематики: социология села, города, трудовых ресурсов и так далее.

— Понятно. На протяжении всего этого времени о том же Пар
сонсе, по-видимому, редко можно было услышать?

Е. Дюк. Я бы сказала, что в отделе я вообще ни разу не слышала. Иногда, очень редко, на каких-то семинарах случайно упоминали. Где это было более или менее постоянно? У Инны Владимировны Рыбкиной. о 1979-м, может быть, немножко раньше, ввели социологическую специализацию на экономическом факультете университета. До этого мы 27 Т. Парсонс

числились экономистами-математиками и специализировались в чем угодно, только не в социологии. Инна Владимировна читала студентам курс «Введение в марксистскую социологию». Слово «марксистская» в название ввели специально, иначе бы курс не прошел. И в этом курсе она старалась давать понятия из социологической классики, зарубеж ной социологии, как она развивалась, начиная от Томаса и Знанецкого.

— И можно сказать, что она осталась единственным человеком, который в какой-то степени традицией владел?

Е. Дюк. Я сказала бы, да. Я, помню, просила разрешения у Заславской посещать в рабочее время эти лекции, потому что очень зави довала студентам, которые учились на новой специализации. У нас это го не было. Что-то Воронов читал, что-то Бородкин, но цельности не было. Татьяна Ивановна ответила мне тогда, что она не только разре шает, но и всячески приветствует, потому что, не будь у нас Рыбкиной, кто еще сможет о социологических теориях рассказать? Такого нет у нас ни одного человека.

В. Чеснокова. Вот, пожалуйста, очень наглядно на нашем узком новосибирском примере. Никакого разгона не было, преследований не было, никого не увольняли по идеологическим причинам. А в то же время — такая выразительная траектория: от середины 60-х годов, ког да весь отдел снялся, дружно поехал в Польшу, привез литературу, развернул переводческую деятельность, развернул семинары методо логические, и до середины 70-х годов, когда совсем упал интерес к те ории. И даже введение социологического курса не оживило атмосфе ры в институте. Я имею в виду — атмосферы обсуждений, споров, дискуссий по этим вопросам. А впрочем, в это время мы имеем падение интереса к концепции Парсонса не только у нас, но и на Западе. И там, как я понимаю, причины этого падения — главные причины — должны уже быть другие.

А. Хараш. На Западе был не просто интерес к Парсонсу. Пони маете, можно говорить так, если есть несколько маститых социоло гов, каждый из них обладает своими достоинствами и почему-то одно го из них выделяют. А этого же не было. Парсонс был единственным продолжателем дела Макса Вебера, непосредственно. И не только дела, но и семейной традиции, женился на его вдове. То есть он был его уче ником, он был учеником в средневековом смысле слова. Вот так я его воспринимаю. И даже стиль его работ — это веберовский стиль, толь ко переведенный на английский. Ведь вы же не спрашиваете, чем объяс няется интерес к Максу Веберу. Это естественно, и об этом спраши вать странно, потому что — ну чем может быть вызван интерес к основоположнику науки социологии? Ведь действительно, основопо ложником современной социологии стал именно Макс Вебер, а не Спен сер, и не Дюркгейм, и не многие другие, которые в тот же период мог ли бы претендовать на это. Потому что никто так систематически не изложил основ социологии, именно, так сказать, основ метода социо логического, как Макс Вебер. И поэтому же был не просто интерес к

Парсонсу, а учеба у Парсонса. У него учились социологии. Таким учи телем, по-моему, был Парсонс для западного мира, для англоязычного по крайней мере. Я не знаю, пользовался ли Парсонс такой попу лярностью в Германий, но то, что он для Америки открыл социологию, именно в современном смысле, это факт.

Хорошо звучит: для Америки — открыл социологию. Можно открывать Америку в социологии, можно открыть социологию в Амери ке. Вот как раз второе и сделал Парсонс. Кстати, и Америки в социо логии он тоже открыл в огромном количестве, он сделал и то и другое, пожалуй.

А когда стали исчезать у нас обязательные теории и притупляться стала сама бдительность в отношении необязательных теорий, когда наступила либерализация взглядов, мнений, естественным образом ореол запретного плода стал меркнуть, и в частности вокруг концепции Парсонса, вокруг школы Парсонса. Кроме того, появилось очень много теорий. У Гоулднера, например, изложено несколько теорий, появившихся уже после Парсонса. У нас, правда, Гоулднер не был пе реведен, по-моему.

Потом Парсонс ведь не относится к понятным авторам — еще и такая вещь. И когда нет особых причин продираться сквозь его тек сты, то как-то перестают это делать. Был разрешенный институт, он не назывался Институтом социологии — это был Институт конкретных социальных исследований. Мне так кажется, что там серьезно зани мался теоретической социологией Левада. Все остальные занимались именно конкретными социологическими — не социальными, а социо логическими, но конкретными — исследованиями. А у Парсонса как раз ведь нет ни анкет, ничего такого, у него социология совсем в другом смысле. А отчеты нужно было давать, в общем-то, по проблемам.

У нас Александр Северьянович Прангишвили, директор институ та, где я работал, любил делать обходы, что-то смотрел, смотрел, а потом в среду на заседании сказал: я сейчас вот прошелся по всем ком натам, и у всех на столах раскрытые книги на английском языке. Сколь ко раз объяснять, что наука состоит не в том, чтобы прочитать книгу и написать о ней еще одну. Почему никто не идет в лабораторию и там ничего не делает? Понимаете? Ну прочел Парсонса, ну и хорошо. Теперь давай засучи рукава и делай что-то, пусть примитивное, но свое. И это идет не через изучение текста, а через абстрагирование от текста. Вот мне и кажется, что, когда началось построение конкретной советской социологии, советской социологической науки, тогда уже стало не до Парсонса, не до семинаров по Парсонсу. Многим, скажем так.

А на Западе этот отказ объясняется плюрализмом. Да, Парсонс был столп, основоположник и так далее. Но появились новые концеп ции, причем не менее интересные, чем его. Вначале он был одинок. Но потом уже появились и многие другие, а может быть, даже и одновре менно. Но во всяком случае в классической социологии продолжате лем дела Вебера был Парсонс. А потом уже очень быстро, через не- 27*

сколько лет, выстроилась целая плеяда, и вот эта центральность фигуры Парсонса исчезла. Очень много интересных появилось теорий. На пример, этнометодология Горфинкеля. Причем более понятно изложенных, скажем так. Это тоже очень важная вещь.

— Вы не считаете, что в принципе в западной социологии проис
ходила какая-то примитивизация понятий, школ?

А. Хараш. А это неизбежный процесс в любой интеллектуальной области. И адаптация к среднему пониманию — это естественная тяга ума. И меня это часто раздражает, но я понимаю, с другой стороны, что иначе не может быть. Есть потребность в остенсивных определе ниях — это то, что можно показать пальцем. Она у среднего человека выражена очень ярко, и это нормально. Он не может жить — все люди не могут жить — в безвоздушном пространстве. Кто-то задыхается, но не упрощает. А большинство склонно к противоположному.

О. Генисаретский. Вы знаете, я помню одну случайную встречу. Мы с приятелем попали в ресторане за один столик с двумя американ цами, которые оказались социологами. Случайно. И я, разговорившись и тоже имея в качестве авторитета Парсонса, задал несколько вопро сов. Они не знали, кто это такой.

— Молодые были?

О. Генисаретский. Да не очень молодые. Ну лет по тридцать им было. Они учились в этот же период. Но там просто совершенно по- другому устроен сам способ общеакадемической жизни, не как у нас. Есть университеты, и они очень автономны друг от друга, и все профессора — друг от друга. Такой обязательности в знании общих авто ритетов нет. А кроме того, к подобного рода конструкциям они не склонны в массе своей. Ну и действительно, следующий этап развития их академической социологии был Бог знает на чем основан.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Интеграция системы в целом
Выделяемые эле менты истолковываются в полной абстракции от социаль ной системы как таковой
вляются переменными системы действия
Они как то связаны с феноменологической социологией социология жесткость