<<<     ΛΛΛ     >>>   

Еще один существенный признак научного исследования, характерный для науки, находящейся на парадигмальной стадии развития, - применение специфических методов, разработанных и апробированных в соответствующих научных дисциплинах. В этом смысле даже наблюдение, проводящееся ученым, отличается от наблюдения, проводящегося дилетантом, поскольку оно детерминируется соответствующими целями исследования и его результаты фиксируются в стандартизованном научном языке (где как раз и проявляется "теоретическая нагруженность терминов наблюдения").

Наконец, последний момент, интересующий нас в контексте проблемы демаркации, - интерпретация полученных результатов. Как правило, она также осуществляется в рамках той или иной научной теории, но возможна ситуация, когда исследователь имеет дело с аномалией, не вписывающейся ни в одну из научных теорий. В таком случае результаты могут получить интерпретацию на более абстрактном - метафизическом уровне. Если используемая исследователем метафизика не противоречит описанным выше онтологическим допущениям научных исследований, то можно считать, что и исследование в целом не вышло за пределы науки.

Очевидно, что все указанные специфические признаки научного исследования не позволяют сконструировать его эффективное определение, позволяющее для каждого случая установить, имеем ли мы дело именно с научным исследованием, или же с чем-то иным. В спорных ситуациях этот вопрос сам будет нуждаться в проведении специального исследования. Тем не менее, по-видимому, можно утверждать, что указанные признаки являются ориентировочными критериями для вынесения суждения о научности производимых исследований.

Теперь мы можем произвести краткое сопоставление науки с другими формами духовной культуры, также претендующими на обладание знанием о реальности и выполнение определенных познавательных функций. Начнем с науки и религии. Прежде всего, кажется очевидным, что две эти формы культуры реализуют совершенно различные духовные потребности. Если наука удовлетворяет потребность в истине (от природы все люди стремятся к знанию, как сказано в "Метафизике" Аристотеля), то религия удовлетворяет потребность в бессмертии и высшей справедливости. Но нас сейчас не будут интересовать вопросы социально-культурной роли науки и религии в истории и современном обществе. Мы обратим внимание на другой факт: внутри религии может существовать особая форма познания, претендующая на научный статус - теология. В какой мере теологическое познание можно считать научным, нам и предстоит сейчас рассмотреть.

Теология, как и всякая другая научная дисциплина, имеет свою область изучения, свои приемы получения знания, свое специфическое сообщество исследователей, даже свои собственные факультеты в университетах. В этом отношении она сходна с любой другой академической фундаментальной дисциплиной. Но, несмотря на эти и другие многочисленные сходства, между теологией и наукой есть глобальное различие: они исследуют разные типы реальности. Реальность, к которой обращается теолог, не дана непосредственно. Это сверхъестественная реальность. Более того, если бы не существовало истин откровения, она так и осталась бы недоступной для познания. В силу этого фундаментального различия исследуемых реальностей методы и результаты теологии отличаются от методов и результатов любой другой науки в следующем существенном отношении. Любая наука стремится к созданию наиболее глубокой теории, описывающей исследуемый фрагмент реальности и служащей базой для объяснения всех происходящих в данной области явлений. Теология в создании такой теории не нуждается. Ее исследование не может завершиться обретением новых истин, превосходящих по глубине исходные положения. Наоборот, самые главные ее истины уже даны ей до всякого исследования, а нахождение других наиболее значимых истин запрещено сутью сверхъестественной реальности - нельзя узнать судьбу мира и отдельного человека, как она предопределена божьей волей (неисповедимы пути господа). Вытекающее из этого другое отличие науки и теологии состоит в том, что теология содержит утверждения о естественной реальности в целом, причем по своему статусу эти утверждения относятся к истинам откровения. Это обстоятельство вполне объяснимо: для теологии естественная реальность не является всей реальностью, более того, она не является подлинной реальностью. События естественной реальности для теологии не имеют самостоятельного значения, они только проявления иной, высшей реальности, при этом для науки само существование такой высшей реальности является недостоверным. Таким образом, теология оказывается за пределами науки в силу иной онтологии, хотя все остальные признаки, присущие науке, в ней могут быть обнаружены.

Сравнение науки с мифологией по вышеописанным критериям также приводит к вполне очевидным результатам. Миф как смысловая целостность, по-видимому, может сопоставляться только с научной теорией. Но, в отличие от теории, он не является результатом проведенных исследований реальности, а является антропоморфным ее осмыслением (вообще говоря, осмысление реальности и ее познание - это разные акты, но анализ их различения не входит сейчас в нашу задачу). Кроме этого, если творцом научных знаний является более или менее четко выделяемый субъект - научное сообщество, то мифология, как правило, результат анонимного творчества и именно на доисторической анонимности зиждется ее авторитет. Реальность, описываемая в мифах, также не является непосредственно данной реальностью. Хотя человек и ощущает себя частью подобной реальности, но эта реальность не безразличная к человеку, а проявляющая свою волю. Здесь не может быть речи о воспроизводимости результатов воздействия на эту реальность. Можно сказать, что во власти человека здесь создать необходимые условия для достижения определенного результата, но он никогда не может сделать их достаточными. В силу этого при мифологическом способе восприятия реальности субъект не в состоянии выстроить свои действия и рассуждения в такую структуру, которую можно было бы назвать научным исследованием. Обратим внимание также на следующий момент: как наука, так и мифология выполняют важную в мировоззренческом плане функцию - объясняют происходящие в реальности события. Но мифологическое объяснение является слишком сильным в логическом смысле. Ссылка на действия мифологических персонажей способна объяснить любые события. Именно эта пригодность для ответов на любые вопросы типа "почему?" делает излишними любые возможные исследования. Наконец, отметим еще одно существенное различие науки и мифологии - невозможность развития мифологии таким же способом, как развивается научное знание. Миф нельзя заменить другим мифом - улучшенным и более точно отображающим реальность, поскольку миф - это и есть сама реальность. Мифология как целостное мировосприятие не способна совершенствоваться. Попытки ее усовершенствования, систематизации, как показывает история античной культуры, приводят к ее распаду, превращению в собрание литературных произведений, которые уже не выполняют никаких познавательных функций по отношению к внешней для человека действительности.

Таким образом, мы видим, что наука, научный способ отображения реальности вполне может быть отдифференцирован от других форм ее восприятия, осмысления и изучения. Попробуем теперь спуститься на уровень ниже и рассмотреть проблему демаркации как бы внутри самой науки, между научными и квазинаучными дисциплинами.

2. Научные и квазинаучные дисциплины

Под квазинаучными дисциплинами мы здесь будем понимать как исторически сложившиеся, но не вошедшие в науку формы исследования реальности (например, астрологию, алхимию), так и дисциплины, стремящиеся оформиться в особые отрасли науки уже в наше время (уфологию, цереологию и т.п.). Решение проблемы демаркации на данном уровне будет существенно более сложным, поскольку, как правило, возникновение квазинаучных дисциплин и их распространение связано с наличием познавательных проблем, не решенных или не решаемых собственно научными дисциплинами.

Сразу следует оговориться, что любая квазинаучная форма познания строится в соответствии с общераспространенными канонами научных дисциплин и в этом смысле хорошо "замаскирована". В каждом случае мы, как правило, будем сталкиваться с дисциплиной, имеющей более или менее четко очерченный предмет исследования, обладающей некоторой качественной теорией (или теориями), отображающей этот предмет, стремящейся разработать свой собственный терминологический аппарат, и пытающейся вписаться в существующую структуру научного знания. Следовательно, различия между научной и в каком-то смысле сопутствующей ей квазинаучной дисциплиной будут, по-видимому, каждый раз достаточно тонкими и специфическими.

В силу указанной "маскировочной" особенности, результаты и теории, полученные в квазинауках, также будут претендовать на обоснованность и достоверность. Теории, скажем, будут объяснять аномальные "эмпирические факты", а многочисленных описания наблюдений странных феноменов будут подкреплять выдвигаемые гипотезы. Для большей убедительности будут приводиться данные, зафиксированные с помощью различных измерительных приборов, фотографии, аудио- и видеозаписи и т.д. Тем не менее структура и способ предъявления подобных обоснований, думается, все же являются несколько иными, чем в признанных научных дисциплинах.

Однако, прежде чем приступить к содержательному анализу проблемы демаркации на этом уровне, попробуем представить классификацию логически возможных отношений между наукой и квазинаукой. Наиболее непримиримым, естественно, окажется отношение противоречия. Оно возможно в той ситуации, когда наука и квазинаука имеют общий предмет исследования, и при этом их результаты, фундаментальные теории, а возможно и методы несовместимы друг с другом. Квазинауку в этом случае можно называть контрнаукой. Другое возможное отношение можно назвать отношением дополнительности. Его будет характеризовать наличие особой области исследуемых квазинаукой явлений, которое в соответствующей ей научной дисциплине будет рассматриваться как область аномалий. Подобные квазинауки естественно назвать паранауками. Как правило, методы исследования в таких квазинауках заимствуются из более отдаленных научных дисциплин, в собственно научных исследованиях этих аномалий они могут использоваться как вспомогательные. Еще одно отношение возникает в том случае, когда область исследования квазинауки оказывается невозможно однозначно идентифицировать и феномены из этой области обладают неопределенным онтологическим статусом: либо их существование не признается традиционной наукой, либо они не могут исследоваться в рамках какой-либо из признанных научных дисциплин. Подобную разновидность квазинауки удобно назвать псевдонаукой. Наконец, возможен еще "синтетический" способ создания квазинауки. В этом случае создаваемая вновь "наука" претендует на главенствующее положение в системе научного знания, поскольку ее законы являются наиболее общими законами, а предметная область включает в себя все возможные явления. В таких научных дисциплинах как бы осуществляется прорыв на более высокий уровень знания и по степени своей всеобщности они претендуют на роль не только науки но и подлинной научной философии. Феномены данного типа можно относить к современной разновидности натурфилософии.

Очевидно, что основанием деления квазинаук на подобные виды является тип их предметной области. Разумеется, возможны и иные способы деления интересующего нас понятия, но предложенный выглядит более предпочтительным, поскольку именно собственная предметная область является конституирующим признаком всякой научной дисциплины.

Все перечисленные выше логически возможные разновидности квазинаучных форм познания в реальности, скорее всего, в чистом виде существовать не могут, но определенные виды квазинаук можно будет с достаточно большой долей уверенности распределить по указанным категориям.

Квазинаучные дисциплины каждого из этих типов, вообще говоря, имеют разные перспективы своего развития. Контрнауки, скорее всего, не способны к длительному существованию, поскольку изначально очень быстро исчерпывают потенциал своего роста. "Сверхсильная" объяснительная теория, лежащая в основе такой дисциплины, не позволяет добиваться качественно новых, неожиданных результатов. Их "неожиданность" является таковой лишь по отношению к традиционным научным объяснениям. В силу этого интерес к подобной исследовательской парадигме вряд ли может быть долговечным. Паранауки, наоборот, могут оказаться довольно устойчивыми образованиями. Их потенциальная устойчивость объясняется "слабостью" применяющихся традиционных теорий, не способных объяснить или предсказать те или иные эффекты, существующие в той области реальности, которую они призваны описывать с возможной полнотой. С другой стороны, отдельные их фрагменты могут интегрироваться в структуры традиционного научного знания и тем самым прекращать свое существование в качестве паранаучных теорий. Наконец, псевдонауки, в силу своего сложного неоднородного состава, могут подвергаться наиболее сильным изменениям, распадаться на комплекс паранаучных или псевдонаучных дисциплин, но в целом их существование также представляется более длительным, чем существование контрнаук.

Разумеется, подобный схематичный набросок перспектив квазинаучных дисциплин различных видов является лишь абстрактной оценкой логической возможности, поскольку практически никак не затрагивает реальных причин возникновения и развития таких сложных и неоднозначных культурных феноменов. Тем не менее, он может, на наш взгляд, служить некоторым приблизительным прогностическим правилом при содержательном анализе той или иной квазинауки.

Обратимся теперь к рассмотрению одной из старейших существующих пар "наука - квазинаука": астрономии и астрологии.

3. Астрология как паранаука

Согласно предложенной выше классификации, астрологию следует отнести к паранаукам. Хотя она имеет общий с астрономией корпус объективного знания о видимом движении небесных светил и их взаиморасположении на небе, тем не менее главный исследовательский интерес астрологии сосредоточен на совершенно чуждом для астрономии предмете: влиянии небесных светил на судьбы людей, на происходящие на Земле события. Для астрономии подобная постановка вопроса будет заведомо антинаучной, поскольку речь идет не о физическом воздействии, а о связи совершенно неясной природы, причем исследование сути этой связи не входит в задачу астрологов. Она изначально постулируется как проявление некоего универсального принципа "всемирной симпатии". Уже это является первой серьезной отличительной особенностью астрологии именно как квазинаучного образования. В основе ее построений лежит представление о силах и взаимодействиях, которые не исследуются и не могут исследоваться никакой другой научной дисциплиной. Это представление было сформулировано, очевидно, еще в эпоху античности и с тех пор не ставилось под сомнение и не претерпевало, как кажется, серьезных изменений. Вот некоторые из базисный положений астрологического символизма, обосновывающие разделение Зодиака на значимые части. "Четвертичное разделение зодиака [Разделение его точками весеннего и осеннего равноденствия, а также точками зимнего и летнего солнцестояния -В.П.] ... дает нам четыре основных типа космической субстанции: огонь, воздух, вода и земля. Это наиболее фундаментальное разграничение, ведь зодиак в целом символизирует... созидание микрокосма. Субстанция наиболее важна при созидании, но энергия и форма тоже имеют значение... Энергия незначительно отличается от субстанции. Она представляет собой, как показано в современной физике, активизированную и высвобождаемую субстанцию. Следовательно, мы можем ожидать, что принцип дифференциации энергии подобен принципу дифференциации субстанций. И тот, и другой основываются на принципе дуализма, действия и реакции. Значит, энергетический зодиак восьмеричен, а субстанциальный - четвертичен" (здесь и далее цитируется Д. Радьяр. Астрология Личности. М., 1991). Ясно, что использование в качестве фундамента теорий таких принципов, которые имеют, по-видимому, мифологическое происхождение, является по меньшей мере сомнительным способом обоснования научности получаемых результатов.

Но не только это разделяет астрономию, как науку, и астрологию, как квазинауку. В содержание астрологии, кроме упомянутого массива знаний о небесных телах, входит также и набор теорий и интерпретативных схем, которые связывают местоположение и движение небесных светил с делами и судьбами людей. Эти теории и схемы, вообще говоря должны были бы быть эмпирически проверяемыми и, более того, быть хорошо подтвержденными тысячелетним опытом успешных предсказаний и историческими описаниями событий, произошедших в соответствии с тем, что было предначертано на небесах. Учитывая возможные теоретические и вычислительные погрешности, приемлемая степень подтверждения здесь может быть достигнута только за счет специфической неопределенности значения тех эмпирических терминов, в которых обычно формулируются астрологические прогнозы и предсказания. И такая неопределенность действительно имеет место. Как правило, она заключается в том, что лицу, пользующемуся услугами астролога, дается рекомендация (по своему содержанию вполне благоразумная) воздерживаться от каких-либо действий в те или иные периоды времени (так сказать, прогноз-предупреждение), либо же сообщается, что в делах определенного рода будет сопутствовать удача, или же в них можно ожидать каких-то успехов. Если же лицу требуется совет в деле вполне определенном (как отнесутся звезды, скажем, к браку с избранной особой), то в таком случае рекомендация может быть дана с оговорками, при этом наличие или отсутствие высказанных в них условий проконтролировать достаточно затруднительно, если не невозможно. В самом деле, показать, что прогноз не сбылся, при таких условиях также трудно, как и доказать его теоретическую неосуществимость.

Предположим, что некое лицо добросовестно воздерживалось от новых знакомств в дни полнолуния, но при этом все равно пострадало от коварного обмана старых, и, казалось бы, испытанных приятелей. Означает ли это, что совет астролога был неверным? Нет. Ведь осталось неизвестным, что произошло бы, если бы это лицо не слушалось астролога. В этом случае его неприятности могли бы быть гораздо большими. Кроме того, можно ли быть уверенным в том, что с обманувшими его людьми пострадавший познакомился не в день полнолуния?

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Они исследуют разные типы реальности
Ошибочности астрологических предсказаний именно в силу