|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Понятие обсессии в психоанализе объединяет собой, по крайней мере, три идеи:
1. Невроз навязчивых состояний (Zwangsneurose), при котором человек повторяет некоторые самому ему непонятные фрагменты речи или совершает как будто навязанные ему извне действия для того, чтобы понизить тревогу (Angst), причиной которой является вытесненное благодаря своей невозможности с точки зрения принципа реальности, а затем замещенное, чаще всего запретное сексуальное желание. Наряду с истерией удачное лечение обсессивного невроза уже в начале XX века принесло психоанализу огромную популярность. Причина такого успеха заключалась в том, что обсессивный невроз был ярким случаем невроза отношений (ведь сама психоаналитическая практика подразумевает диалог между пациентом и аналитиком, то есть некое отношение): обсессивный невротик, отметая желание, ставит себя тем самым на место желаемого объекта, другого.
Пользуясь терминологией Лакана, можно сказать, что
невротик навязчивых состояний - это человек, который ставит себя на место другого, на то место, откуда можно действовать, не рискуя встретиться со своим собственным желанием. Именно по этой причине невротик изобретает ряд ритуалов, навязываемых самому себе правил. Именно по этой причине принудительным образом упорядочивает он свою жизнь. Такой человек постоянно откладывает принятие решений, дабы избежать возможного риска и неопределенности, связанной с желанием другого, с желанием символического порядка, а также с желанием конкретного другого, субъекта противоположного пола [Салецл 1999: 24].
Классические примеры обсессивных неврозов Фрейд приводит в своих "Лекциях по введению в психоанализ". Это, например, история о том, как
35
19-летняя девушка перед укладыванием спать каждую ночь совершала мучительный для нее и родителей ритуал, смысл которого - в интерпретации Фрейда - заключался в том, чтобы, во-первых, препятствовать половому контакту родителей, во-вторых, скрыть, замаскировать свое запретное влечение к отцу [Фрейд 1990: 168-171].
2. Обсессивно-компульсивный, или анальный, характер (или педантический, ананкастический характер). Фрейд связал этот тип характера с анальной фиксацией, то есть с вытесненным и замещенным после инфантильного периода детским стремлением к задерживанию испражнений на анально-садистической стадии развития. Вот что пишет Фрейд об этом характере:
Люди, которых я хотел бы описать, выделяются тем, что в их характере обнаруживается, как правило, присутствие следующих трех черт: они очень аккуратны, бережливы и упрямы [Фрейд 1998а: 184].
При этом, согласно Фрейду, аккуратность, боязнь загрязнения, педантичность и добросовестность связаны с анальной сферой по контрасту, упрямство связано с инфантильным упрямством ребенка, не желающего расстаться с фекалиями, которые он рассматривает как нечто ценное, а страсть к деньгам, опять-таки, связана с анальной сферой через идею отождествления кала с сокровищем - отсюда связь анального характера с деньгами и - шире - с приобретательством и коллекционированием.
Обсессии преследуют человека, обладающего таким характером, на протяжении всей жизни и проявляются в различных сферах и различных масштабах, от педантического повторения бытовых ритуалов до навязчивого повторения целых жизненных комбинаций.
Для обсессии важны следующие две черты, выделенные Фрейдом и соотнесенные им (что также принципиально важно для настоящего исследования) с принципами архаического мышления. Речь, конечно, идет о книге "Тотем и табу".
Первая черта обсессивных заключается в том, что, в сущности, вся их жизнь строится на системе запретов или, выражаясь точнее, на системе по преимуществу запретительных норм: не касаться того или иного предмета, не выполнив предварительно некоего абсурдного ритуала, не идти по улице, пока не сложишь цифры на номере проезжающего автомобиля, возвращаться назад, если навстречу идут с пустым ведром, и так далее. С этим же связаны такие бытовые ("в здоровой внимательно-тревожной жизни" [Бурно 1999: 68]) проявления обсессии, как плевки через левое плечо, постукивание по дереву и даже "ритуал помахать в окно рукой близко-
36
му человеку на прощание" [Там же]. Эту черту Фрейд закономерно связывал с системой табу традициональных народностей.
Вторая обсессивная черта была названа Фрейдом "всемогуществом мыслей". Фрейд описывал ее следующим образом:
Название "всемогущество мыслей" я позаимствовал у высокоинтеллигентного, страдающего навязчивыми представлениями больного, который, выздоровев благодаря психоаналитическому лечению, получил возможность доказать свои способности и свой ум. Он избрал это слово для обозначения всех тех странных и жутких процессов, которые мучили его, как и всех страдающих такой же болезнью. Стоило ему подумать о ком-нибудь, как он встречал уже это лицо, как будто вызвал его заклинанием; стоило ему внезапно справиться о том, как поживает какой-нибудь знакомый, которого он давно не видел, как ему приходилось услышать, что тот умер... [Фрейд 1998: 107].
Фрейд связывает явление "всемогущества мыслей" при обсессии с архаической магией, при которой сама мысль или соприкосновение с каким-либо предметом вызывает, например, смерть человека, на которого направлено магическое действие.
Отметим также в качестве важнейших особенностей феномена всемогущества мыслей идею управления реальностью, характерную для всех обсессивно-компульсивных психопатов [Бурно 1996], а также связь со злом (идущим от анально-садистического комплекса) и смертью (идея навязчивого повторения, о которой см. ниже).
3. Навязчивое повторение, феномен, выделенный Фрейдом на третьем этапе формирования психоаналитической теории в работе "По ту сторону принципа удовольствия", заключается в том, что субъект в процессе психоаналитической акции вместо того, чтобы вспомнить реальную травму, повторяет ее, разыгрывая это повторение перед аналитиком (то есть идея навязчивого повторения тесно связана с идеей трансфера, что, опять-таки, понятно, поскольку сама идея навязчивости реализуется только в виде отношения к другому, см. выше). Для навязчивого повторения, по Фрейду, характерно также то, что повторяются отнюдь не самые приятные события жизни субъекта, то есть навязчивое повторение не следует принципу удовольствия и поэтому тесно связано с идеей "возвращения к прежнему состоянию", то есть оно является одной из манифестаций влечения к смерти [Фрейд 1990b].
Понимаемый более широко, принцип навязчивого повторения реализуется в повторяющихся жизненных сценариях, что роднит навязчивое повторе-
37
ние с обсессивным неврозом и обсессивно-компульсивным характером и из чего следует, что все три аспекта являются манифестацией одного фундаментального принципа обсессивности.
В заключение характеристики обсессии напомним, что обсессии проявляются, конечно, не только в невротическом, но и в психотическом регистре - при паранойе и шизофрении.
ОБСЕССИЯ И ЧИСЛО
Исходя из фундаментального принципа структурного психоанализа Лакана, в соответствии с которым любое патопсихологическое содержание проявляется прежде всего в речи пациента [Лакан 1994], можно предположить, что обсессивность, понимаемая по преимуществу как обсессивная речь (или - более широко - как обсессивное речевое действие), имеет определенные устойчивые особенности. Так, по мнению Лакана, обсессивная речь всегда подразумевает значение, которое отчаянно стремится прикрыть желание; иначе говоря, невротик с навязчивыми состояниями говорит и думает на принудительный манер ради того, чтобы избежать встречи с собственным желанием [Салецл 1999: 26].
Учитывая сказанное, можно выдвинуть предположение, в соответствии с которым обсессивность порождает некое общетекстовое единство, что существует нечто, что может быть охарактеризовано как обсессивный дискурс наряду с невротическим и психотическим типами дискурса, выделенными нами ранее в главе 2.
Чтобы в первом приближении оценить, что представляет собой обсессивный дискурс и каковы его характерные особенности, сравним три фрагмента:
(1)
Расходы после смерти на похороны
Катерины.................................................---..27 флор.
2 фунта воска ......................................................18 "
катафалк .............................................................12 "
за вынос тела и постановку креста ......................... 4 "
4 священникам и 4 клеркам...................................20 "
колокольный звон ................................................. 2 "
могильщикам ....................................................... 16 "
за разрешение, властям ......................................... 1 "
Сумма ............................ 100 флор.
38
Прежние расходы:
Доктору......................................................... 4 флор.
сахар и 12 свечей .......................................... 12 " 16 "
Итого ......................................................... 116 флор.
(2)
"1.VIII. 15 Воскресенье... купался 3-й раз. Папа, Эрнст и я купались после катания на лодке 4-й раз. Гебхард слишком разогрелся..
2.VIII. 15 Понедельник... вечером купался 5-й раз...
3.VIII. Вторник... купался б-й раз...
6.VIII. Пятница... купался 7-й раз... купался 8-й раз...
7.VIII. Суббота... до обеда купался 9-й раз...
8.VIII. ...купался 10-й раз...
9.VIII. До обеда купался 11-й раз, после этого купался 12-й раз... 12.VIII. Играл, потом купался 13-й раз... VIII. Играл, потом купался 14-й раз... 16.VIII. Затем купался 15-й и последний раз".
(3)
В день двенадцатилетия революции я задаю себе вопрос о себе самом. <... >
Мне тридцать лет. Когда произошла революция, мне было восемнадцать. <...>
Сорок лет чужой судьбы - как это много!
Сколько лет Достоевскому? Вот он сидит на портрете, покручивая хвостик бороды, плешивый, с морщинами, похожими на спицы, - сидит во мраке минувшей судьбы как в нише. Сколько лет этому старику?
Под портретом написано, в каком году запечатлен. Высчитываю - выходит, старику сорок лет.
Какой емкий срок, какая глубокая старость - сорок лет Достоевского!
Между тем мне только девять осталось до сорока. Тридцать один собственный год - как это мало.
Все три фрагмента взяты из дневниковых записей, то есть того типа дискурса, который наиболее непосредственно отражает душевную жизнь автора этих записей. Первый фрагмент взят из книги Фрейда "Леонардо да Винчи. Воспоминания детства" [Фрейд 1998b: 252]. Запись представляет собой финансовый отчет Леонардо о похоронах матери. Обсессивный педантизм и скупость, как полагает Фрейд, скрывают в данном случае вытесненное инцестуальное желание Леонардо по отношению к матери. В той
39
же книге Фрейд приводит финансовые выкладки, которые Леонардо делает применительно к расходам на любимых учеников, что, по мнению Фрейда, явилось замещением вытесненных гомосексуальных наклонностей великого художника.
Второй фрагмент представляет собой отрывок из подросткового дневника будущего рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Гиммлер, согласно Эриху Фромму, из книги которого взят этот фрагмент [Фромм 1998: 399], представляет собой злокачественный анально-садистический характер, своими рекордами как в купании, так и в массовых убийствах прикрывавший свой комплекс неполноценности. "Он вел свой дневник, - пишет Фромм, - так, как однажды велел делать отец, и чувствовал угрызения совести, если хоть день пропускал" [Там же: 400].
Этот принцип "ни дня без строчки" был, как известно, характерен и для автора третьего фрагмента, русского писателя Юрия Карловича Олеши. Во всяком случае, именно так проницательный В. Б. Шкловский назвал книгу дневников Олеши, которая публиковалась под этим названием через несколько лет после смерти автора, действительно любившего это латинское изречение.
В приведенном выше фрагменте страх перед старостью, характерный для обсессивно-компульсивных, который можно представить как вытеснение желания быть молодым, противоречащего принципу реальности, обсессивно аранжируется в виде сопоставлений возрастов различных людей и событий. Эти особенности характерны для дневников Олеши в целом: он либо постоянно сравнивает свой возраст с возрастами других людей или событий по принципу "Когда такому-то было столько-то (или когда в таком-то году произошло то-то), мне было столько-то", либо просто навязчиво повторяет фразу "Я родился в 1899 году" (текст дневников Олеши исследовался по наиболее полному изданию [Олеша 1998]).
Итак, один из величайших гениев Европы, отвратительный злодей и тончайший прозаик, творец удивительных метафор. Что общего мы находим во всех трех фрагментах? Беглого взгляда достаточно, чтобы видеть: судя по приведенным фрагментам, обсессивный дискурс организуется в первую очередь числом и перечислением. Можно ли сказать, что в этом есть нечто неожиданное? И да, и нет. С одной стороны, идея многократного повторения, организующая любую обсессию, связь с магией, о которой писал Фрейд и к которой мы еще вернемся, идея денег и накопительства, ведущая к анальной фиксации, и, наконец, тот факт, что многие навязчивости связаны с числом напрямую, то есть либо строятся на повторении определенного числа, либо на счете. Так, например, в работе П. В. Волкова описывается обсессия, строящаяся на числе "3" и представлении, что Бог - нечто вроде
40
педантичного бухгалтера, подсчитывающего хорошие и дурные поступки человека [Волков 1992]. Часто приводятся примеры обсессий, при которых человек складывает автомобильные номера. Часто обсессивный невротик просто считает вслух. Чрезвычайно важной обсессивной особенностью является коллекционирование, что тоже достаточно ясно связано с идеей числа.
Вообще обсессивное сознание все время что-то считает, собственно все подряд: количество прочитанных страниц в книге, количество птиц на проводах, пассажиров в полупустом вагоне метро, автомобилей по мере продвижения по улице, сколько человек пришли на доклад и сколько статей опубликовано, сколько дней осталось до весны и сколько лет до пенсии.
С другой стороны, как будто существуют обсессий, которые на первый взгляд никак не связаны с идеей числа, например так называемые обсессий "злодейского содержания", когда человек чувствует непреодолимое желание кого-то ударить или даже убить. Но и здесь налицо действие, которое обязательно должно повторяться большое количество раз. Обсессия не происходит однажды или эпизодически, она должна повторяться регулярно. Недаром аккуратность, добросовестность, пунктуальность, педантизм - наиболее характерные черты обсессивно-компульсивного характера.
M. E. Бурно в одной из своих ранних работ, посвященной клиническому описанию больного с огромным количеством симптомов и в том числе об-сессией "зловещего содержания", приводит характерный эпизод. Когда однажды к этому больному в палату пришел врач, больной почувствовал непреодолимое желание ударить врача. Тогда он выбежал из палаты в коридор, подбежал к телефону и начал судорожно набирать первый попавшийся номер и только после этого успокоился.
Если выделить одну наиболее фундаментальную черту обсессивного стиля, то таковой чертой оказывается характерное амбивалентное сочетание гиперрационализма и мистицизма, то есть, с одной стороны, аккуратность и педантичность, а с другой - магия, ритуалы, всемогущество мысли. Но именно эти черты синтезируются в идее всемогущего числа, которое управляет миром, - в пифагорейских системах, в средневековой каббале, да и просто в мире математики и математической логики (не случайно сочетание логики и мистицизма в таком культовом тексте философии XX века, как "Логико-философский трактат" Витгенштейна, каждый параграф которого тщательно заиндексирован, причем последовательности цифр в одном индексе доходят до шести (то есть существует, скажем, раздел б. 36311).
Число дает иллюзию управления страхом, возникающим вследствие невротического подавления желания. Обсессивное повторение вытесняет, "заговаривает" страх (последний глагол не случаен, как будет видно в дальней-
41
шем). Страх, тревога представляют собой нечто аморфно-континуальное, можно даже сказать - энтропийное. Многократное повторение, наиболее фундаментальной экспликацией которого является число, накладывает на эту континуальную аморфность некую дискретную определенность, исчерпывает болезненную энтропию некой, пусть невротически организованной, информацией, причем информацией в точном, формально-математическом, бессодержательном значении этого слова, той безликой цифровой компьютерной информацией, которая измеряется количеством битов.
Прежде чем попытаться дать некоторую дополнительную интерпретацию идее числа, перечисления и повторения при обсессий, представляется все же необходимым убедиться, действительно ли обсессивный дискурс в такой мере построен именно таким образом. Чтобы подвергнуть проверке валидность нашего утверждения, мы рассмотрим некоторые художественные тексты (или их совокупность), об авторах которых известно, что они страдали обсессивным неврозом или обладали обсессивно-компульсивным характером. Рассмотрим особенности обсессивного дискурса на материале романа Юрия Олеши "Зависть". В двух эпизодах этого текста, первый из которых (начало романа) вводит главного героя Андрея Бабичева глазами его приживала Кавалерова, имеет место то, что можно назвать обсессивной проекцией. Бабичев глазами Кавалерова дается как гений числа, "управитель" нового мира, его "главный бухгалтер". Соответственно первые 15 страниц романа, с самого начала и до изобретения Бабичевым новой колбасы, переполнены числами:
В нем весу шесть пудов; Он спустился вниз (на углу магазин) и притащил целую кучу: двести пятьдесят граммов ветчины ... четыре яблока, десяток яиц и мармелад "Персидский горошек"; Растет его детище "Четвертак" - будет дом-гигант, величайшая столовая, величайшая кухня. Обед из двух блюд будет стоить четвертак. ... Тысячу кухонь можно считать покоренными. Кус-тарничанью, восьмушкам, бутылочкам он положит конец; Он, как факир, пребывает в десяти местах одновременно; Товарищу Про-скудину! Обертки конфет (12 образцов) сделайте соответственно покупателю; Товарищу Фоминскому! Прикажите, чтоб в каждую тарелку первого (и 50 - и 70-копеечного обеда) клали кусок мяса; В девять часов утра он приехал с картонажной фабрики. Приема ждало восемь человек; В четыре двадцать он уехал на
42
заседание в Высший Совет Народного Хозяйства; Слушайте, Кавалеров! Мне будут звонить из Хлебопродукта. Пусть позвонят два-семъдесят три-нолъ пять, добавочный шестьдесят два; две недели тому назад он подобрал меня, пьяного, у порога пивной; Десять лет он живет со мной; Ему восемнадцать лет, он известный футболист; Он спас меня десять лет тому назад от расправы; Мне двадцать семь лет; 0, не беспокойся, всего четвертак (слова проститутки, обращенные к Кавалерову в его сне. - В. Р.); раз десять в вечер его вызывают; Семьдесят процентов телятины! Большая победа... Нет, не полтинник, чудак вы... Полтинник!. Хо-хо! По тридцать пять (это о дешевизне новой колбасы. - В. Р.); Шапиро, меланхолический старый еврей, с носом, похожим в профиль на цифру шесть; Тридцать пять копеек такая колбаса - вы знаете, это даже невероятно.
Смысл нагромождения чисел двоякий. С одной стороны, он знаменует ме-галоманические проекты хозяина мира Андрея Бабичева, понятые через обсессивную завесу сознания автора, который занимает амбивалентную позицию. С другой стороны, число оборачивается своей негативной стороной, показывая несостоятельность (в том числе и сексуальную) Кавалеро-ва. Так, огромная столовая будущего ("Четвертак"), где любой обед стоит четвертак, во сне Кавалерова оборачивается мизерной суммой, которую ему предлагает проститутка. Сексуальный подтекст здесь не случаен, поскольку колбаса помимо всего прочего символизирует, конечно, и сексуальную мощь Андрея Бабичева. Ср.:
Бабичев, получив в руки отрезок этой кишки, побагровел, даже застыдился сперва, подобно жениху, увидевшему, как прекрасна его молодая невеста и какое чарующее впечатление производит она на гостей.
Однако Андрей Бабичев это всего лишь Бог Отец, креатор и стабилизатор нового мира. Истинный сексуальный герой и антагонист Кавалерова по борьбе за девушку Валю - Володя Макаров, вратарь футбольной сборной. В футбольном эпизоде, где окончательно развенчивается Кавалеров (см. также психоаналитическую интерпретацию футбола в статье [Руднев 2001]), вновь нагнетание чисел:
Двадцать тысяч зрителей переполнили стадион. Огромное количество народа распирало стадион. Валя помещалась над ним, наискосок, метрах в двадцати. Группа немцев - одиннадцать человек - сияла в зелени. Игра продолжается девяносто минут с коротким перерывом на сорок пятой минуте. Володя схватывал мяч в таком полете, когда это казалось математически невозможным; За десять минут до перерыва он вырвался к правому
43
краю; Все тысячи в эту минуту, насколько могли, одарили Кавалерова непрошеным вниманием; Две белые большие ладони протянулись за мячом... Бабичев, сильно качнувшись вперед, швырнул мяч, магически расковав поле; первая половина игры закончилась счетом "один на ноль" в пользу германской команды; все троим рукоплещут зеваки; пряча колени, складываясь в три погибели, как купальщица, застигнутая врасплох; - Немцам два гола минимум! - провизжал мальчишка, несясь мимо Кавалерова; В погоне за подолом десять раз она переменяла позицию: Десятую долю минуты длилось разглядывание.
Заметим, что само увлечение игрой в футбол человеком обсессивно-компульсивного склада можно объяснить тем, что эта игра в очень большой степени организуется идеей числа - количество игроков, два тайма по 45 минут и, главное, конечно, счет забитых голов (страстное увлечение футболом прослеживается по дневникам Олеши на протяжении всей его жизни).
В рассматриваемом эпизоде нашу гипотезу подтверждает также и то, что футбол аранжируется словами, связанными с магией и математикой. Вновь имеет место обсессивная проекция автора на действия Володи и Бабичева. Володя, сексуальный фаворит, ловит мяч, когда это "математически невозможно", Андрей Бабичев, хозяин мира и повелитель чисел, бросает мяч с трибуны и этим действием "магически расковывает поле". Нагромождение чисел характерно также для поэзии Владимира Маяковского. Причем это, как правило, мегаломанически огромные числа, достаточно вспомнить название одной из его поэм - "150 000 000". Ср. также следующие контексты:
Он раз к чуме приблизился троном, / смелостью смерть поправ, - / я каждый день иду к зачумленным / по тысячам русских Яфф! / Мой крик в граните времен выбит, / и будет греметь и гремит, / оттого, что в сердце выжженном, / как Египет, / есть тысяча тысяч пирамид! ("Я и Наполеон") Там / за горами / горя / солнечный край непочатый. / За голод, / за мора море / шаг миллионный / печатай! ("Левый марш") берет, как гремучую в 20 жал / змею двухметроворостую. ("Стихи о советском паспорте") Стотридцатимиллионною мощью / желанье лететь напои! ("Летающий пролетарий") это сквозь жизнь я тащу / миллионы огромных чистых любовей / и миллион миллионов маленьких
44
грязных любишек ("Облако в штанах") 0, если 6 нищ был! / Как миллиардер! / Что деньги душе? / Ненасытный вор в ней. / Моих желаний разнузданной орде / не хватит золота всех Калифорний. ("Себе, любимому...") Любовь мою, / как апостол во время оно, / по тысячи тысяч / разнесу дорог. ("Флейта-позвоноч-ник") Что же, мы не виноваты - / ста милъонам было плохо. ("Письмо Татьяне Яковлевой") К празднику прибавка - / 24 тыщи. Тариф. ("О дряни") Околесишь сто лестниц. / Свет не мил. ("Прозаседавшиеся") Я солдат в шеренге миллиардной. / ("Ужасающая фамильярность") В сто сорок солнц закат пылал ("Необычайное приключение...") Я никогда не знал, что столько тысяч тонн / в моей легкомысленной головенке. ("Юбилейное") наворачивается миллионный тираж. / Лицо тысячеглазого треста блестит. ("Четырехэтажная халтура") Лет сорок вы тянете свой абсент / из тысячи репродукций. ("Верлен и Сезан") Вы требуете с меня пятьсот в полугодие / и двадцать пять за неподачу деклараций; Изводишь единого слова ради / тысячи тонн словесной руды; Эти слова приводят в движение / тысячи лет миллионов сердца. ("Разговор с фининспектором о поэзии") я подыму, как большевистский партбилет, / все сто томов моих партийных книжек. ("Во весь голос")
С одной стороны, можно сказать, что большое число - это обсессивная количественная замена понятия "очень большой, огромный" . В поэтике такая фигура называется синекдохой, то есть таким положением вещей, когда качественное содержание представляется количественным выражением. В обыденной речи этому соответствует ситуация, когда говорят: "Я сто раз тебе говорил", "Ему можно тысячу раз повторять, а он все равно делает по-своему", "Да это было уже сто лет назад", "Мы с ним тысячу лет не виделись". Почему сказать так считается более выразительным, чем просто "Мы с ним очень долго не виделись"? Выразительность числа - в сочетании гиперрациональности и оккультности. "Тысячу лет не виделись" выражает не просто "очень долго", а "неправдоподобно долго", "чудесно долго", но при этом оставляет иллюзию точности и "крутлости", некоей обсессивной завершенности и достоверности произносимого. В случае Маяковского можно сказать, что все эти тысячи и миллионы, выражая, с одной стороны, мощь габаритов и мощь влечений поэта, обсессивно эту мощь регулируют. С другой стороны, обыгрывание огромного числа в поэтическом сознании Маяковского, безусловно, представляет собой обсессивно-компульсивный способ гиперсоциальной конформности. Маяковского можно назвать не только "ассенизатором и водовозом, революцией организованным и призванным", как он сам себя назвал, точно акцентуировав анально-обсессив-ный аспект своего характера, его можно назвать также главным бухгалтером пролетарской революции, ведь все эти огромные числа, как правило,
45
обозначают, если воспользоваться советским штампом, многомиллионную массу советских людей. "150 000 000" - это тогдашнее население России, равное, по Маяковскому, числу его читателей и соавторов. То есть числовая обсессия Маяковского представляется неким ритуально-мифологическим отождествлением его большого тела с коллективным телом народа, то есть, говоря на мифопоэтическом метаязыке, слиянием микрокосма и макрокосма. О том, что такая интерпретация закономерна в свети поэтики и генеалогии обсессивного дискурса, см. ниже в разделе "Исторические корни обсессивного дискурса".
Образ собственного тела чрезвычайно важен для Маяковского, и его поэтика тела также вписывается в поэтику обсессивного дискурса. Рассмотрим в этом плане поэму "Облако в штанах". Помимо обилия чисел это прекрасное стихотворение о любви наполнено странными мотивами, один из которых, навязчиво повторяющийся, хотя и варьирующий, можно инвариантно обозначить как мотив "выворачивания наизнанку". Приведем наиболее яркие фрагменты, связанные с манифестацией этого мотива:
А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы!
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
Я сам
Глаза наслезенные бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца!
вам я
душу вытащу, растопчу, чтоб большая!
сквозь свой
до крика разодранный глаз
лез, обезумев Бурлюк.
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
46
В этих примерах нечто либо выплевывается, выхаркивается, выблевывается изо рта или глаза, либо - более сложно - внутреннее выходит из внешнего, и они меняются местами. Наша гипотеза состоит в том, что здесь анальный комплекс вытеснен и замещен орально-визуально-аудиаль-ными (в конце поэмы появляется еще и ухо) символами. Как нам кажется, здесь произошло обратное тому, что имеет место в бахтинско-раблезианс-ком карнавальном мироощущении, когда при инверсии бинарных противопоставлений голову заменяет зад. В стихотворении Маяковского все происходит наоборот: зад, анальная сфера, заменяется головой и отверстиями в голове - ртом, глазами (которые интерпретируются именно как отверстия), ноздрями и ушами. Происходит это в точном соответствии с учением Фрейда об анальном характере, когда инфантильная анальная эротика вытесняется, табуируется и замещается прямо противоположными содер-жаниями. То есть анальный характер - это болезненно чистоплотный, боящийся загрязнения [Фрейд 1998], а именно таким и был Маяковский - "Певец кипяченой и ярый враг воды сырой". Анальная эротика замещается образами и мотивами, связанными по контрасту с головой, но тем не менее в мотиве "выворачивания наизнанку" анальность проглядывает чрезвычайно явственно. Обычно человек говорит, что его вывернуло наизнанку, либо когда его сильно вырвало, либо когда у него был сильный понос. В любом случае речь идет о чем-то непристойном и при этом как будто не имеющем к эротической сфере никакого отношения. Заметим, что Маяковский со свойственной ему смелостью великого экспериментатора широко применяет здесь характерные для семантики выворачивания ходовые, неходовые и придуманные им "вы-глаголы" (термин М. А. Кронгауза [Крон-гауз 1998]), актуализирующие действие выворачивания. Глаголы эти встречались уже и в приведенных выше примерах:
а себя, как я, вывернуть не можете; выбрасывается, как голая проститутка; Выскочу! (четырехкратно повторенное); душу вытащу; выхарканный чахоточной ночью...
Но таких примеров в "Облаке в штанах" (как и вообще в стихах Маяковского) гораздо больше:
Кто-то из меня вырывается упрямо; о том, что горю, в столетии выстони; выхаркнула давку на площадь; как двумя такими выпеть; Я выжег души, где нежность растили; Почти окровавив ис-слезенные веки, / вылез, / встал, / пошел; я ни на что б не выменял; гром из-за тучи, зверея, вылез, громадные ноздри задорно высморкал; Земле, / обжиревшей, как любовница, / которую вылюбил Ротшильд!; В улицах / люди жир продырявят в четырехэтажных зобах, / высунут глазки; вылезу грязный (от ночевок в канавах); сахарным барашком выглядывал в глаз; Всемогущий,
47
ты выдумал пару рук, сделал, что у каждого есть голова, - отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?
Кажется, нет сомнения, что приведенные фрагменты представляют любовный дискурс в анальной аранжировке. Это становится тем более очевидно, что в "Облаке в штанах" присутствует и идея запора:
Улица муку молча перла. Крик торчком стоял из глотки. Топорщились застрявшие поперек горла пухлые taxi и костлявые пролетки. Грудь запешеходили. Чахотки площе
Город дорогу мраком запер.
Пришла.
Пирует Мамаем,
задом на город насев.
Эту ночь глазами не проломаем,
черную, как Азеф!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
Как уже говорилось применительно к первым примерам, и здесь верх и низ меняются: зад становится головой, анус - горлом.
Наконец, в стихотворении присутствуют также образы, которые вполне однозначно опознаются как образы гниения еды в переполненном кишечнике:
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
животина страх котлет
а во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея -
"сволочь"
и еще какое-то,
кажется - "борщ".
"Прямая кишка, - пишет Геральд Блюм, - является экскреторным полым органом. Как экскреторный орган она способна нечто изгонять; как полый
48
орган она может подвергаться стимуляции инородным телом. Мужская тенденция представлена первой функцией, женская - второй" [Блюм 1996: 108].
Мы приводили примеры на первую функцию, но есть в поэме примеры и на вторую, когда нечто инкорпорируется во что-то:
солнце моноклем
вставлю в широко растопыренный глаз
глазами в сердце въелась богоматерь
Видишь - натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!
Кажется, цитированные строки
Всемогущий, ты выдумал пару рук, сделал, что у каждого есть голова, - отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать? -
содержат ключ к приведенным мотивам и отчасти разгадку самой поэмы. В сущности, получается, что поэт спрашивает Бога, зачем он придумал то, что потом Лакан назовет символической кастрацией, в соответствии с которой человек тем отличается от животного, что не может без разбору заниматься "любовью с любыми" (хотя исторически это и однокоренные слова). То, что произошло с героем поэмы "Облако в штанах", можно назвать "комплексом Дон Жуана", который, также будучи обсессивно-компульсивным, коллекционировал любовные победы, как и герой "Облака в штанах", говорящий о себе, что он "сквозь жизнь тащит миллионы огромных чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любят" (характерно и само наличие и масштаб чисел!), но подлинная любовь к донне Анне так поразила его своей единственностью, что он не смог ее пережить. Агрессивный герой Маяковского предпочитает не умирать сам, а по примеру героев последней поэмы Блока "Двенадцать" (сопоставление, конечно, не случайно, поскольку первоначально название поэмы "Облако в штанах" было "Тринадцатый апостол"; к тому же и в блоковской поэме навязчиво повторяемое число "12" апостолов-красногвардейцев служит обсессивным заклятием страха поэта перед революционным террором) пуститься в богоборческий разбой, который носит, впрочем, точно такой же симулятив-но-сексуальный характер:
Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища достаю сапожный ножик. Крыластые прохвосты!
49
Жмитесь в раю!
Ерошьте перышки в испуганной тряске! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски!
В довершение картины представим себе на мгновение чисто визуально образ, который лежит в названии поэмы. Что такое в свете всего сказанного "облако в штанах"? Кажется, не может быть никаких сомнений - это зад.
Чтобы окончательно убедиться, что число связано с обсессивностью и с обсессивным дискурсом, мы решили провести "контрольный эксперимент" прочитав под углом зрения наличия больших скоплений чисел первый том собрания сочинений Мандельштама. Чисел там оказалось действительно мало, и они были весьма скромных порядков, особенно если сравнивать с "мегалообсессией" Маяковского. Но одно стихотворение все же обнаружило довольно большое сходство. Это одно из самых выдающихся и в то же время уникальных стихотворений Мандельштама - "Стихи о неизвестном солдате", где встречаются следующие контексты:
Средь эфир десятичноозначенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозраченный
Светлой болью и молью нулей.
<...>
Миллионы убитых задешево
Протоптали тропу в пустоте
<...>
Наливаются кровью аорты
И звучит по рядам шепотком:
- Я рожден в девяносто четвертом, Я рожден в девяносто втором... И кулак зажимая истертый Год рожденья с гурьбой и гуртом, Я шепчу обескровленным ртом:
- Я рожден в ночь с второго на третье Января в девяносто одном Ненадежном году, и столетья Окружают меня огнем.
Здесь огромное, "десятичноозначенное", число, знаменующее идею "крупных оптовых смертей" на войне будущего, противопоставляется повторяющемуся в качестве обсессивного заклятия (о заговорах и заклятиях см. ниже) интимному, родному и маленькому числу, означающему дату и год рождения (ср. выше о навязчиво повторяющемся в дневниках Юрия Олеши "Я родился в 1899 году").
<<< ΛΛΛ >>>
Психология Руднев В.П. Характеры и расстройства личности 9 депрессия
Все указанные модальные операторы могут быть приписаны простейшему высказыванию
Об этом сказано у достоевского словами свидригайло ва
Путем транспортировки в бессознательное определенных психических содержаний сознание реальности отрицание
|
|
