<<<     ΛΛΛ     >>>   

Интересно исследовать вопрос относительно того, сколько можно себе позволить, если состоялось взаимное соглашение, не посягая однако на интересы третьих лиц. Наши нравы ведь отличаются в этом смысле достаточной свободой, причем более откровенный флирт мог бы считаться уже злом. Например, неприличные раздевания или совершения полового акта и т. д. в присутствии посторонних лиц, ни в каком случае нельзя разрешить, так как, между прочим, оно вызвало бы половое раздражение у детей, оскорбляя общественное приличие. Все сводится, очевидно, в данном случае к мерам полиции, имеющим целью защиту детей и женщин от приставаний на улицах, всякого рода оскорблений и покушений.

Указываю здесь на приведенное в главах V и VII по поводу порнографии. См. также главу XVIII. И в этих случаях установление точной грани уголовной наказуемости представляется весьма затруднительным. Нравы нашего общества сами открывают двери порнографии, но не то проявление ее опасно, когда мы видим ее выставленной во всяких витринах и на открытых местах. Наиболее опасной и проникающей в глубь души и сознания является та утонченная эстетическая порнография, которая приняла образ талантливо исполненных изображений эротических романов и пьес и таким образом под сенью искусства, а иногда и морали, забрасывает свои сети. Принято весьма ошибочно называть порнографическими такие произведения, как романы Золя или драмы Брие, которые открыто говорят о разврате наших дней, но ненормальность этого взгляда доказывается тем, что в таких сочинениях нет восхваления безнравственности, а талант раскрывает нам факты из действительной жизни, внушающие отвращение и ужас. Удалив картину Беклина (Наяды) из витрины, начальник полиции обнаружил не только ненужную стыдливость, но и отсутствие представления о безнравственном и порнографическом. Можно, конечно, говорить об эротическом действии на грубых невежд и таких произведений, что мы и видели у тирольских крестьян, которые, движимые моральным негодованием, уничтожали мраморные женские бюсты, выставленные на улице. Но все же ложной стыдливости не удалить эротики, которая всегда сумеет избрать себе кружные пути. Необходимо остановиться на чем-нибудь более благоразумном, чем обрушиваться на искусство и его изобразителей.

Иначе обстоит с порнографией. Половой порок представляется не с тем, чтобы подчеркнуть его отвратительность и печальные последствия, но лишь с целью его прославления, чтобы расхваливать его и привлечь как можно больше последователей. При этом безразлично, выставляется ли он дерзко на показ; скрывается ли он под покрывалом, устроенным таким образом, что видным становится именно то, что должно скрываться; проявляется ли он при блестящем освещении электричества, или полусвете мягкого будуара - во всех своих проявлениях или извращениях он расчитан на подстрекательство, щекотание, соблазн, раздражение, совращение, похотливость и разжигание самых низменных стремлений. В некоторых случаях порнографическое блюдо преподносится под соусом сентиментальности или морали, причем не только не исчезает вкус блюда, но его пикантность усиливается, благодаря такому противопоставлению. Это же, между прочим, дает возможность пороку беспрепятственно проникнуть в общество под прикрытием патента добродетели. При этом, имея в виду в результате ее победу, стараются все время придавать пороку такие пикантные прелести, которые действуют возбуждающе на человеческую похоть. Прикрывание порнографии подобием добродетели имеет целью улавливание наивных людей (яд, разумеется, все равно будет действовать), люди же, не столь наивные, смогут без стеснения открыто наслаждаться таким произведением. И представляется чрезвычайно трудным определить, где кончается чистое искусство и начинается торжество порока. Следует обратить особое внимание на такие преступления против нравственности и половые покушения, которые совершаются над психическими больными в расчете на их невменяемость. С этой целью, например, урнинги определяются служителями в психиатрические лечебницы. Такие преступления должны быть наказуемы как преступления против несовершеннолетних, но и здесь, однако, необходимо считаться со степенью причиненного вреда и степенью вменяемости совершившего поступок.

Довольно трудно решить вопрос относительно прав женщины на ее потомство, а также аналогичных прав общества и его обязанностей. Во всяком случае, нет сомнения в том, что родившийся младенец находится уже под защитою общества, при этом строго караться должны как родительские злоупотребления, так и гнусная профессия тех делательниц ангелочков, которые за соответствующее вознаграждение, путем замаривания детей, отправляют их в райские края. Следует, однако, помнить, что такие случаи истекают непосредственно из современных социально-экономических отношений, а также обусловливаются беззащитным положением внебрачных детей и позором, выпадающим на их голову, благодаря свойственному людям лицемерию. Но как должен смотреть закон на плод, пребывающий в утробе матери, и каково должно быть его отношение к искусственно произведенному выкидышу? Мнения по этому поводу различны. Беременность, как следствие насилия, должна быть устранена при помощи искусственного выкидыша, как я уже об этом говорил. Вообще же принципиально выкидыши не должны быть допускаемы, если только совершение полового акта было с согласия обеих сторон и не предписываются врачом. Зародыш имеет все права на существование, причем рождение представляет собою лишь частный случай в его жизни после десяти месяцев беременности, считаемых в четыре недели, как и лунные. Ребенок может остаться жить уже на седьмом месяце.

В этом вопросе допускается много отступлений, однако, строгость со стороны врача является здесь особенно неуместной, так как ему раньше других надлежит решить вопрос о допустимости или недопустимости выкидыша. Ведь бывают случаи, когда беременность представляет собою бедствие для родителей и потомства, которым угрожает в этом случае какая-нибудь опасность. В супружестве можно разрешить искусственный выкидыш, если отец психически больной, или если забеременела идиотка, психически больная или подверженная эпилепсии. Разрешается выкидыш и в том случае, когда здоровье матери может пострадать от беременности, или же если ее неизлечимая болезнь обещает больное потомство. Все эти заключения, конечно, должны явиться следствием всестороннего, основанного на опыте обсуждения.

Одновременно с этим является необходимым упомянуть еще об одном, хотя и несколько щекотливом вопросе, касающемся возможности оставить в живых такое потомство, которое представляет из себя прирожденных калек или неизлечимых уродов. Закон обязывает нас не посягать на существование таких индивидуумов, которые поязились на свет кретинами, идиотами, гидроцефалами или без глаз и ушей, с уродливыми половыми органами и т. д. Может быть, настанет время, когда, заручившись согласием родителей и опираясь на весьма осторожно сделанную медицинскую экспертизу, можно будет помощью нечувствительного наркоза прекратить дальнейшее существование таких несчастных, не обязывая их к дальнейшей мученической жизни, только потому, что этого желает закон. Дряхлая религиозная догматика и здесь безраздельно властвует еще над законодательством, ибо мы видим, что содержатся колоссальные армии, предназначенные для уничтожения тысяч находящихся в цветущем здоровьи людей, причем рядом с этим другие многие тысячи пропадают под гнетом голода, проституции, алкоголизма и эксплоатации, — и одновременно настаивают на том, чтобы медицина, всеми имеющимися в ее распоряжении средствами, содействовала бы сохранению жалкого прозябания умственных и физических уродов. Воздвигаются специальные сооружения для идиотов и искренно выражают свою радость, когда многолетние сверхъестественные усилия пожертвовавшего собою персонала приводят к тому, что маленький идиотик может, как попугай, прошамкать несколько слов или что-нибудь намалевать на бумаге, — особенно же восторгаются, когда эти карикатуры на человека механически твердят молитву, устремив очи в потолок. Сопоставляя такие факты, мы видим всю горькую иронию, заключающуюся в наших, не чуждых гуманности нравах. Было бы благоразумнее, если бы эти, не жалеющие своих сил, воспитатели и учители идиотов дали бы последним спокойно почить вечным сном, а сами дали бы жизнь своим собственным здоровым детям! Впрочем, это уже выходит из нашей области.

Различают искусственный выкидыш в первые месяцы беременности и в последние, прячем при жизнеспособности ребенка искусственный выкидыш носит уже название искусственных преждевременных родов. Наказание будет большим в том случае, если такие роды имеют целью лишь возможность избавиться от потомства, что рассматривается, как детоубийство. Поэтому мать не должна иметь права единственно по своему усмотрению решать вопрос о выкидыше, а лучше прибегнуть к врачебному исследованию, тем более, что в нашем распоряжении в настоящее время имеется достаточное количество предупреждающих зачатие средств. И общество может поэтому требовать, чтобы мать не посягала на беременность, если таковая уже состоялась. При достижении матерью больших прав и большей половой свободы, искусственные выкидыши должны будут все меньше и меньше оправдываться, исключая мотивы медицинские или социально-гигиенические. Пока материнство вне брака заклеймено позором, нельзя слишком строго порицать случаи прекращения беременности и даже лишения жизни новорожденных. Но в будущем должны наступить иные отношения, — причем нельзя будет считать позором никакую беременность, которую нужно было бы потому утаивать. Мне могут, конечно, указать мою непоследовательность, ибо каждому человеку, независимо от его пола, должно быть предоставлено по личному усмотрению распоряжаться своим организмом, так что уголовное право в данном случае не при чем, — однако здесь совершенно иное положение вещей. Ибо мы имеем дело не с одним только живым организмом, а двумя, иногда же и более (двойни и т. д.). Едва совершилось зачатие, зародыш, хотя и тесно связанный в своем существовании с существованием матери, все же располагает уже известными социальными правами, которые тем более нуждаются в защите со стороны общества, что зародыш сам не в состоянии отстоять свое право. Что касается измены в браке, которая в настоящее время подвергается каре, то она. только должна служить причиною к разводу. Мы видели уже отсутствие основания для принудительной верности. Осветив вопрос при изложении гражданского права, мы думаем, что уголовное право может вмешиваться в измену супружеской верности только в том случае, когда она сопровождалась какими-либо непосредственными преступлениями, не имеющими отношения к нашему вопросу. Уголовное право не может войти в обсуждение вопроса относительно той косвенной опасности, какую представляет дурная наследственность для потомства. Правда, гражданское право может кое-что в этом смысле сделать, и им уже кое-что и делается. Но в дальнейшем мы приведем иные средства, могущие обеспечить нам благоприятные результаты. Мы указывали уже на возможность и уместность кастрации в некоторых случаях, разумеется, весьма ограниченных. Я полагаю, что, опираясь на социальную этику, возможно таким образом разумно регулировать воспроизведение потомства, что мы уйдем дальше от правовых сомнительных корм, вредно отражающихся на свободе. Законы, к сожалению, всегда должно рассматривать, как зло, необходимое лишь в некоторых случаях, но очень часто не нужное.

Должен закончить тем, что необходимо сочетание уголовного и гражданского прав с административными мерами в интересах оберегания в половой сфере как отдельных личностей, так общества и грядущих поколений. Но это может быть выполнено лишь в тех случаях, когда резко проявленные человеческие слабости категорически мешают достижению таких же результатов добровольным путем при помощи этического и интеллектуального образования и воспитания.

Приводимый ниже факт имел место в кантоне Сан-Галлен, в Швейцарии, в 1904 г . и, как таковой, в полной мере подкрепляет наши выводы. Фрида Келлер родилась в 1879 г . в Bischofszell'e, в кантоне Thurgau, от вполне приличных родителей. Мать ее отличалась кротостью и чувствительностью, отец же, весьма почтенная личность, был строг и вспыльчив. Среди одиннадцати сестер Фрида была пятой. Училась хорошо, но страдала головными болями вследствие воспаления мозга на четвертом году от роду. Обучалась ремеслу швеи и портняжному искусству, следя также за хозяйством дома. Впоследствии поступила в модный магазин в Сан-Галлене швеей, где ею оставались довольны и платили 60 франков в месяц содержания.

В погоне за большими заработками, она по воскресным дням исполняла обязанности помощницы в кафе, где женатый хозяин упорно приставал к ней со своими ухаживаниями.

Она вскоре перешла в новый магазин с ежемесячным окладом в 80 франков, но, когда ей было 19 лет, хозяин кафе, который давно уже на нее покушался, увлек ее под благовидным предлогом в погреб и здесь заставил ее ему отдаться, что повторялось еще раза два. В мае 1899 г . она разрешилась от бремени мальчиком в госпитале в Сан-Галлене.

Не утаив перед своими близкими всех вышеописанных подробностей, она старательно скрывала свой позор перед чужими. Что касается ее матери, то она весьма сожалела свою дочь, так как в свое время была поставлена в такие же условия, когда ей было 18 лет. Увлекший ее господин покинул несчастную, которая, разрешившись от бремени, убила ребенка, за что и присуждена была к тюремному заключению на 6 лет. Приговор суда объяснил ее поступок не нравственной ее испорченностью, а ложным стыдом. Между прочим, Фрида всего этого не знала. Что касается отца, то он позор дочери принял близко к сердцу, не хотел ей оказывать помощи и даже собирался выгнать на улицу. Ребенок помещен был в местном детском приюте. Соблазнитель делал ей весьма лестные обещания, взяв на себя заботу по содержанию ребенка, но выдал ей всего лишь 80 франков и вскоре совершенно исчез из города.

Суд не выяснил обстоятельств беременности, что не дало возможности привлечь соблазнителя к ответственности. Изнасилования, конечно, в данном случае не было, а имело место неожиданное нападение на духовно-беспомощную девушку и, по утверждению защитника, не могло быть и речи о "любовной связи". Здесь было лишь совращение или неожиданное нападение. Впоследствии соблазнитель отрицал отцовство, но, очевидно, прибегал к неправде, так как он своими платежами и исчезновением непосредственно подтвердил свою виновность.

Необходимо было вносить за ребенка еженедельно 5 франков, и, кроме того, Фриде обходились стол и квартира у ее замужней сестры в 45 франков ежемесячно. По смерти родителей, Фрида получила от отца 2471 франк, которые, впрочем, целиком попали в руки ее брата.

Бедная девушка начала переживать очень печальные дни. Ей нехватает средств на содержание ребенка, и вместе с тем, чувство стыда не разрешает признаться в его существовании. И, наконец, ей предложено было приютом забрать ребенка в 1903 г . по достижении им предельного возраста (пять лет).

Что оставалось ей делать?

Несомненно, что навязчивые мысли, преследовавшие в то время Фриду Келлер, обусловливали ее ясно выраженное патологические состояние, на которое вполне основательно, указал, между прочим, и ее защитник. Ей мучительно хочется сохранить тайну и вместе с тем содержать ребенка, но она не предпринимает в этом смысле никаких мер. Она не заботится о приискании более дешевого приюта, ке хлопочет о большем жалованьи, не старается получит своих денег от брата, не советуется с замужней сестрою и даже не преследует соблазнителя, женатого человека, — все это в интересах сохранения тайны. Хотя в связи с законом, предъявление иска об отцовстве к женатому соблазнителю не представляется возможным (!) Но все эти вопросы ее как-будто не интересуют, о чем она и заявила впоследствии на суде. И вот, с понедельника пасхи 1904 г ., т. е. с той минуты, когда ребенку предстояло покинуть приют, одна лишь мысль медленно, но зловеще, начинает овладевать ее дезорганизованным и объятым страхом мозгом, мысль, кажущаяся ей единственным просветом в ее отчаянном положении, — мысль о необходимости избавиться от ребенка. Это навязчивое представление цепко овладевает ее разумом и, наконец, толкает ее на решительный шаг.

Несмотря на любовь к детям, Фрида своего ребенка не любила, хотя и аккуратно за него платила. Она его никогда не ласкала, не баловала, не целовала и, будучи в других случаях доброй и отзывчивой женщиной, весьма безучастно относилась к собственному ребенку. В начале апреля приют был ею извещен, что она вскоре примет ребенка.

За несколько дней до этого ее видели мечущейся по квартире в поисках за каким-то шнурком. Внешний вид ее говорил о придавленном внутреннем состоянии. Наконец, она решилась. Сестры ее были извещены, что ребенок ее будет отправлен к тетке из Мюнхена, которая ждет ее в Цюрихе. Схватив ребенка за руку, она отправилась с ним в Гагенбахский лес. Здесь в уединенном месте, она долго раздумывала, не решаясь на свое ужасное дело. Но, по ее словам, какая-то неведомая сила подталкивала ее. Вырыв могилку руками, она удавила ребенка шнурком и, убедившись в его смерти, зарыла трупик и обходным путем отправилась в отчаянии домой. 1-го июня приют был ею извещен о благополучном прибытии ребенка в Мюнхен, 7-го июня трупик после сильного дождя был найден на поверхности земли какими-то бродягами, 11-го того же месяца Фрида заплатила последний долг приюту за ребенка, а 14-го она была арестована. Фрида не переставала объяснять свой поступок неспособностью содержать ребенка, а также необходимостью соблюдать тайну, которая заключала в себе позор ее вынужденного материнства, обусловившего внебрачное рождение.

По свидетельству знавших ее, она отличалась кротостью, добротой, интеллигентностью, любовью к труду, скромностью, любила детей. Заранее обдуманное намерение было признано ею самой, причем она не высказала никаких забот в интересах смягчения своего преступления. Такие случаи по местным законам (ст. 133) заслуживают смертного приговора, каковой и был ей вынесен. Фрида Келлер при этом потеряла сознание.

Верховный совет Сан-Галленского кантона большинством всех против одного вместо смертной казни, назначил ей пожизненное заключение в каторжной тюрьме. В этом заключаются сухие факты, заимствованные нами из протоколов суда в местной газете и из великолепного отчета в "Signale de Ceneve" (господина А. де-Морзье).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Это проявляется в отношений к женщине неуклюжестью
Предназначенный для молодых исповедников
Брак между родственниками нарушает божий завет
Многие извращения на половой почве
Девушка в слезах поведала офицеру свою горькую судьбу