<<<     ΛΛΛ     >>>   

Культура — это не только проявление личных интересов и пристрастий, выраженное в группах в соответствии с правилами и привычками. Она также предоставляет идентификацию с системой ценностей. Создание культурной памяти и учреждение символического порядка посредством установления ментальных и идеологических пространств — традиционная практика культурного конструирования; символические сценарии порождают реальность через опосредование имплицитного политического нарратива и логики. Карты мира излучают ауру обоснованности и отмечают пути жизни, используемые в качестве когнитивных инструментов. Образ мира как симуляция или карта реальности может быть высоко действенным. Это объясняет инвестиции в культурную репрезентацию. От историографии до образования, восприятие подвергается воздействию ментальных сценариев, которые учреждают символический порядок. Как писал родоначальник современной науки public relations Эдвард Бернейс, разница между образованием и пропагандой — только в точке зрения: «Проповедь того, во что мы верим — это образование. Проповедь того, во что мы не верим — это пропаганда». Развитие электронных коммуникаций и цифровых медиа открывает путь глобальному телеприсутствию определенных ценностей и поведенческих норм и обеспечивает возрастающую возможность контроля над общественным мнением увеличением потока воздействующей коммуникации. Информация становится все менее отличимой от пропаганды, определяемой как «манипуляция символами в целях влияния на взгляды». Кто управляет метафорами — управляет мыслью.

Вездесущий поток информации слишком быстр, чтобы его осмыслить. Ценность создаваемой экономики внимания состоит и в том, что можно с пользой направлять восприятие на определенные области, выставлять одни аспекты на свет, с тем, чтобы другие остались в тени. Растущая концентрация внимания на спектакле заставляет исчезнуть все, что не входит в предопределенный горизонт событий. Манипуляции в инфосфере происходят также и в виду глубокого проникновения в коммуникационный ландшафт агентов влияния. Широкомасштабные операции по управлению общественным мнением с целью руководства психологическими мотивациями, фабрикации согласия и влияния на политику, не являются открытием именно XX столетия. Уже в Средневековье можно обнаружить обильные свидетельства фиктивных культурных реконструкций; широкое внимание и интерес со стороны медиа привлекли недавние открытия умопомрачительных фальшивок, поставленная на широкую ногу подделка родословных, официальных документов и кодексов. Так, в XII веке в Европе псевдоисторические документы широко использовались как средства политической легитимации и психологических манипуляций. Некоторые консервативные источники даже утверждают, что большинство документов этого периода было подделано. Ретроспективно, целые империи могут оказаться плодом культурного колструирования. Более того, такие писатели, как Мартин Берналь, автор «Сфабрикованной Древней Греции», наглядно показали, насколько глубоко культурная пропаганда и историческая дезформация внедрены в работу европейских ученых. Для поддержания идеологической гегемонии определенных европейских элит на основе расистских идей и скрытых политических интересов фабриковались целые исторические сценарии и разрывались культурные связи.

Возрастающая информатизация общества и экономики также повышают релевантность культуры, культурного программного обеспечения для психополитической структуры влияния. Также и в ходе так называемой «холодной войны» были важны вопросы культурной гегемонии. В книгах «Культурная холодная война» и «Как Америка украла авангард» Фрэнсис Стенор Сандерс и Серж Гильбо открывают закулисную работу машины культурной пропаганды и дают почувствовать экстравагантность, с которой она выполняла свою миссию. Любопытно, что в интересах противодействия «коммунистической угрозе» предпринимались попытки поддержать отдельные прогрессивные и либеральные позиции. Если верить современным аналитическим расследованиям историков, кажется, что среди крупных прогрессивных культурных журналов на Западе едва ли был хоть один, не основанный или не поддерживавшийся спецслужбами, или свободный от агентов спецслужб. В свете этого, заявление, сделанное Кубой на мировой конференции ЮНЕСКО в Гаване в 1998 году, согласно которому культура является «оружием XXI столетия»,— не кажется необоснованным.

Информационное миротворчество в обширной военной литературе по информационной войне называют «чистейшей формой войны». От холодной войны до войны кодов, конструирование мифов, имеющее намерение примирить личностный опыт человека с окружением, использовалось в управлении конфликтами для интеграции и мотивации. Часто говорят, что в информационном обществе разведка виртуально выполняет роль, принадлежавшую ранее прямому насилию; тогда Информационное Миротворчество — устанавливающее психокультурные параметры через подсознательной силы определения, достигаемые медиацией и интерпретацией,— должно считаться самым современным видом оружия.

дезинформационное общество

Налицо расцвет разведывательных служб; не только государственных, но и частных разведок. Массовое наблюдение, отслеживание данных и обработка информации выросли в основную разведывательную индустрию. Государственная тайная разведка засекречена в интересах национальной безопасности. Доступ к экономической разведке ограничен заградительными тарифами, высокими платежами, которые по плечу только корпорациям.

Корпорации, клиенты экономической разведки, по обыкновению поощряют слияние внутренней редакционной информации и корпоративного сектора public relations в медиа. Далее, интересы аккумулированного частного капитала поддерживаются множеством экспертов, публикующих идеологически скорректированные исследования и скрывающих частные выгоды под видом независимых академических трудов. Существует индустрия мозгов, обусловленная корпоративными интересами, с бюджетами в миллиарды долларов, но нет Фондов Наследия Будущего культурной интеллигенции, предусмотрительно не учреждены институты, исследующие многомерные возможности экспериментальной коммуникации людей за пределами их потребительских функций. Кажется, что контроль развития общества — в руках технократических элит, несведущих чиновников и теневых, но агрессивных лоббистов. Судьбы коммуникации решаются за закрытыми дверями.

Обусловленное технологиями окружение во все большей степени определяет наше общество, но из сферы общественной дискуссии все более и более исключаются демократические возможности участия. Как представляется, большинство прежних надежд на освобождающие практики в обществе, построенном на информационном обмене,— исчезают, предаются забвению. Вместо этого неограниченно используются в целях политического контроля и подавления возможности информационных и коммуникационных технологий, их практическое применение становится все более «нормальной» и повседневной составляющей действительности. Возможность использования информационных технологий на случай гражданского несогласия открывает дверь в новое измерение политического и культурного контроля.

Ко времени выхода этой книги наступление «высокого разрешения» на приватность становится заглавной темой на долгое время. Развитие в таком ключе подготавливалось в течение определенного времени, хотя «11 сентября» вызвало обвал. Проект Европейского Союза по трансграничному коммуникационному перехвату Enfopol и британский законодательный акт «О регулировании следственных органов» (RIPA), позволяющие полиции перехватывать любые сообщения, передаваемые с помощью «системы общественных коммуникаций», стали первыми законодательными инициативами, открывающими путь обществу тотального надзора. Хотя и взятая в 1998 году под контроль Европейским парламентом, система коммуникационного перехвата Echelon, установленная в 1948 году, остается одной из тайн западных спецслужб и находится за пределами досягаемости демократической общественности. Бурное развитие технологий наблюдения и контроля не только полезно в интересах удерживания тех сегментов общества, которые не могут быть интегрированы в экономику машинно-символических манипуляций, но и исходя из долгосрочных соображений гомогенизации общества посредством командно-контрольной технологической структуры — что тоже очень и очень желательно с точки зрения глобализованных рынков и управления вниманием.

культура будущего

Ситуация все более осложняется также и ввиду того, что новые медиа во все большей степени становятся заложниками интересов драматически концентрирующегося частного капитала, и того, что общественные интересы не находятся под защитой каких-либо политических представителей от общества в целом. Публичная сфера может развиваться наилучшим образом в условиях независимости от государства и доминирующих интересов бизнеса. Логика контролирования медиа-рынка находится в глубинном противоречии с культивированием и формированием публичной сферы; нефункциональность медиа-рынков приводит к критическому дефициту медиа-культуры участия. Обществу, которое определяется технологическими системами и цифровыми коммуникациями, следует сохранять перспективу, в которой активное достижение культурной свободы — возможно, и в которой полезность и ценность определяются не только выгодой.

Поэтому представляется необходимым расширить основания понимания, чтобы поддержать широкую дискуссию о политическом значении информационных и коммуникационных технологий и сделать ясной сути конфликта. К аспектам развития, которые следует отследить с высоким вниманием, относятся: наступление на приватность и на обмен данными; цифровой разрыв*; сетевое рабство; ухудшение условий

* «Цифровой разрыв» («digital divide») — термин современной критической теории, означающей неравную подключенность разных стран, регионов и групп населения в мире к системам электронной коммуникации: информационное общество открывает широкие возможности для своих участников и обрекает на безнадежное отставание тех, кто «не подключен». Здесь и далее — примечания переводчика.

труда; исчезновение в цифровой области публичной сферы; расширение авторских прав, приносящее прибыли контент-индустрии и лоббистам интеллектуальной собственности, в ущерб общественным интересам; а также установление односторонних технологических стандартов, милитаризация киберпространства и новые способы дезинформации.

На этом фоне — способном вызвать более чем разочарование — по всему миру существует и удивляющее множество примеров освобождающего использования информационных и коммуникационных технологий, и безусловно, что они стали сущностной составляющей политического, культурного и правозащитного активизма. Эти группы и индивиды являются теми, кто хранит дух информационных сетей для пользы общества, и показывают пример того, как новые технологии придают силу.

«What is this?» (Samuel Morse)

анонимный «кто есть кто»
whoiswho anonimous

Субъективная наука и метаиконоборческая гери-лья в союзе с разумными машинами, проектируют многомерную трансчеловеческую действительность. Чувствительные машины: учиться их самососредоточенному изысканному существованию — то же, как первобытные люди черпали силы из общения со своими тотемными животными. Умение и распространение могут исчезнуть в результате роста компьютерных и экспертных систем. В ходе информационной войны партизаны сетевых данных и пираты кодов создают автономные зоны нейростимуля-ции, и сигнальные шумовые телесные биты превращаются в виртуальные конференц-залы радующихся меньшинств. Городская свистопляска сатанинского сборища в технике тарантеллы,

информационные потоки загипнотизированы в иммедиатизме. В качестве культурного орудия, звук выстраивает границы между памятью и забвением, погружает тела в непредсказуемые пути, производит внутренние связи, настроения и наслаждение взаимодействовать в нескольких направлениях одновременно. Умнее чем «искусственный интеллект», более чем просто рационально и быстрее света, анонимно развивая и усиливая человеческую сторону разума как орудие против машин информационных военных действий.

атака на инфотело
infobody attack

Коммуникационные технологии Информационной Эры, в своей атаке на инфотело — общепринятые предубеждения и мифы конфликтующих частей социальной системы — звонят в колокол эры пропаганды. Рост средств коммуникации, драматически нарастающий поток манипулятив-ных коммуникаций, оперирующих символами и спекулирующих на базисных человеческих эмоциях — это система, предназначенная отнюдь не только развлекать и информировать, но заражать индивидуумов ценностями, верованиями и поведенческими кодами; это внедрение в тело общества посредством Психологических Медиа. Информация течет быстрее, чем большинство людей способны переварить; они не в состоянии ее обработать или получить дополнительные сведения, необходимые для того, чтобы принять решение и проследить за его выполнением. Такое положение вещей обеспечивает основу для Электронного Вооружения, тактической дезинформации и Психологических Операций. Отличить информацию от пропаганды становится совершенно невозможно. Информация — миф, история которого отмечена поветриями коллективных галлюцинаций.

виртуальный патруль
virtual patrol

Виртуальный государственный патруль осуществляет контроль ресурсов интерпретации. Монополия концептуального пространства не имеет другого выбора, кроме как коммодифицировать воображение и оцифровывать желание. Внимание и мышление — присвоены, упакованы и проданы обратно публике. Производство богатства в империи знаков — это воспроизводство дефицита и кибернадзираемая нищета всего, что находится за ее пределами. В то время как география власти эффективно обеспечивает разделение и границы, за известными окнами изготавливаются гипермедиальные данные и излучают значение в глаз зрителя. Как иконы святых в церкви или декорации на подмостках иллюзиониста, электронный медиум распределяет образы идолов и заклинания желания по телевидениям общественного внимания,— непрерывная трансляция тоталитарного имиджевого молебна, задающая ритм биомассе. В этой всезнающей, совершенно всеобъемлющей сети надзирающих и сканирующих систем становится легко понятна идея «дурного глаза». Системы Массового Опознания и Отслеживания Населения, формирующие Тела Данных, создают призрачных двойников, виртуально захватывающих наше легальное существование. «Первобытный» страх, что твою душу украдет пристальный автоматический взгляд камеры — по пути в направлении прямой нейронной связи и имплантированных бионических глаз — в конце концов, оказывается оправдан. Это, реальное, но невидимое в сетке дигитальных метавращений, имеет силу оккультного, имеет силу воображения, и самим своим существованием бросает вызов миру коммодифицированных образов и общепринятой реальности. Даже в своем самом скрытом виде, оно испытывает тайные магнетические действия, вызывающие тонкие изменения.

внедренные команды
embedded commands

Даже несмотря на то, что эксперимент Милграма по Подчинению и Личной Ответственности показал, что люди способны легко расставаться со своей независимостью,— факт, что человека можно загипнотизировать с целью совершения действий, противоречащих его моральным принципам, по-прежнему воспринимается с трудом. Эксперименты, проводимые в армии США, заставляют в это поверить. Более того, из них следует, что людей можно побуждать к совершению действий, противоречащих их моральным принципам, если их реальность искажалась под гипнотическим контролем. Один из экспериментов ставил цель заставить рядового — нормального, психологически уравновешенного солдата — напасть на вышестоящего по чину офицера (самое страшное из возможных преступлений в армии). Погруженному в глубокий транс, ему сообщили, что сидящий напротив него офицер— это солдат неприятельских войск, собирающийся его убить. В сознании рядового, это была ситуация «убить или быть убитым». Рядовой немедленно вскочил и схватил офицера за горло. Опыт повторялся несколько раз. Д-р Эстабрукс, глава Отделения Психологии Колгейтского университета — один из наиболее авторитетных источников, вызывающий трепет умственно-контролируемых колумнистов шестой колонны США в военное время,— утверждает: «Я могу загипнотизировать человека без его ведома или согласия на совершение измены».

выявление паттерновpattern detection

Люди обладают естественной склонностью замечать скорее необычное, чем обычное, скорее неожиданное, чем ожидаемое. Теория Обнаружения Сигналов предполагает, что задача обнаружения включает две стадии обработки информации: во-первых, сенсорные показания относительно наличия или отсутствия сигнала или шума, во-вторых, принятие решения, заслуживают ли показания внимания,— основанного также на вероятностности и возможных результатах. Психофизики пытаются измерить отношение между физическим раздражением и производимыми им психическими ощущениями. Порог возможностей человеческого зрения определяется способностью видеть пламя свечи темной ясной ночью на расстоянии в 20 км. Порог осязания — почувствовать колебания воздуха от полета мухи на расстоянии 1 см от щеки. Пороги различия определяются как минимально отмечаемое различие (МОР), или наименьшее изменение, которое можно заметить с одной или двух попыток. МОР для веса — 2%, для яркости — 2%, для громкости — 10%. В отношении техник наблюдения Учебники Контрразведки пользуются данными психологических исследований, согласно которым через зрение мы получаем примерно 85% жизненного опыта, через слух — всего 13%, и через осязание, вкус и запах — примерно 2%. Человеческое зрение не в состоянии различить движение, происходящее менее, чем за 1/10 секунды, что является основой для большого числа фокусов и трюков, таких, как «ловкость рук», «жонглерство» и т.д. По отношению к пространству зрение полезнее, чем слух, поэтому оно доминирует, но по отношению ко времени слух отличается большим разрешением, чем зрение, чему примером служит восприятие речи. Слух в 10 раз лучше, чем зрение, позволяет различить события, следующие вплотную одно за другим.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Время как его состояние подвергается изменению посредством вопросов
Находящейся в распоряжении объекта воздействия
Для обманной коммуникации именно это
Вступают во взаимодействие со сложными электрическими паттернами нейронных полей субъекта реальности эффекты