<<<     ΛΛΛ     >>>   

Серьезных доводов у противников демократии два. Во-первых, они утверждают, что демократия имеет неорганический, механический характер: избрание народных представителей и принятие решений по большинству голосов есть продукт борьбы множества социальных атомов и арифметического перевеса одной суммы единиц над другими, но не выражение единой разумной воли. Отсюда, во-вторых, следует, что демократия в своем поведении и развитии не опирается на единую систему истин и принципов, признаваемых абсолютными; проводя в жизнь изменчивые мнения изменчивого большинства, демократия должна понимать истину как нечто относительное; практически она стоит на стороне гносеологического и этического релятивизма.

Этому многоголовому беспринципному множеству, раздираемому центробежными силами, противопоставляют открыто или в тайниках души абсолютную монархию, в которой граждане спаяны воедино разумной волей монарха. Предполагается при этом, что воля монарха опирается на незыблемую скалу абсолютной истины, данной религией; под религией разумеется, конечно, высшая достигнутая человечеством форма ее — христианство *.

* Противопоставляя демократию монархии, я буду в дальнейшем иметь в виду везде абсолютную монархию. Что же касается ограниченной монархии, она может быть одним из видов демократии; мало того, при известной степени и форме ограничения власти монарха она может почти не отличаться от республиканской демократии.

Рассматривать вопрос, насколько основательны нападки на демократию, я буду не как политик, а как метафизик, исходя из учения об онтологической природе общества, в частности государства. Такая точка зрения кажется отвлеченной, далекой от жизни; между тем в действительности она в значительной мере руководит нашими политическими симпатиями и антипатиями, оставаясь однако скрытой в неопознанной сфере сознания.

Монархисты в общем тяготеют к органическому мировоззрению и нередко обладают им в разработанном виде, именно в форме христианского миропонимания: мысля о мире и всяком целом, они идут от целого к элементам его и понимают элементы как нечто способное к бытию, осмысленное и ценное не иначе, как в составе целого. Подчеркивая значение целого иногда даже в ущерб элементам, они подвергаются опасности впасть в односторонний универсализм и не впадают в него лишь в том случае, если, например, ими подлинно усвоен христианский принцип абсолютной ценности всякой человеческой души.

Демократы, наоборот, увлекаясь борьбой за свободу и интересы индивидуума, склонны в большинстве к неорганическому, атомистически-механистическому миропониманию: для них целое есть только продукт суммирования элементов. Общество для них есть лишенное самостоятельной ценности средство для обеспечения нужд индивидуума. Они склонны к тому или иному виду одностороннего индивидуализма.

Односторонние онтологические и аксиологические учения всегда оказываются результатом каких-либо ложных предпосылок, мешающих выработать сложное мировоззрение, сочетающее без противоречий разнородные виды бытия и ценности. Искание такого синтеза есть плодотворная задача. Для нас в связи с поднятым нами вопросом эта задача состоит в том, чтобы найти синтез универсализма и индивидуализма, т. е. выработать мировоззрение, в котором было бы показано, как возможна относительная онтологическая самостоятельность целого и вместе с тем относительная самостоятельность элементов, точно так же абсолютная ценность целого и вместе с тем абсолютная ценность элементов; в частности, такое понимание нам нужно установить в применении к государству и входящим в его состав человеческим личностям. Эта задача может быть решена, мы полагаем, не иначе, как на основе органического миропонимания и именно той его разновидности, которую можно назвать иерархическим персонализмом. (...)

Наличность единой целестремигельной деятельности, своеобразной по роду и ценности, с совершенной очевидностью обнаруживается в жизни государства. Поэтому, если в силу общих философских оснований (исходя из учения об отношении вообще, в частности о причинности и т. п.) мы пришли к убеждению, что источником таких деятельностей может быть лишь единое онтологическое начало, единый субстанциальный деятель, естественно попытаться рассматривать и государственное целое в духе этих учений. В таком случае граждане государства суть личности менее высокой ступени развития, усваивающие отчасти сознательно, но еще в большей мере безотчетно целестремительные тенденции целого и способные стать органами выполнения того или иного момента их, вроде того, как клетки тела человека, напр. мускульные волокна, способны быть органами осуществления целей человеческого я.

Такое объединение многих деятелей есть одна из ступеней конкретизации единосущия, творящая новый вид реального бытия. В самом деле, война, международные договоры, судебный процесс и т. п., государственные акты образуют особую сферу бытия — не психического и не физиологического, а именно социального. Как всякая высшая форма бытия, оно опирается на низшие процессы, в данном случае на психические и на физиологические процессы человеческой особи, включая их в себя, как свои подчиненные моменты, но не исчерпываясь ими.

Такое учение о социальном бытии можно назвать органическим с оговоркой, что под этим словом здесь разумеется не биологическое понятие организма, а весьма общее философское понятие органического целого, т. е. целого, определяющего свои элементы и непроизводного из суммы их. (...)

Правильный путь поведения есть путь к Царству Божию. Эта идеальная цель одинаково предстоит перед всеми деятелями; каждый из них есть носитель абсолютной ценности и потому не может быть низведен на степень лишь средства. Имея в виду эту ценность личности и идеал ее развития, можно установить правильное отношение между человеческой личностью и обществом, в частности государством. Возрастание в добре может быть только свободным; поэтому государство должно предоставить человеку формальную свободу, т. е. свободу избрания не только пути добра, но и зла в тех пределах, поскольку эта свобода не вторгается в область деятельности других лиц и не разрушает общественного целого. Кроме этой отрицательной задачи перед государством стоит положительная задача — обеспечивать человеческой личности духовные и материальные средства для поднятия ее материальной свободы, т. е. для возрастания ее творческой активности, осуществляющей добро, красоту и обретение истины; эту обязанность общественное целое должно выполнять, конечно, в различной степени в зависимости от размера его собственных творческих сил, сообразно данной ступени культуры в среде, ослабленной наличием враждебных отношений, далекой от конкретного единосущия. Исходя из того же идеала, можно определить и обязанности повиновения в определенных пределах гражданина государству как объемлющей его личности высшего типа. Однако эти разнообразные и сложные вопросы мы оставим в стороне и сосредоточимся лишь на своей теме, на рассмотрении монархического и демократического строя, исходя из установленных положений.

Иерархический персонализм есть учение о монархическом строении вселенной. Однако этот онтологический монархизм совсем не похож на политический монархический строй человеческого общества. Во всяком органическом целом высшее начало, подчиняющее и объединяющее свои элементы, стоит всегда онтологически на высшей ступени бытия, чем его элементы: так, человеческое я не есть одна из клеток человеческого организма, дух народа не есть один из граждан государства. Бог не есть один из элементов мирового бытия и т. п.

Этот монархический строй стоит незыблемо и без наших усилий: пока государство сохраняет жизненность и настолько, насколько оно жизненно, во главе его находится начало, которое можно назвать Душою народа (объективный дух Гегеля). Но уж во всяком случае очевидно, что ни один человек, даже и монарх, не может быть в точном онтологическом смысле Душою народа. (...) Лишь в редких, исключительных случаях государь (Петр Великий) или какой-либо другой гениальный государственный деятель (Бисмарк) до некоторой степени приближается к тому, чтобы воплощать в себе, да и то лишь некоторые отдельные устремления своего государства. Фактически даже наиболее самовластный монарх принимает большинство решений в согласии с правительственным целым, т. е. так, что они вырабатываются сверхчеловеческим единством. Однако это сверхчеловеческое единство подорвано в своей органичности, если один из членов правительства имеет неограниченную власть. Понятно поэтому, что по мере усложнения жизни и возрастания дифференциации общества, по мере усовершенствования техники государственного управления и законодательства верховная власть все более и более отчетливо понимает характер сверхчеловеческого единства, что и выражается или в ограничении власти монарха, или в установлении республиканской формы правления.

Таким образом, именно чистота следования монархическому принципу строения вселенной требует в государственной жизни соборного строя власти. Монарх, решающийся провозгласить “Государство — это я!”, дерзко пытается присвоить себе сверхчеловеческое достоинство и подрывает подлинное монархическое начало государственного единства. (...)

Строй демократической республики или демократически ограниченной монархии есть один из способов созидания соборного, сверхчеловеческого единства власти, в котором по возможности погашаются эгоистические, т. е. не гармонирующие с целым, стремления отдельных лиц. Такое единство мы находим не только в организации верховной власти, но уже и в избирательной борьбе, когда избиратель достигает своей цели избрания представителя лишь в том случае, если он выступает носителем той или иной общественной идеи, и голосует впустую, если вздумает руководиться только своими исключительными интересами.

Никому, вероятно, в наше время не придет в голову утверждать, что современная демократия с ее избирательной борьбой есть идеально совершенный способ организации государства. (...)

По словам И. А. Ильина, демократия хороша лишь постольку и тогда, когда она осуществляет аристократию, т. е. отбор в ряды верховной власти лиц, наиболее духовно одаренных для государственной деятельности. Творческая изобретательность человека и общества может найти много новых путей для усовершенствования техники этого отбора, например путем организации корпоративных, профессиональных и т. п. форм представительства. Возможно, что этот отбор будет где-либо производиться не в формах демократической избирательной борьбы, а на основании объективных, точно установленных признаков, например на основании услуг, оказанных обществу и свидетельствующих о нравственной и умственной способности к государственной деятельности. Во всяком случае, однако, очевидно, что такая аристократия духа не будет возвратом к абсолютной монархии, а будет движением вперед в какое-то новое, неизвестное еще будущее.

Отрицая механичность демократии, я не менее решительно отрицаю, будто она ведет к беспринципному релятивизму. (...)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Коллективная частная собственность может оказаться выше собственности индивидуальной
В какой соответствовали требованиям развития

Стоит вне классов