<<<     ΛΛΛ     >>>   

— Да, конечно, существуют, отвечу я, но связь объединяющая их, или язык, или религия, или общие исторические воспоминания и т. д., т. е. одна из вышеуказанных связей, сама по себе, как мы видели, недостаточна для установления и кристаллизации национальности. А во-вторых, не следует забывать и того, что какое-нибудь соединение людей может считаться социальным целым, самостоятельной единицей, лишь в том случае, когда это соединение по своим социальным функциям или социальной роли представляет нечто единое, когда его части действуют в одном направлении и преследуют одни цели. Видим ли мы это на примере Польши? Увы! нет. В данной войне поляки России и поляки Австрии имели сплошь и рядом только общее имя и... больше ничего, их политика нередко была противоположной (“Русская и австрийская ориентация” etc.).

* Сказанное относится и ко всем тем теориям, которые определяют национальность как “коллективную душу” и т. д. Ведь и церковь, и редакция, и класс, и каста — тоже “коллективные души”. Что же является характерным для “национальной коллективной души?” Ответа на этот вопрос нет, если не считать пустые слова. (...) И тут, и там — постоянное смешение государства, родины, национальности, народа etc., будто эти вещи однородные.

Кто удовлетворяется одним именем и придает ему “магическое” значение, тот может довольствоваться таким пониманием национальности. Сторонник же реалистической социологии едва ли припишет простой общности “имени” свойство и способность обоснования “национальной” группировки людей. Сказанное о поляках с соответствующими изменениями применимо и к любой “нации”.

Что же мы имеем в итоге? — Довольно странный вывод: в процессе анализа национальность, казавшаяся нам чем-то цельным, какой-то могучей силой, каким-то отчеканенным социальным слитком, — эта “национальность” распалась на элементы и исчезла.

Вывод гласит: национальности, как единого социального элемента, нет, как нет и специально национальной связи. (...)

...Наши “национальные вопросы” составляют одну из глав общего учения о правовом неравенстве членов одного и того же государства. (...)

Я не могу здесь вдаваться в подробный анализ так называемых “национальных” ограничений. Но из сказанного, я думаю, ясно, что все они разлагаются на иные, более простые ограничения, а нигде здесь нет какого-то специального национального принципа. Выкиньте из “национальных” причин — причины религиозные, сословные, имущественные, профессиональные, “бытовые” и т.д.—и из “национальных” ограничений не останется ничего. (...)

А раз это так, то объявить эту “мешанину” различных условий чем-то единым и цельным, попытаться найти ее самостоятельную сущность равносильно задаче решения квадратуры круга. Недаром все подобные попытки не удавались. Они не могли и не могут окончиться удачно.

Да будет позволено теперь сделать практические выводы из сказанного. Эти выводы таковы:

1) Если теперь всюду трубят о национальности в форме существительного, прилагательного и глагола, — то нельзя не видеть здесь некоторого недоразумения. Данная война не есть война наций (ведь дерутся же тевтоны-англичане с тевтонами-немцами — одна и та же нация с обычной точки зрения — или славяне австрийские с славянами русскими) и не есть проявление “национального” движения, и не вызвана таинственными “национальными” причинами. Война есть борьба государств, каждое из которых включает различные, с обычной точки зрения, нации.

2) Война не привела и к торжеству “национализма” в ущерб интернационализму, как думает, напр., П. Б. Струве. Уж если можно что противопоставить интернационализму как сверхгосударственности, то не нацию, а государство. (...)

3) Многие выдвигают теперь национальный принцип в качестве критерия для будущего переустройства карты Европы. В силу сказанного едва ли есть надобность доказывать невозможность и фантастичность этого проекта. (...)

Нет! пора бросать эту утопию и пора ясно и определенно сказать, что спасение не в национальном принципе, а в федерации государств, в сверхгосударственной организации всей Европы на почве равенства прав всех входящих в нее личностей, — а поскольку они образуют сходную группу, — то и народов. Каждый, “без различия национальности”, имеет право говорить, учить, проповедовать и исполнять гражданские обязанности на том языке, на каком хочет, веровать, как ему угодно, читать, писать и печатать на родном языке, и вообще пользоваться всей полнотой прав равноправного гражданина. Было бы наивно думать, что эта федерация теперь же осуществится, но столь же несомненно, что история идет в этом направлении расширения социально-замиренных кругов, начавшегося от групп в 40—100 членов и приведшего уже теперь к соединениям в 150—160 миллионов. Распылить снова эти соединения на множество частей по национальному принципу — значит поворачивать колесо истории назад, а не вперед. Затея ретроградная и явно неосуществимая.

4) Как выяснено выше, так называемое “национальное” неравенство есть лишь частная форма общего социального неравенства. Поэтому тот, кто хочет бороться против первого, должен бороться против второго, выступающего в тысяче форм в нашей жизни, сплошь и рядом гораздо более ощутительных и тяжелых. “Полное правовое равенство индивида” (личности) — вот исчерпывающий лозунг. Кто борется за него — борется и против “национальных” ограничений. (...)

Таково наше отношение к национальному движению, вытекающее из основного принципа социального равенства. Но из него же вытекает и обратная сторона дела, на которую нельзя закрывать глаза. (...)

Если борющийся за социальное равенство борется и за правильно понятые “национальные” интересы, то борющийся за последние далеко не всегда борется за первое. (...) Иными словами, “борьба за национальность не есть самодовлеющий лозунг”. (...)

Пока он совпадает и не противоречит лозунгу социального равенства — мы от души приветствуем национальные движения. (...)

Индивид — с одной стороны, и всечеловечность — с другой — вот то, что нельзя упускать из виду нигде и никогда, как неразъединимые стороны одного великого идеала.

Печатается по: Сорокин П. А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М., 1994. С. 293, 297—303.

СТАТЬИ ИЗ ГАЗЕТЫ “ВОЛЯ НАРОДА” (1917)

ЗАКОН ОБ УЧРЕДИТЕЛЬНОМ СОБРАНИИ (МАЖОРИТАРНАЯ ИЛИ ПРОПОРЦИОНАЛЬНАЯ СИСТЕМА)

Судя по большинству комиссии Особого Совещания по выработке закона об Учредительном собрании, которое высказалось за пропорциональную систему выборов, и судя по настроению большинства Особого Совещания, вопрос о системе выборов можно считать предрешенным. Принята будет, по-видимому, система пропорциональных выборов, а не мажоритарная.

При других условиях лично я мог бы радоваться такому решению. Радоваться потому, что считаю в принципе пропорциональную систему более правильно выражающей золю народа, более справедливой и более совершенной, чем систему мажоритарную.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Устроить общественную жизнь на началах
Поэтому государство никогда

Сыграет наиболее активную роль в свержении коммунистической диктатуры
Проповедник должен вложить в нее всю свою веру