<<<     ΛΛΛ     >>>   

Предпосылкой этого является плюрализм. [...] Но плюрализм как выражение различных мнений и интересов возможен [...] лишь в том случае, если общественная дискуссия ведется на основе определенного основного консенсуса. Основной консенсус составляет условие и рынка (договоры должны соблюдаться), и общественного плюрализма. Спор имеет смысл до тех пор, пока есть какая-то форма общности . Иначе споры лишь разжигают еще более конфликты, которые могут разрушить и погубить общество.

В целом же индивид в либеральном государстве совершенно свободен. [...]Либеральное государство ограничивает сферу своего вмешательства только самым необходимым, оставляя индивиду свободное пространство, в котором тот действует по своему усмотрению. Основные права человека определяют границы вмешательства государства в жизнь отдельного человека. [...] Отказ от публично признанной истины имеет для всякого либерального строя центральное значение. [...] Каждый решает сам, что он считает истиной. [...] Инстанцией, компетентной решать спорные вопросы, считается отныне лишь юридический процесс или иной процесс разбирательства, рассмотрения вопроса. [...] Либеральное государство не требует от своих граждан признания решений, принятых в соответствии с установленной процедурой, в качестве правильных и истинных. В этом состоит сила и либеральность данного государства.

Обязанность гражданина — признать решения, принятые корректно и в установленном порядке, даже в том случае, если он считает их неверными. И здесь возникает вопрос, а можно ли все обстоятельства человеческой жизни передать на процедурное рассмотрение, чтобы судьба их решалась таким формальным образом. Можно ли решать мнением большинства, к примеру, вопросы жизни и смерти? Одна из причин гибели веймарской демократии заключалась в том, что она представила все вопросы ценностей, религии, нравственности на решение большинства. [...] Проблема политической власти решается либерализмом путем замены власти на право. Либеральное государство специфично тем, что оно само ограничивает свою власть, чтобы обеспечить и гарантировать основные права гражданина.

Основная проблема либеральной философии — это проблема ограничения власти. [...] Либерализм стремится к сведению власти до минимума, к ее нейтрализации, в этом состоит его долгосрочная стратегия. Функции современного правового государства сокращаются до основных, в остальном же общественная жизнь, как предполагается, должна складываться свободно по усмотрению граждан и общественных групп. [...] Либеральное конституционное государство следует принципу разделения властей, имея в виду, что различные ветви власти должны взаимно контролировать и нейтрализовать друг друга. [...] Подведем итоги. Либерализм продемонстрировал значительные достижения, их нужно признать и защищать впредь. К таким достижениям и относится правовое государство, экономика, основанная на принципе конкуренции, разделение между государством и обществом, исключение из политических споров вопроса об истине. Либерализм функционирует, когда в обществе сохраняется нормальное положение и достигнут относительно высокий уровень благосостояния. В остальном же от классического либерализма ныне уже ничего не осталось.

Правовое государство повреждено, разделение властей подорвано. Философская, в конечном счете христианская, основа либерализма находится в состоянии распада. Нормальной ситуации в обществе как условия, необходимого для существования либерализма, не было именно в периоды всех крупных кризисов XX в. [...] Справиться с кризисом такого масштаба, какой имел место в Германии в конце Веймарской республики или в России сегодня и какой наступает, быть может, снова у нас, либерализм, видимо, в принципе не в состоянии. [...] В основе своей либерализм вообще не имеет собственного отношения к государству и к категории политического. [...] Как идеология, ведущая свое происхождение от естественного права, либерализм не способен к историческому и политическому мышлению, он исключает такой тип мышления. Либерализм мыслит в категориях модели и процедуры. Он не располагает категориями, которые позволяли бы ему принимать особые меры в чрезвычайных ситуациях. Отношение к государству у него лишь чисто функциональное.

Представление о том, что государство и политика могут представлять собой нечто большее, чем службу по согласованию интересов различных сторон, чуждо либерализму совершенно. Либерализм предполагает наличие основного консенсуса в обществе, однако внести какой-то вклад в культурную основу такого консенсуса сам он не в состоянии. Плюрализм сам же по себе никакое общество сцементировать не может. [...] Люди вспоминают о том, что тоталитарные режимы XX в. оправдывали свой террор, господство, угнетение, подавление свободы тем, что только они одни владеют истиной. [...] Нужно отличать классический либерализм от нынешнего, который перерождается в либертаризм.

Принципиальное различие между ними состоит в том, что классическая либеральная философия не отказывалась от ответа на вопрос об истине в принципе. Она не оспаривала также того, что обществу совершенно необходимо взаимопонимание относительно истины. Классическая либеральная философия делала при этом лишь ту оговорку, что решение вопроса об истине может быть достигнуто только в результате организованной на принципах конкуренции дискуссии. [...] Истина может быть найдена лишь при условии, что все люди будут иметь возможность участвовать в ее поиске. Никто не должен быть исключен из этого процесса, так как иначе может возникнуть опасность, что именно исключенный и обладает пониманием истины, которого нет у остальных.

Поэтому классический либерализм совершенно не совместим ни с какими формами преследования людей за их убеждения. Между тем терроризирование людей за их убеждения мы как раз и переживаем ныне повсеместно. Тот, кто преследует и маргинализирует другого человека только потому, что у того иные убеждения, которые воспринимаются как неподходящие, тот перестает быть либералом. В том, что люди перестали у нас быть либералами, состоит одна из решающих перемен времени. Либерализм принимает качественно иной облик, выступая в форме либертаризма, когда он исключает саму постановку вопроса об истине как таковую, исходя из того, что никакой истины нет вообще. Даже если бы истина существовала, мы не могли бы, дескать, познать ее.

Либерализм, выступающий как либертаризм, не располагает знанием истины. Для него есть только мнения. А поскольку нет более масштабов и критериев для качественного различения разных мнений, все мнения оказываются в равной степени подходящими и оправданными. [...] Тогда путь от анархии до тирании становится уже и так долог. Тоталитарные системы XX в. появились ведь у нас не как гром среди ясного неба. Они не были также результатом заговоров отдельных непросвещенных лиц, каких-то конспиративных соглашений. Тоталитарные системы имели определенное историческое происхождение, которое теснейшим образом было связано с безразличием позднего либерализма к истине и ценностям. Предпосылкой возникновения тоталитарных систем был распад , кризис буржуазного общества. [...] Вопрос о нормах и ценностях оказался в нашем обществе рыхолощен. Считается, что каждый человек имеет право выбирать себе ценности. [...] Однако если либерализм строится только на свободе как своеволии, он обречен на гибель. На своеволии нельзя построить никакого порядка.

Если своеволие как один из моментов свободы абсолютизируется, распространяется на свободу в целом, то не может быть никакого государства, а тем более “нравственного государства”. Тогда появится фундаментализм. К свободе относятся в современном мире правовое государство и мораль, согласий которой люди живут в соответствии с законом разума. Но на ком держится правовое государство? Кто является хранителем нравственности? Гегель отвечает на эти вопросы однозначно: христианская община. Община с ее вдохновением, выводящая каждого человека из его естественного состояния и приподнимающая его, является тем местом, где формируется свободное сознание. Именно здесь происходит тем самым и нравственное воспитание индивида. Без такого христианского нравственного воспитания свобода в обществе и в государстве не имела бы основания. [...] Сейчас, 50 лет спустя после окончания второй мировой войны, стало очевидно, что “эмансипировались” мы в ФРГ именно от нравственности.

После 1945-го немцам еще было ясно, что пережитая ими катастрофа была в какой-то мере обусловлена дехристианизацией. При продолжающейся потере нравственности свобода теряет свое содержание [...] Современный либерализм все более освобождается от христианских корней, которым он обязан своим возникновением. [...] Если либерализм не будет скорректирован просвещенным консерватизмом, судьба его самого рано или поздно окажется под вопросом. Речь идет о таком консерватизме, для которого человек не только существо, озабоченное своим материальным благополучием, но и культурное существо. Человеку недостаточно одного лишь удовлетворения материальных потребностей и признания его как индивидуума. Он хочет также получить признание в своей принадлежности к национальным и другим коллективам. То есть он нуждается в признании как культурное существо.

Между тем либерализм не в состоянии дать такое понятие культуры. Создать это способен лишь обновленный, консерватизм, осознающий свои либеральные и христианские корни. [...] Лишь такой просвещенный консерватизм был бы также в состоянии отмежеваться от набирающего рост движения “новых правых”. [...] Если мы не сформируем эту силу, тогда в нынешней ситуации единственной альтернативой либеральной идеологии останутся лишь новые правые и, быть может, новый фашизм. Кто не хочет такого развития событий, тот должен выступить на стороне просвещенного консерватизма, способного к обновлению и отвечающего новым историческим требованиям. [...] Новый консерватизм не должен повторять ошибок консерваторов 20-х годов, а именно вырождаться в слепой антилиберализм.

Современное общество без либерализма вообще нежизнеспособно. [...] Либерализм нуждается в существовании определенного противовеса в виде разумного и просвещенного консерватизма, который бы корректировал его, постоянно поворачивал бы его лицом к действительности. [...] Новый консерватизм должен пересмотреть также свое отношение к религии, конкретно к христианству. [...] Он не сможет поэтому стать гуманным, если у него не будет религиозных, а конкретно — христианских основ. Буржуазное общество вследствие односторонности своего развития привело к утрате смысла жизни, создало душевную опустошенность. [...] Оно не в состоянии уже ответить на вопрос об историческом смысле и целях своего существования. Это общество исчерпало себя в потреблении, технике, гедонизме, не имея уже никаких иных целей. Тогда буржуазное общество не располагает уже больше духовными и моральными силами для обеспечения своего будущего и основ своей собственной легитимности. Оно иссякает внутренне. [...] Новый принцип, пришедший по крайней мере с наступлением экологического кризиса на смену принципу утопии, ставит во главу угла задачу самосохранения. [...]

Альтернатива идеологическому мышлению означает мыслить историческими категориями, исходя из исторического сознания. Такое мышление дает нам снова возможность понять суть современной ситуации. Консерватор тот, кто мыслит исторически. [...] Вывод следует из сказанного следующий: нам нужен новый, либеральный консерватизм, черпающий свое нравственное обоснование в духовных источниках национальной культуры и истории. [...] Почему для политики, которая ограничивается лишь регулированием и упорядочиванием земных отношений вроде заботы о всеобщем благе, почему для такого рода политики столь важно, чтобы ей противостояла религия, а также церковь как институционализированная форма религии? Это важно для того, чтобы политика могла, сверяясь с истиной религии, устанавливать рамки своих возможностей, что она может и что нет.

Не имея противовеса в виде религии, политика подвержена почти непреодолимой склонности выйти за все рамки и границы. Тогда политика не располагает более критерием, посредством которого она могла бы определять, что подлежит ее компетенции и что нет. [...] С другой стороны, религии, христианству также должна противостоять независимая и самостоятельная политика, подчиненная только критериям и императивам разума. Если религия в свою очередь не признает этих границ и начинает заниматься политикой таким образом, чтобы осуществить cnqa религиозные требования политически, тогда перед нами опасность религиозно обусловленной нетерпимости, религиозного безумия и фанатизма. Религиозное безумие и фанатизм могут иметь для народов и их культур, а также для благочестивых верующих и церквей такие же катастрофические последствия, как и вдохновленная квазирелигиозными идеями политика, служащая тем, кто обещает спасение. Человечность человека и корни свободы зависят от того, удастся ли провести различение между политикой и религией, в то же время не разделяя их полностью.

Религия и политика должны существовать во взаимодействии. [...] Наше общество скреплялось до сих пор социальным государством. Рост социального государства в Германии после 1945 г. был уникальным явлением. Кроме своих чисто социальных функций, это государство выполняло также функцию интеграции общества, которую в других странах, у других народов выполняет национальная идея. Возникает вопрос, что будет скреплять наше общество, если и дальше пойдет нынешняя эрозия социального государства, да и государства в целом. После 1945 г. нашей стране не приходилось нести никакой политической ответственности в мире. Освобожденная от множества политических обязанностей, страна могла бурно отдавать все свои силы росту материального благосостояния. Социальное государство приняло на себя в принципе все заботы, освободив немцев от всякого риска. И немцы могли тем самым без какого-либо стеснения и без всяких ограничений посвятить себя полной эмансипации каждого индивида. Мы не поняли, однако, что время это миновало. Наступает серьезная, чрезвычайная ситуация. Теперь жизнь покажет, как обстоит дело с культурными основами нашего сообщества.

Печатается по: Рормозер Г. Кризис либерализма. М., 1996.

НОВЫЙ КОНСЕРВАТИЗМ: ВЫЗОВ ДЛЯ РОССИИ

[...] Либерализм в Германии, ставший эталоном либерализма, почти достиг пределов своих возможностей. Об этих пределах дают представление три фактора непримиримых противоречий. 1. Проблема власти. Либерализм с его классической программой преобразования власти в право достиг такой точки, когда уже нет власти, способной поддерживать право и правопорядок и обеспечивать законность. [...]

2. Проблема гомогенности — второй источник противоречий либерализма. [...] Даже представители бундесвера считают, что гомогенность таит в себе опасность фашизации, и либерализм, по их мнению, противостоит гомогенности. Они предлагают заменить гомогенность гетерогенностью, поскольку полагают, что всякая форма гомогенности отличается реакционностью. [...] Представители нашей либеральной интеллигенции, будь то либералы или неомарксисты, сплачиваются в единый фронт, выступая против любой формы гомогенности в Германии. Они полны решимости устранить то, что возродилось на почве социальной революции, как птица Феникс из пепла: народ.

Народ, считают они, — понятие, которое должно исчезнуть из словаря немцев. Но в то же время они сетуют, что в этом прославляемом ими гетерогенном обществе распадаются все связи и не к кому обращаться с социал-демократическим призывом к солидарности. Тотальная утрата гомогенности приводит не только к утрате политической власти государства, но и к потере политической дееспособности. В политике это ведет к тому, что все политические категории заменяются экономическими понятиями. У нас больше нет политики, которую мог бы занимать какой-либо иной предмет помимо движения финансов и проблем распределения. В гетерогенном обществе каждый хочет увеличить свою долю общественного богатства, но не готов что-то отдавать обществу. [...]

Существует ведь форма культурной общности, исторически сложившееся бытие тех, кого объединяет общая судьба, историческая память и кто выступает как однородная общность, отличная от других, располагающих иными формами культуры и иными историческими традициями. Возрождение темы национального сознания представляется, при всех различиях, сходным феноменом у русских и немцев.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Называя это направление мысли политической философией
Семигин Г. Ю. Антология мировой политической мысли 4 демократии
Каждое из них образует рамки
Семигин Г. Ю. Антология мировой политической мысли 2 деятельности
Возможно