<<<     ΛΛΛ   

локоток, а борода с веник? (Молоток); — Что не корыстно? (Коромысло); — Что в избе Фрол? (Стол); —Двину, подвину по белому Трофиму?.. (Задвижка); — Туша, у ней уши, а головы нет? (Ушат); — За леском, леском воет баба голоском? (Косу точат, собств.— ляск/лязг косы);— Стоит сноха, ноги развела?.. (Соха); — Что в стену не вобьешь? (Тень); —Пан Панович пал на воду? (Листья, точнее — паденье листьев); — Лежит Дороня, никто не хоронит? .. (Дорога); — Фатка да футка футунди, футундак да две футеницы? (Шапка, шуба, зипун, кушак, рукавицы, видимо, Шубка, шапка...) и т. п. Ранее было обращено внимание и на контролирующую роль анаграмматического слоя, когда на основании анализа удается восстановить аутентичную форму ответа на загадку, отличающуюся от приблизительной, содержащейся в записях. См. специально об анаграмме ниже.

При реконструкциях общего вида определенных типов загадок подобная контролирующая роль принадлежит, с одной стороны, вариантам «загадочных» текстов того же класса и, с другой стороны, коррективам «реконструктора», исходящим из заполнения лакун и/или исправлений-«эмендаций», восстанавливающих некое «идеальное» состояние или, по крайней мере, устраняющих некоторые очевидные несоответствия. Речь идет примерно о таких конъектурах (они отмечены в квадратных скобках), как-то: Стоит дом в двенадцать окон, / В каждом окне по четыре девицы [В каждой оконнице] / У каждой девицы по семь веретён, / У каждого веретена разное имя [разные имена] (4939) или же загадка 4947 — Стоит дуб, на дубу двенадцать гнёзд, на каждом гнезде по четыре синицы, у каждой синицы по четырнадцать яиц, семь беленьких да семь чёрненьких — при учете других загадок, отвечающих этой формуле, и при легкой корректировке, не меняющей смысла текста (разумеется, приводимые корректировки в данном случае играют роль примера, указывающего направление эмендации, и не претендуют на доказательность), могла бы принять несколько иной, более «сбалансированный» вид: Стоит дуб [до небес, ср. 4948] / На дубу [на нем] двенадцать гнёзд I [В] каждом [гнездичке, ср. 4951: в каждом гнездичке четыре яичка, или гнездице] / По четыре [синички или, как в тексте, — синицы] / У каждой [из синиц] / По четырнадцать яиц / Семь беленьких / Да семь чёрненьких. Примеров такого рода реконструкций-эмендаций можно привести немало. Некиим аргументом в их пользу может служить то соображение, что при такой процедуре независимым образом исправляются («улучшаются») в сторону большей регулярности еще два показателя «загадочных» текстов именно как стихов — выравнивается соотношение числа слогов в каждом стихе и стандартизуется в известной степени распределение ударений в стихе.

Хотя подобные реконструкции по своему исходному заданию не более чем попытка решения чисто текстологической проблемы, а по своему характеру скорее напоминают «косметический» ремонт, по сути дела и то и другое, «улучшая» текст загадки и тоже как бы походя, независимо, нередко не только устраняют «поверхностные» препятствия, отклонения, несовершенства, но и одновременно обнаруживают те текстовые узлы, распутывание которых открывает уже новую перспективу для «глубинных» реконструкций (собственно говоря, в такой ситуации нередко оказывается и этимолог). И на этом этапе вполне оправданным и, более того, необходимым становится обращение к «внешнему» сравнению (хотя оно может оказаться плодотворным и уже на самом раннем этапе). Оставляя подробное исследование некоторых типов русских космологических загадок в индоевропейском контексте на будущее, здесь приходится ограничиться указанием на первостепенную важность сравнения их с цепью ведийских загадок в «Ваджасанеи-Самхите», связанной с «Белой Яджурведой», особенно с фрагментом XXIII (9—12, 45—62), а также с гимнами Небу и Земле в «Ригведе» (I, 185; IV, 56; VI, 70; VII, 53), как и с некоторыми другими космологическими гимнами из этого собрания и весьма многими фрагментами Упанишад со сходной тематикой, а также указанием на то, что подобное сравнение вскрывает не только общие черты в условиях функционирования сопоставляемых текстов, в их структуре (независимо от того, идет ли речь обо всем корпусе или о каждой из составляющих его частей), в предметном инвентаре, в наборе предикатов и атрибутов загадываемых предметов, в образности и символике, но и совершенно конкретные параллели, важные и сами по себе, но еще более существенные в связи с тем, что они имплицируют (ср. Кто, что, который, сколько... и т. п. в начале загадки при Kas, kim, katara, kati... ; двое, два, две — dvan, dve в парадоксальном контексте движения и покоя [ср. Кто движется, не сходя с места? /1548/; Что идет, не двигаясь с места? /4919/ и т. п. при ведийском calacalasah, о подвижных и неподвижных одновременно колышках в загадке о времени — RV I, 164, 48] и действия без рук, без ног [ср. dve acaranti carantam padvantam garbham apadi dadhate. RV I, 185, 2 'двое недвижущихся, безногих получили зародыша, движущегося, имеющего ноги', ср. также apad ahasto. RV I, 32, 7, о змее Вритре, при сигнатуре змея в русской традиции — без рук, без ног...]; Что шире всех? /1930/, в загадке о земле, при kim svit prthivyai varsiyah. Vajas.-samh. XXIII (9—12), 47, с той же самой идеей; Чего на свете нет жирнее»? /1934/, о земле, при ghrtavatl. RV VI, 70, 1, о земле и небе, и многие другие параллели).

Русская загадка, истоки которой лежат в праславянской загадке, лишь часть индоевропейского «загадочного» наследия, и в ряде существенных своих блоков оно может и должно быть восстановлено, в частности, и исходя из свидетельств русской традиции.

 <<<     ΛΛΛ   

Топоров В. К реконструкции загадочного прототекста о языке загадки лингвистики 12 загадок