<<<     ΛΛΛ     >>>   

Предмет или явление могут не обнаруживать никаких существенных изменений на протяжении многих десятков тысяч лет, хотя их название в языке может измениться неоднократно. Название огня в большинстве финно-угорских языков сохраняет старое наименование, существовавшее, по-видимому, еще в языке-основе, ср. финск. tuli , сев. саамск. doll в- ~ dol в-, морд. tol , мар. tul , удм. tyl 'огонь'. В коми-зырянском языке для обозначения огня возникло новое слово. Латинский глагол edo 'есть', имеющий параллели во многих индоевропейских языках, был заменен во французском языке новым глаголом manger 'есть'.

В реальном мире существует закон корреляции между изменением внутренней сущности и внешней формы. Так, например, лю<63>бое изменение молекулярной структуры какого-либо вещества приводит к образованию другого вещества, совершенно не похожего по своему внешнему виду на исходное.

В языке такого закона нет. Предмет может измениться до неузнаваемости, но его наименование может сохраниться, ср. древнегреческое слово dТmoj 'дом', существовавшее еще в гомеровскую эпоху, и современное русское дом.

В объекте не могут осуществляться одновременно все его состояния — прошлое, настоящее и будущее. Окружающий нас мир никогда не воспроизводит своего исторического прошлого в данный момент, не говоря уже о проекции чего-либо в план будущего.

Благодаря наличию таких свойств человеческой психики, как память и воображение, человеческая речь может иметь три временных плана — план настоящего, план прошедшего и план будущего.

Однако самая примечательная особенность человеческой речи состоит в том, что, несмотря на единство форм логического мышления у всех народов мира, конкретные языки, их словарный состав и грамматический строй отличаются довольно большим разнообразием. Этот факт на первый взгляд может показаться довольно парадоксальным, поскольку коммуникация в основном строится на базе отражения человеком законов объективного мира, на базе логического мышления, и в то же время логическое мышление как бы совершенно безразлично к тому, как оно выражается и чем выражается.

В действительности так оно и происходит. Всякий мыслительный акт связан с выражением значений. Без выражения значения нет мышления. Поэтому первейшим условием осуществления любого мыслительного акта является выражение значения. Все языковые средства могут быть пригодны, если они это обеспечивают. Поясним этот тезис некоторыми примерами. Возьмем для иллюстрации довольно простой пример: Птица сидит на высоком дереве. Это предложение с логической точки зрения представляет суждение, имеющее субъектно-предикатную структуру.

Целевое задание этого суждения состоит в раскрытии признака определенного понятия, в данном случае птицы. Признак этого понятия 'сидит' не только раскрывается, но и получает некоторую детализованную характеристику — локальное определение. Указывается, что птица сидит на дереве. Если транспонировать это смысловое задание в сферы различных языков и проследить, какими средствами оно может быть выражено, то мы не получим той единой схемы, которую допускает его логическая трактовка. В некоторых языках необходимо будет выразить языковыми средствами, будет ли эта птица для говорящего определенной или неопределенной, т. е. употребить соответствующий артикль. В одних языках определенный артикль будет препозитивным, а в других постпозитивным. Различным может быть и его происхож<64>дение. Он может возникнуть из указательного местоимения, но есть случаи, когда определенный артикль развивается на базе притяжательного суффикса. В тех языках, где артикль изменяется по падежам, как, например, в немецком, в именительном падеже единственного числа он будет иметь особую форму, но есть языки, где определенный артикль по падежам не изменяется, например, венгерский. В языке, имеющем именные классы, слово 'птица' должно получить определенный показатель класса. Некоторым аналогом таких именных классов в русском языке является род. Слово 'птица' в русском языке принадлежит к женскому роду. В тех языках, где деление имен на классы отсутствует, слово 'птица', естественно, не получит никакого классного показателя. Раскрываемый в слове признак, в данном случае определенное состояние, в различных языках мира обычно выражается глаголом. В этой области мы можем найти не меньшее разнообразие. Глагольная форма может иметь специальное личное окончание, указывающее, что действие или состояние осуществляется субъектом 3-го лица. Некоторые языки мира — китайский, японский, вьетнамский, монгольский, индонезийский, аварский и др. могут обходиться без личных окончаний, поскольку личные местоимения могут с успехом осуществлять ту же функцию. Есть языки, где роль личных окончаний выполняют личные префиксы. Неодинаково и место глагола во фразе. Например, в кельтских языках глагол чаще всего располагается в начале предложения. Наоборот, во многих языках агглютинативного строя он стремится занять конечное положение.

В языках, имеющих именные классы, показатель класса субъекта действия может в целях согласования наличествовать и в глагольной форме.

В тех языках, где существуют особые типы спряжения для переходных и непереходных глаголов, спряжение глагола 'сидеть' естественно будет отличаться от переходных глаголов типа 'читать' (что-либо) или 'рубить' (что-нибудь). В некоторых языках, например, абхазо-адыгских, локальная характеристика признака может быть включенной в состав глагольной формы путем присоединения к основе глагола особого префикса, соответствующего по значению русскому предлогу на. Получается нечто вроде птица дерево насидит. В некоторых языках проводится различие между действием, совершающимся вообще, безотносительно ко времени, и действием или состоянием, совершающимся в данный момент. По этой причине глагол 'сидеть' в данном случае будет употреблен в форме настоящего времени данного момента, ср. англ. Present continuous tense. Что касается самой структуры этого времени, то опять-таки в разных языках, где это время употребляется, она может быть неодинаковой. В английском языке это время образуется из форм настоящего времени вспомогательного глагола 'быть' и причастия настоящего времени, например, I am writing <65> 'Я пишу в данный момент'. Примерно но той же схеме оно строится в ирландском и валлийском языках. В скандинавских языках в этих целях также будут употреблены формы настоящего времени вспомогательного глагола 'быть', но они соединяются не с причастием настоящего времени, а с инфинитивом, которому обычно предшествует предлог, ср. исл. н g er a р lesa 'я читаю в данный момент' и т. д.

В турецком языке это время образуется на базе формы местного падежа инфинитива, к которой присоединяются аффиксы сказуемости, например, о yazmaktadir 'он пишет в данный момент'. В албанском языке для выражения этого значения достаточно простой частицы, которая обычно ставится перед формами настоящего времени, например, plani ро realizohet 'план (в настоящее время) выполняется успешно'.

Если ограничиться только теми языками, в которых не различается настоящее время данного момента, то в самой структуре настоящего времени в разных языках можно найти немало различий. В некоторых иранских языках, как, например, в персидском и афганском, настоящее время имеет специальный отличительный префикс, в ненецком, эвенкийском и хантыйском языках оно будет иметь особый суффикс, исторически восходящий к суффиксу многократности, в армянском и хинди оно будет состоять из причастия и вспомогательного глагола 'быть', в китайском и вьетнамском языках оно будет представлять собой чистую основу и т. д.

Локальная характеристика состояния на дереве также может быть выражена в разных языках разными способами. В русском и вообще во многих индоевропейских языках для обозначения местонахождения предмета на поверхности какого-либо другого предмета обычно употребляются предлоги. В агглютинативных языках вместо предлогов, как правило, употребляются послелоги. Наблюдаются случаи, когда это значение выражается местным падежом. Некоторые языки, как, например, прибалтийско-финские, различают две серии локальных падежей — внешне-местные и внутренне-местные. По этой причине местонахождение на чем-либо выражается особым падежом суперессивом. В абхазо-адыгских языках, как говорилось выше, показатель местонахождения может быть выражен специальным глагольным префиксом.

Словосочетание высокое дерево в разных языках также может быть выражено по-разному. В одних языках, как, например, в славянских, тюркских, финно-угорских, монгольских и т. д., прилагательное высокий будет предшествовать слову дерево, в других языках, как, например, в романских, кельтских и индонезийском, оно будет ставиться после слова дерево ; в некоторых языках, имеющих склонение и родовое деление имен существительных, прилагательное будет согласовано с именем существительным в<66> падеже и роде. Можно найти языки, где члены этого словосочетания будут соединены по способу простого примыкания. В иранских языках словосочетание высокое дерево образует так называемую изафетную конструкцию, ср. таджикск. дарахти боланд 'высокое дерево' где к слову дерево будет присоединен связующий элемент, исторически восходящий к относительному местоимению. В албанском языке два члена этого сочетания будут соединены между собой так называемым связующим артиклем и т. д.

С. Л. Рубинштейн, пытаясь ответить на вопрос, в чем состоит различие между мышлением и языком, выразил этот ответ в довольно оригинальной и несколько парадоксальной форме: «Говорить — не значит мыслить. Мыслить — это значит познавать; говорить — это значит общаться. Когда человек мыслит, он использует языковой материал и мысль его формируется, отливаясь в речевые формулировки. Но задача, которую он, мысля, решает — задача познавательная» [54, 170].

Если определить эту особенность точнее, то следовало бы сказать, что говорить — это одновременно мыслить и общатьс я, но общаться по определенным правилам, применяя те способы языкового выражения, которые приняты в данном коллективе. В противном случае говорящий рискует быть непонятым.

Соотношение между мышлением и языком можно образно сравнить с соотношением между теплой одеждой и ее национальной формой. Всякая теплая одежда должна согревать человека и спасать его от холода, но в разных странах мира она может быть неодинаковой по внешней форме. Тем не менее она успешно выполняет свою функцию: человеку в ней тепло и в то же время он одет, как это принято обычаем.

Многие из вышеперечисленных особенностей знаковой коммуникативной системы невозможно понять, не ознакомившись с различными внутренними процессами, происходящими в сфере языка.

Процессы, промсходящие в сфере языка

Каждый говорящий на том или ином языке твердо убежден в том, что, пользуясь данным языком, он не вносит в него ничего нового, поскольку всякое изменение языка лежит за пределами его возможностей.

Характеризуя речь ребенка, Л. С. Выготский в свое время писал: «Ребенок склоняет, спрягает, но эта деятельность им усвоена чисто структурно. Эти операции неосознанны. Ребенок употребляет верный падеж и верную падежную форму в структуре определенной фразы, но он не отдает себе отчета в том, сколько существует падежных форм. Это сказывается в том, что он владеет ими спонтанно в определенной ситуации, автоматически, т. е. <67> владеет ими тогда, когда ситуация в каких-то больших структурах вызывает его на проявление этих умений, но вне определенной структуры — произвольно, сознательно и намеренно — ребенок не умеет сделать того, что умеет делать непроизвольно» [12, 213].

Необходимо заметить, что любой человек, не имеющий никакого теоретического представления о строе своего языка, в этом отношении мало отличается от ребенка. Он также пользуется речью автоматически и не отдает себе отчета в том, сколько в данном языке падежей, времен, наклонений и т. д. В лучшем случае он может сказать на основании своего эмпирического опыта, что так не говорят.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Проекция действия в план будущего в ряде тюркских языков может выражаться суффиксом -
Теоретическое мышление
Понятием являются беспредметными
Этот чувственно-наглядный образ выступает как представитель целого ряда предметов