<<<     ΛΛΛ     >>>   

Свой стиль просторечия Аввакум не стесняется уничижительно назвать вяканьем: “Ну, старецъ, моево вяканья много веть ты слышалъ!” — Писал он в своем “Житии”. “Вяканьем” он обозначает, очевидно, разговорно-фамильярную форму уcтной речи, которая не подчиняется официально предписанным нормам “славенского диалекта” и характеризуется свободным проявлением живой, иногда даже областной русской речи.

В произведениях протопопа Аввакума мы обнаруживаем немало черт, присущих говору владимирско-поволжской диалектной группы, к которой принадлежал и говор села Григорова Нижегородского уезда, откуда происходил протопоп. Исследования проф. П. Я. Черных достаточно показательны в данном отношении.

Укажем здесь еще на две, как нам кажется, наиболее заветные синтаксически-фразеологические особенности. Это, во-первых, постоянное употребление так называемого постпозитивного артикля, т. е. форм местоимения от, та, то, те, согласуемых в падеже и числе с предшествующим существительным, например: “бес-от не мужик: батога не боится; боится он креста христова”; “как богородица беса тово в руках-тЬхъ мяла и тебе отдала... и как бес-отъ дрова-те сожег, и как келья-та обгорела, а в ней все цело, и как ты кричал на небо-то”.

Вторая диалектная синтаксически-фразеологическая черта, также присущая владимирско-поволжским говорам, состоит в употреблении повторяющегося глагола не знаю в своеобразной функции, приближающейся к функции разделительного союза, если высказывается сомнение. Приведем отрывок из “Жития”, где Аввакум рассказывает о своем пребывании в тюрьме Андроньева монастыря: “И тут на чепи кинули в темную полатку; ушла в землю, и сиделъ три дни, ни ел, ни пил; во тьме сидя, кланялся на чепи, не знаю — на восток, не знаю — на запад. Никто ко мне не приходил, токмо мыши и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно... по исходЬ третьихъ сутокъ захотЬлось есть мнЬ; — после вечерни ста предо мною, не вЬмъ, ангел, не вЬмъ — человек, и по се время не знаю. Токмо в потемках, сотворя молитву и взяв меня за плечо, с чепью к лавке привел и посадил и лошку в руки дал и хлебца немношко и штец дал похлебать,— зЬло привкусны, хороши! — и реклъ мнЬ: "Полно, довлЬет ти ко укреплению!". Да и не стало ево. Двери не отворялись, а ево не стало! Угодно только — человЬк, а что ж ангелу? ино тца — вездЬ не загорожено”.

В приведенном контексте названный оборот использован дважды. В первый раз в разговорной русской разновидности, в форме дважды повторенного глагола не знаю — пока речь идет о внешне-бытовом изображении подземной палатки. Когда же Аввакум переходит к повествованию о случившемся с ним чуде, тут и стиль меняется, включается церковнославянская лексика, однако оборот остается прежним, но дважды повторяется глагол не вем, придающий всему рассказу оттенок торжественности.

Таким образом, накануне петровских реформ унаследованный от Древней Руси традиционный литературно-письменный язык даже в произведениях наиболее стойких и убежденных противников никоновских церковных новшеств, приходит в живое и непосредственное соприкосновение с народным просторечием и с непринужденной диалектной речевой манерой, чтобы тем самым почерпнуть новые силы и возможности развития. И если сторонники реформы тщательно ограждали свою речь от проникновения в нее простонародных элементов, то их противники стихийно стремились к сближению с языком народных масс.

Петровская эпоха в истории нашего народа характеризуется существенными реформами и преобразованиями, затронувшими и государственность, и производство, и военное, и морское дело, и быт господствующих классов тогдашнего русского общества. Эти преобразования совершили переворот в сознании и в привычках русских дворян и промышленников, и естественно искать их отражения в развитии русского литературного языка.

Обычно отмечают следующие основные направления в развитии литературного языка первой четверти XVIII в. Это прежде всего “своего рода универсализация лексического и фразеологического состава языка” (Ефимов А. И. История русского литературного языка. М, 1967, с. 93 ) далее это оттеснение на второй план церковнославянской речевой стихии и все более широкое внедрение народной речи, это создание новой терминологии При бурном проникновении заимствований из живых европейских языков. Новый русский литературный язык, формировавшийся в те годы, был призван обслуживать непрерывно возраставшие потребности государства, развивающихся науки и техники, культуры и искусства. Так, новое административное устройство, преобразование Московского государства в Российскую империю, вызвало к жизни наименования множества новых чинов и званий, вошедших в “табель о рангах”, речевые черты чиновнической субординации: формулы обращения нижестоящих чинов к высшим.

"Развитие военного, и особенно военно-морского дела, почти отсутствовавшего в Московской Руси, породило множество соответствующих руководств и наставлений, воинских и морских уставов, насыщенных новой специальной терминологией, новыми специальными выражениями, совершенно вытеснившими собою слова и выражения, связанные со старинным московским ратным укладом. Заново формируется военно-морская, артиллерийская, фортификационная терминология и другие отрасли специальной лексики.

Наряду с этим для удовлетворения потребностей все более европеизирующегося дворянства создаются разнообразные руководства, регламентировавшие бытовой уклад высших общественных классов. Мы имеем в виду такие книги, как “Юности честное зерцало”, “Приклады, како пишутся комплименты разные” и т. п. В такого рода произведениях, внедрявших “светский политес” в среду еще недостаточно образованного и культурного дворянства, постоянно встречались и неологизмы, и заимствованные из европейских языков слова и выражения, перемежавшиеся с традиционными церковнославянизмами и архаизмами.

В связи с перестройкой государственного управления, с развитием промышленности и торговли значительно усложняется и обогащается язык деловой переписки. Он все дальше отходит от старомосковских норм и традиций и заметно сближается с живой разговорной речью средних слоев населения.

Петр I, рекомендуя при переводах с иностранных языков воздерживаться от книжных славянских речений, советовал переводчикам брать в качестве образца язык посольского приказа: “Высоких слов славенских класть не надобеть; посольского же приказу употреби слова”.

Петровская эпоха значительно обогащает роль в обществе светской письменности по сравнению с письменностью церковной. Возникают и совершенно новые ее типы, например, периодическая печать. Непосредственным предшественником наших газет являлись рукописные “Куранты”, издававшиеся при Посольском приказе в Москве со второй половины XVII в. Однако такое информирование населения о текущих событиях было весьма несовершенным и не распространялось среди широких масс.

Петр I, заинтересованный в том, чтобы возможно более широкие слои общества разбирались в вопросах внешней и внутренней политики государства (а это было в годы тяжелой и изнурительной для России Северной войны со Швецией), способствовал основанию первой русской печатной газеты. Она называлась “Ведомости о военных и иных делахъ” и начала выходить со 2 января 1703 г.; сначала ее печатали церковнославянской кирилловской азбукой, а затем, после реформы графики, гражданским шрифтом. Газета вначале выходила в Москве, причем нерегулярно, по мере накопления корреспонденции. С 1711 г. “Ведомости” стали издаваться в новой столице — Санкт-Петербурге.

Возникновение регулярной периодической печати повлекло за собой развитие многих новых жанров литературного языка: корреспонденции, заметок, статей, на основе которых впоследствии, в конце XVIII — начале XIX в., возникает публицистический стиль литературного языка.

Приведем несколько отрывков из “Ведомостей” за 1703 г.: “2 января 1703 г.

На Москве вновь ныне пушек медныхъ: гоубиц и мартиров. вылито 400. Те пушки, ядромъ—по 24, по 18 и по 12 фунтовъ. Гоубицы бомбомъ пудовые и полупудовые. Мартиры бомбомъ девяти, трех и двухпудовые и менше. И еще много формъ готовыхъ великихъ и среднихъ и литью пушекъ гоубицъ и мартиров: а меди ныне на пушечном дворе, которая приготовлена к новому литью, больше 40.000 пудъ лежитъ.

Повелением его величества московские школы умножаются, и 45 человек слушаютъ философию, и уже диалектику окончили.

В математической штюрманской школе больше 300 человекъ учатся, и добро науку приемлютъ.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В изданиях горского
Смоленская грамота после 1230 г


Путем устного общения в древнейший период лексика греческого происхождения проникла в значительном