<<<     ΛΛΛ     >>>   

Бывает, итоги такого счетверенного изучения оказываются озадачивающими. Словари тюркских языков для слов «ак» и «кара» указывают значение «белый» и «черный». Мы с вами уже видели, что, когда заходит речь о реках и их именах, эти самые слова получают иной раз значение «горный-чистый», «равнинно-болотный». {253}

А в азербайджанской топонимике те же слова (тут они звучат, как «аг» и «гара») могут выступить в смысле «восточный» (белый; например, ветер) и «западный» (черный).

Древние тюрки (об этом рассказывает знаменитый ученый XI века Махмуд Кашгари) делили Китай на три области: Верхний Чи н (Чин — это и есть Китай, Хина западных языков) — восточную часть страны, Средний Чи н — Центральный Китай и Нижний Чи н — Китай западный, с Кашгарией, родиной Махмуда.

На наш европейский рассудок из этого следовало бы, что Восточный Китай — гористая страна, а Западный — низменная. На деле же как раз наоборот. Для тех, кто давал такие названия, слова «верхний» и «нижний» связывались вовсе не с рельефом стран, а с тем, восходит ли, то есть «идет ли вверх над ними» солнце, или оно «закатывается», то есть «опускается вниз». Да подумайте: и наши термины «восток» и «запад», собственно говоря, очень близки к понятиям «возвышения» и «снижения», «подъема» и «спуска»...

Какой вывод из всего этого? Топонимист должен пользоваться в своих целях не только смыслом и значением имен мест как целых слов. Он должен принимать в расчет и их части, вплоть до отдельных звуков, из которых они состоят. Но делать это он должен всегда крайне осмотрительно, все время проверяя себя и свои выводы данными всех доступных ему наук.

И тем не менее в основе всего должно лежать языкознание. За долгие века своего существования, а еще сильнее — при переходе от народа к народу, из языка в язык и целые слова-названия и их составные части испытывают (мы это видели) чрезвычайные изменения. Селькупское К ы — река, превратилось в русское Ки- я — имя реки с окончанием существительных женского рода. Тюркское «-лы» — в Балыкл ы (а это «-лы» является совершенно определенной грамматической частицей тюркских языков, их «послелогом»), выступает у нас в виде русского «-лей» в топониме Балакле й... Можно было бы привести примеры и несравненно более сложных и причудливых изменений. Судить о таких превращениях может только ученый-лингвист, отлично знающий законы, по которым звуки речи меняются, переходя из такого-то языка в такой-то (они для всех {254} языков различны). Не языковед обычно склонен думать, что таких законов не существует. Как насмешливо писал когда-то критик Н. Добролюбов о выдумках ономатолога-любителя А. Вельтмана, не языковед полагает очень часто, «что всякий гласный может превращаться во всякий гласный, всякий согласный во всякий согласный» и что даже «гласные превращаются в согласные и наоборот». Такой горе-исследователь теряет руль и направление, начинает связывать друг с другом слова, не имеющие между собою ничего общего, сбивается сам и, что хуже, сбивает с панталыку других.

Мир полон топонимическими ребусами и шарадами. Разгадывать их могут только знающие, широко образованные специалисты. Но, чтобы вести эту работу, им нужен как можно более обильный, хорошо собранный, правильно записанный материал.

Вот собиранием такого материала может заняться каждый трудолюбивый, грамотный, получивший первые представления о топонимике и полюбивший ее человек. Ну хотя бы вы, мой читатель.

При этом надо иметь в виду еще вот что. Труд собирателя вовсе не должен быть подобен работе крыловского петуха, который, «навозну кучу разрывая, нашел жемчужное зерно». Собиратель не должен гнаться за редкостью, странностью, оригинальностью топонимов. Самые обычные, «скучные» названия: Борисовк а, Васильевк а рядом с Борисово и Васильев о могут заинтересовать топонимиста куда больше, чем какая-нибудь река Мама Левая или мыс Орангутанг на Беринговом море. (См. стр. 148.) А ведь весь этот материал далеко еще не собран. Он не только лежит у нас буквально под ногами без внимания; он распыляется, исчезает, уносится, выспренне выражаясь, Рекой Забвения в Море Ничтожества. Его надо сохранить: через двадцать-тридцать лет воскресить его станет уже немыслимым.

К этой работе надо привлечь целую армию молодых, умных, понимающих, что от них требуется, помощников науки, ее снабженцев, ее заготовителей — тех, из которых потом могут выйти и ее генералы и маршалы.

Для них я свою книгу и писал. {255}

Поговорим

о красоте

Ученые очень редко склонны заводить разговор о том, красивы или некрасивы те предметы, которые они изучают. Астроному нет никакого дела до того, что Сириус переливается всеми цветами радуги, а какая-нибудь звездочка Мицар в Большой Медведице чуть мерцает на фоне черной пустоты: может быть, для него она во много интереснее знаменитой охотничьей собаки ловчего Ориона — Сириуса.

Иной зоолог распалится гневом, если кто-нибудь, узнав, что его специальность — паразитические черви-сосальщики, покачает головой: «А почему бы вам было не заняться бабочками или птичками-колибри: они же — красивее!» И археологи не любят невежд, воображающих, что цель раскопок — находить мраморные статуи и золотые сосуды; специалисты по ископаемому прошлому человека ничуть не менее дорожат ржавыми гвоздиками, кусками полуистлевшей бересты, а то и просто мазочками буро-красной краски, охры на полу древнего жилища...

Конечно, ученые правы: «красивое» во всех областях науки отступает перед существенным, важным, полезным для ее развития и для познания мира. Вполне возможно, что жизнь фазана-аргуса не так необходимо изучить немедленно, как жизнь мерзких тварей, поселяющихся внутри живых организмов, грызущих их и ведущих к гибели. Очень вероятно, что самые стократно повторяющиеся, ничем не примечательные на взгляд и слух названия селений и урочищ могут дать топонимике не меньше, а больше, нежели странные и редкие — Африкaнд а (Мурманская область) или Малые Вражки, Ш бий Колпачo к — тож. (о нем рассказывает языковед А. Селищев).

Все это так. И все же, во всяком случае пока мы с вами еще не стали учеными, желание поговорить и о красоте географических имен может быть признано не только простительным, но даже разумным. Законным.

В самом деле: будь топонимика наукой чисто теоретической, какое было бы ей дело до этой красоты? Но ведь мы хотим, чтобы топонимистов призывали на помощь и для чисто практических работ: для того, чтобы они советовали, какие новые имена давать нашим вновь рождающимся городам, поселкам, морям, каналам, ка-{256}кие старые имена можно (а порой даже следует) изгладить из народной памяти, какие, наоборот, надо сохранить так же, как мы сохраняем церкви Покрова на Нерли, Спаса-Нередицы под Новгородом или Поганкины палаты во Пскове...

А ведь мы хотим — и по праву хотим! — чтобы имена мест страны, в которой мы живем и которую любим больше жизни, были достойны ее облика — ее могучих рек и ее тихих рощ, ее белокаменных древних городов и колоссальных бетонных новостроек, ее весенних сумерек и плодоносных июльских полдней... Они должны быть красивым и именами...

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Же ее так назвал или поедете вы на электричке из ленинграда в пушкин
Названия
Самая большая напоминает по форме человека
Имя столицы грузии означает горячие ключи
Конечно