<<<     ΛΛΛ   

Язык и смысловое содержание

Первая наша гипотеза была следующей: при смене языка меняется и смысловое содержание. Эта гипотеза проверялась ранее на франко-американском материале (Эрвин 1964; Лэмберт 1963), Для материала, разбираемого в настоящей статье, мы предполагали наличие следующих закономерностей: содержание, выражаемое в речи одноязычных американок и японок, обследовавшихся в Японии, должно различаться; женщины - носительницы двуязычия - должны демонстрировать аналогичный смысловой сдвиг при смене языка, даже если в прочих отношениях ситуации идентичны. Японский исследователь интервьюировал каждую женщину дважды (в одной и той же обстановке), данные записывались на магнитофонную ленту. В первом случае использовался только японский язык, во втором - только английский. Языковым материалом, подлежащим исследованию, служили словесные ассоциации завершения предложений, семантические характеристики. Кроме того, тестовым материалом служили тематические рассказы и тесты на ТАТ (тест тематической апперцепции).
Приводим для иллюстрации несколько английских и японских примеров, представленных в речи одного и того же лица. В некоторых случаях приводимые слова снабжены пометой А (английский) или Я (японский). Это делается тогда, когда данное слово употреблялось в одноязычной группе, привлекаемой для сравнения, гораздо чаще, чем в одноязычной группе другого языка, или употреблялось только в одной группе (английской или японской).
ЛУНА (японский язык): лунный пейзаж (Я), полосатая трава (Я), полная луна (Я), облако (Я);
(английский язык): небо (А), ракета (А), облако (Я).
ДЕНЬ НОВОГО ГОДА (японский язык): украшения из сосны (Я), рисовый пирог (Я), праздник (Я), кимоно (Я), травы семи весен (Я), волан, (Я), мандарин (Я), грелка для ног (Я), друзья (А);
(английский язык): новое платье, гости (А), каникулы (А).
ЧАЙ (японский язык): чаша (Я), блюдце (А), зеленый (Я), пирожное к чаю (Я), чайная церемония, (Я);
(английский язык): чайник, чайник для заварки, чай(ный лист) (А), гости (А), зеленый чай (Я), лимон (А), сахар (А), домашнее печенье (Я).
Сходные противопоставления можно проиллюстрировать примерами на завершение предложений. Информантам давали прослушать (или прочесть) первую половину какого-нибудь предложения и предлагали закончить. Ниже приводятся ответы одной и той же женщины на двух языках.
1. ЕСЛИ МОИ ЖЕЛАНИЯ ПРОТИВОРЕЧАТ ИНТЕРЕСАМ СЕМЬИ...
(японский язык) ...НАСТУПАЕТ ВРЕМЯ БОЛЬШОГО НЕСЧАСТЬЯ.
(английский язык) ...Я ДЕЛАЮ ЧТО ХОЧУ.
2. Я, ВЕРОЯТНО, СТАНУ...
(японский язык) ...ЖЕНОЙ - ДОМАШНЕЙ ХОЗЯЙКОЙ.
(английский язык) ...УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ.
3. ПОДЛИННЫЕ ДРУЗЬЯ ДОЛЖНЫ...
(японский язык) ...ПОМОГАТЬ ДРУГ ДРУГУ.
(английский язык) ...БЫТЬ ОЧЕНЬ ИСКРЕННИМИ.
(По поводу последнего примера: многие японские женщины сообщали во время установочных интервью, что их особенно восхищает искренность американских женщин.)
Когда эти предложения были сопоставлены по частотам с материалом, полученным в одноязычных контрольных группах английского и японского языка, оказалось, что предложения носительниц двуязычия были значимо менее "японскими" по содержанию, когда женщины говорили по-английски. Это изменение смыслового содержания не смогли воспроизвести женщины, которые (говоря на одном языке) получили установку на двух беседах давать либо "типично японские", либо "типично американские" ответы. Таким образом, смена словесных ассоциаций или различие в характере завершения предложений есть эффект чисто языковой, а не результат какой-либо самоинструкции или установки.
В этом эксперименте менялся лишь язык, все остальное было постоянным - таким способом исследовалось воздействие языка на содержание речи. При этом ожидалось, что в такой не совсем естественной ситуации, как беседа японки, вынужденной говорить по-английски с японкой же, более частыми будут разговоры на темы, типичные для американцев. Предполагалось, что этот сдвиг отразит их английские разговоры с соседями и мужем и тематический материал английских средств массовой информации.

Участники общения и форма

Во втором эксперименте оставался неизменным язык (английский), зато получатель информации был разным в каждом опыте. А именно - этих же женщин интервьюировала либо белая американка, либо японка. Эта последняя ситуация также не была естественной для японских женщин: им приходилось говорить по-английски с японкой же. При сравнении обеих ситуаций определялось воздействие получателя на стиль английского языка. Когда слушателем была японка, наблюдалось больше нарушений английского синтаксиса, вводилось больше японских слов, а речь была более быстрой.
Японец как участник общения предполагает употребление несовершенной модели английского языка и как слушатель более к этому терпим, поскольку понимает японские вкрапления. Вообще японки легко относились к взаимопроникновению этих двух языков. Исследуя французский язык в Соединенных Штатах, мы обнаружили, что носители двуязычия, часто беседующие с другими носителями того же двуязычия, весьма склонны переносить явления из одного языка в другой (Эрвин 1955). Можно сказать, что носители двуязычия, общающиеся только с такими же двуязычными индивидами, близки к тому, чтобы объединить оба языка - если тема или обстановка не дают четких установок к их различению.

Тема и форма

В этом эксперименте сопоставляются темы в пределах каждого интервью. Например, в тестах на словесные ассоциации можно рассматривать как тему слово-стимул. Мы знаем, что одни темы больше связаны с жизнью в Америке, другие - с Японией. Например, "американские" ассоциации вызывают для таких женщин слова "любовь", "брак", "кухня". С другой стороны, "грибы", "рыба", "день Нового года" четко ассоциированы с японской жизнью. Когда мы сопоставляем ответы на английском языке с их соответствующей частотой - как она представлена в группах с одноязычием (как в Японии, так и в США), - оказывается, что "военные невесты" в своих ассоциациях, относящихся к словам "любовь", "брак" и "кухня", ближе к американским женщинам, а в других трех случаях - к японским. Это было верно даже тогда, когда, как мы наблюдали, эти "японские" темы обнаруживали менее типичное японское содержание - а это было в тех случаях, когда употреблялся английский, а не японский язык.
Одним из компонентов интервью была просьба к информантам развить или описать на английском языке 14 тем. Было заранее предсказано, что следующие темы окажутся связанными с английским языком: работа и досуг мужа, американская система домашнего хозяйства, - американская кухня, закупка продуктов, приобретение одежды. Другой круг тем, как предполагалось, чаще должен обсуждаться на японском языке. Это - японские праздники, японский день Нового года, японская кухня и система домашнего хозяйства, фестиваль кукол, уличные рассказчики. Последние две темы в каждой группе тем сопровождались фотографиями событий, описание которых должны были дать информанты.
По данным этой процедуры мы пришли к выводу, что на речь влияет не только получатель информации и не только выбранная тема, но специфическое сочетание этих двух факторов. Когда информантам предлагалось говорить по-английски, у них возникали трудности только при обсуждении "японских" тем. Комбинация "японка - получатель информации + японская тема" в нормальной ситуации почти всегда требовала употребления японского языка. Результатом искусственного нарушения этой нормы было то, что речь женщин деформировалась. Они начинали вводить больше японских слов, их синтаксис становился искаженным, речь делалась менее беглой, в ней появлялось больше пауз колебания. Таким образом, простое изменение темы и слушателя оказывало заметное воздействие на формальные признаки речи, хотя наиболее очевидное формальное изменение - переключение кода - не допускалось.
Анализируя изменения содержания и формы, мы исходили из того, что двуязычного индивида можно уподобить двум одноязычным с одной нервной системой. Различие двух окружений или слушателей для носителя двуязычия рассматривается как продолжение соответствующих различий для носителя одноязычия. Но эта упрощенная аналогия имеет свои пределы. Один из этих пределов - когнитивный. Есть основания предполагать, что в пределах одной нервной системы очень трудно сохранить две категориальные совокупности, обладающие очень малым различием. Это справедливо как для семантической системы, например для названий цвета (Эрвин 1961), так и для фонологической (Гамперц 1962). Таким образом, на речь двуязычного индивида оказывается постоянное давление в направлении слияния двух систем. Именно доступность для носителя двуязычия обширного набора поведенческих вариантов сказывается на его речи появлением специфических знаков - вроде пауз колебания и уменьшения беглости, свидетельствующих о противоборстве разноязычных реакций.
Второй предел этого толкования лежит уже в самой функциональной специализации, о которой говорилось выше. Ни один носитель двуязычия - как бы бегло он ни говорил на обоих языках - не может обладать абсолютно равным опытом контакта с коллективами, говорящими на этих языках. Один из них можно выучить в школе, другой - дома. Один можно выучить в детстве, другой - в юности. Возможно, сейчас один из них используется на работе, другой - дома. Даже в таких многоязычных сообществах, как Индия или Швейцария, существует специализация. Роберт Лёви, выросший в Соединенных Штатах в семье, говорящей по-немецки, рассказывает о своем сознательном усилии сохранить эквивалентный словарь на обоих языках (Леви 1945). И это ему не удалось, так как, употребляя те или иные слова, он не мог контролировать частоту их употребления или социальный контекст.
Таким образом, мы не можем ждать от женщины, чей непосредственный опыт жены и матери ограничен рамками быта Соединенных Штатов, чтобы она вкладывала в свои слова, даже говоря по-японски, тот же смысл, что женщины в Японии. Ее знания этих жизненных сфер получены в некотором роде "из вторых рук". Точно так же женщина, которой не пришлось воспитывать детей в Америке, будет иметь представления об этом круге проблем в основном на базе японского языка.
И наконец, поскольку нормы одноязычного поведения - как в Америке, так и в Японии, - подвержены изменению, поведение двуязычных информантов представляет живую реальность общения в искаженном виде - ведь эти японки знают Японию пяти- или даже десятилетней давности, а не современную, стремительно развивающуюся Японию и ее современный язык.

Социолингвистические методы

Рассмотрев исследования, удовлетворяющие нашим требованиям, предъявляемым именно к социолингвистическим работам, мы обнаружим четыре типа применяемых методик.
1. Исследования, посвященные речи отдельных социальных групп. Практика изучения некоторых черт речи (обычно кода) заранее намеченных групп говорящих давно уже существует как в лингвистике, так и в социологии. Так, например, известны работы, содержащие сведения об арго гомосексуалистов (Кори 1952, 103-113) и воров (Сазерленд 1937). При составлении диалектологического атласа информанты отбирались на основе территориальных критериев; при этом на карте фиксировалось распределение избранных признаков кода - специфическая лексика (например, spider или frying-pan) и произношение (например, [griysiy] или [griyziy]). По традиции в таких работах никогда не принимали за единицу обширный социальный коллектив; информанты рассматривались вне контекста, поэтому невозможно узнать, меняется ли их речь с переменой обстановки или слушателя. Например, мы можем ожидать, что "преступники" будут по-разному говорить с судьей, следователем, охраной и т. д. - и товарищами по камере. Именно это отмечает Сазерленд (Сазерленд 1937).
2. Этнографические исследования. Эта форма исследования, детально рассмотренная Хаймсом (Xаймс 1962), обычно использует традиционные методы наблюдения и опроса информантов с целью выявления общих условий функционирования речи и ее варьирования в зависимости от обстановки и участников общения. Непосредственные наблюдения в естественной обстановке (см. Баркер и Райт 1954; Баркер 1963; Уотсон и Поттер 1962; Козер 1960; Ньюмен 1955) проводились по широкому кругу тех взаимосвязанных проблем, о которых мы говорили выше. Однако недостатком таких исследований является следующее обстоятельство. Обычно в одно и то же время сосуществует такое количество вариантов, что, даже получив подробную информацию об их распределении, мы не извлечем из этого никакого объективного знания о том, какой именно из отмеченных ковариантных признаков является наиболее эффективным. Например, в работе Гампа, Скоггена и Редла (Гамп и др. 1963) сопоставляется поведение ребенка в двух социальных обстановках. Но различие обстановки влекло за собой различие участников, типа деятельности, а также различие в физическом окружении. Авторы указывали, что формы общения ребенка изменялись, но при этом остается неясным - произошло ли бы это изменение, если бы в обстановке лагеря поселилась и его семья.
3. Экспериментальные исследования. Исследования-эксперименты неизбежно создают искусственные ситуации. Но это и является их целью, поскольку позволяет нам налагать искусственные ограничения на нормальное коварьирование. Например, это дает нам возможность учитывать социальный состав суда присяжных (Стродтбек и др. 1957), размеры группы (Бейлс и Боргатта 1965) или соотношение сил участников (Коэн 1958), сохраняя при этом неизменными другие существенные признаки. Исследования такого типа обычно основываются на этнографическом анализе - распределение речи изучается в естественных коллективах; полученные таким образом результаты можно экстраполировать и на искусственную ситуацию.
4. Анализ дистрибуции форм. При изучении факторов, определяющих варьирование, можно начать и с анализа формальных альтернантов, используя любой из методов, описанных выше. Именно так и поступали Фишер (Фишер 1958), Браун и Гилмен (Браун и Гилмен 1960), а также Браун и Форд (Браун и Форд 1961). Этот вид исследования позволяет проводить такой тип анализа, который мы можем назвать описанием моделей эквивалентности. Например, в некоторых языках чередование стилистических вариантов при разговоре с вышестоящим и с равным аналогично чередованию стилей при разговоре женщины с мужчиной и с другой женщиной. А этот случай есть лишь фрагмент более широкой системы соотносительных альтернаций. Бели мы рассмотрим все общества, в которых встречаются такие ряды соответствий, мы сможем обнаружить в них общие черты - например, более низкий статус, приписываемый женщине.
Другой пример подсказан данными о дистрибуции признаков "детской речи". Изменения в стиле, сопровождающие речь, обращенную к взрослым, в сопоставлении с речью, обращенной к маленьким детям, несколько напоминают изменения, наблюдаемые у близких людей при переходе от нейтральной к аффективной речи. Если это соотношение окажется универсальным, то нужно искать контролируемые переменные величины, чтобы определить психологическую основу этого соответствия. Если же оно не универсально, то нужно узнать, каковы системные различия этих изучаемых нами отдельных аналогий (например, говорит на "детском языке" или не говорит).
Эти эквивалентные структуры речевого поведения можно сравнить с лексическими классами (столь интересующими теоретиков), поскольку сходство форм вербального поведения включает в себя также вполне поддающееся проверке сходство других поведенческих характеристик - восприятия, памяти или эмоциональных реакций.
Такая трактовка социолингвистики помещает в центр дефиниции непосредственное словесное общение. Напротив, макроскопический метод в социолингвистике рассматривает скорее целые коды, чем тонкие формальные оппозиции; общественные функции (например, образование или право), а не функции индивида; обстановки, классифицируемые по институтам (церковь или средства массовой информации), - а не более тонкие различия обстановки локальных коллективов. Языковые же различия изучаются в качестве выражения административных действий и политической активности, а не как выражение норм и установок говорящих, принятых в речевых коллективах каких-либо конкретных языков или диалектов.
Если исследовать типы обобщений, сделанных авторами упоминавшихся нами работ, мы найдем, что обычно они представляют собой лишь частный случай более общих положений социологии или психологии. Например, Браун и Форд отмечали (Браун и Форд 1961), что изменения в форме обращения предположительно будут исходить от участника общения, обладающего более высоким статусом; вероятно, это относится к любому поведению, связанному с проявлением уважения. Свой анализ переключения кода при многоязычии Герман открыто вводит в рамки более широкой теории поведения при выборе (Герман 1961).
Однако в некоторых отношениях язык стоит особняком. В отличие от других формально кодифицированных видов социального поведения он может иметь смысловое содержание. Так, внутреннее воспроизведение внешней речи есть нечто вроде аналога общества в миниатюре; это - и голос сознания, и система категоризации, это способствует социализации даже личного поведения. Большая часть чисто человеческих форм социального поведения зависит от наличия общего языка - так что структура использования языка, принятая в данном обществе, может однозначно связываться с социальными функциями. Если это так, то социолингвистика не будет простой иллюстрацией чего-то уже известного ранее, а откроет новые перспективы для общественных наук.

Примечания

1. Беседы с Д. Хаймсом и Дж. Гамперцем весьма помогли автору обогатить основную концепцию статьи, а также ее иллюстративную часть. Исследования по изучению японских носителей двуязычия (об этом будет говориться ниже) субсидировались "Национальным научным фондом". Особую признательность автора заслуживают Яэко Нишиджима Путцар и Наоми Литт Квенк, внесшие большой вклад в осуществление этого проекта.

Литература

 <<<     ΛΛΛ   

Возникающие при общении людей