Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Один из самых интересных вопросов прошлого, который находится в ведении геоистории — вечный вопрос о «естественных» и «исторических» границах, который затем транслируется в политическую, национальную и другие типы историографии. Естественные границы обычно складывались в далеком прошлом по рекам, горным хребтам, морским побережьям. Будучи природными и удобными, они имеют тенденцию увековечиваться и уже тем самым попадают в разряд «исторических». Но и административная, и тем более государственная граница, однажды проведенная, становится легитимной, по крайней мере в глазах заинтересованной стороны (государства, этноса или общины). «Так, при территориальных размежеваниях колониальной Америки, решавшихся в Мадриде и Лиссабоне, была фактически вычерчена и карта ее будущих независимых государств XX века: таким образом, эти государства обзавелись границами еще до рождения, причем границами подчас парадоксальными, неудачными. Точно так же и у нас на глазах новые государства независимой Африки разместились в старых колониальных границах...» (Броделъ 1994 [1986]: 274). Тем самым граница, будучи всего лишь линией на земном пространстве, переходя в область исторического, в прямом смысле ста- 16 См.: Про 2000 [1996]: 18—39. 17 Goubert 1960; Vilar 1962; Le Roy Ladurie 1974 [1966]. 18 Mauro 1960; Chaunu, Chaunu 1955—1957; Godmho 1960. 15 Зак № 4671 449 новится двигателем истории. Она нередко провоцирует политические и военные конфликты, что мы недавно наблюдали при распаде СССР и Югославии. История определения границы между Европой и Азией также демонстрирует главенство не географических, а в первую очередь идеологических мотивов. Потребность в разделении на Европу и Азию выражала стремление молодой Российской Империи соответствовать европейской модели, т. е. состоять из метрополии (европейской) и периферии (азиатской). При Петре I известный русский историк В. Н. Татищев выдвинул идею: граница между континентами пролегает по Уралу. И в конце XVIII в. эта концепция утвердилась в Европе 19 . Поскольку географические представления о пространстве традиционно проявляются в картах, карта давно стала источником ис- 5 торика 20 . Ныне историки значительно модернизировали свои взгляды, взяв на вооружение понятие «ментальная карта» 21 , которое из когнитивной психологии успешно перекочевало в культурологию, , социологию и даже в географию. В связи с важностью государственных границ в геоистории, главный инструмент географии — географические карты — в Новое время сыграли колоссальную роль в создании государств, особенно в колониях. Карта в прямом смысле I предшествовала истории новых стран и задавала условия, которые i должны были впоследствии сделать возможными государства Аме- if рики, Африки и даже в определенной степени Азии (например, гра- ! ницы Бирмы, Пакистана, Индонезии и др.). Геополитическая игра, подобно военной, начиналась с разметки карт, и карта переставала быть научной абстракцией реальности. «Именно карта предвосхитила пространственную реальность, а не наоборот. Иными словами, карта была не моделью той реальности, которую она намеревалась представить, а образцом для сотворения самой этой реальности... Теперь карта была необходима новым административным механизмам и войскам для подкрепления их притязаний... Дискурс картографирования был той парадигмой, в рамках которой осуществлялись административные и военные действия и которую эти действия фактически обслуживали... Триангуляция за триангуля- 19 См.: Bassin 1991. 20 Об основных особенностях средневековых географических карт см.: Гене 2002 [1980]: 198—199. 21 Понятие «ментальная карта» (mental map, kognitive Landkarte) было впервые введено Э. Толманом (Tolman 1948). Однако основная работа в этой области была написана географом Р. Даунзом и психологом Д. Сти (Downs, Stea 1977); см.: Шенк 2001. 450 цией, война за войной, договор за договором — так протекало соединение карты и власти» (Андерсон 2001 [1991]: 191, 192) 22 . При этом географические представления и в Новое время отличались, мягко говоря, невысокой точностью. Так, при заключении англо-американского договора в 1783 г. «...некоторые члены континентального конгресса, путая реку Миссисипи с Миссури, критиковали участников переговоров за то, что они установили границы слишком далеко на восток — обычное для того времени недоразумение размером в одну треть миллиона квадратных миль» (Бурстин 1993 [1958—1973]. 2: 328). Граница играла и другую роль в конструировании прошлой социальной реальности. Напомним оригинальную интерпретацию эволюции американских институтов и национального характера как следствия постоянного приспособления переселенцев к новой географической и социальной среде, которую еще в конце XIX в. предложил американский историк Ф. Тернер 23 . Оспаривая общепризнанные концепции, в которых опыт США рассматривался как продолжение европейского, Тернер заявил, что американская история — это прежде всего продукт естественных условий самой Америки, результат последовательных этапов продвижения «фронтира» (frontier), что обусловило специфику американского национального характера и общественно-политических институтов американского общества. Каждый шаг фронтира на Запад отдалял Америку от Европы, и чем дальше продвигался «фронтир», тем сильнее становилась самобытность общественного развития, формировавшая специфику американского «демократического индивидуалиста», который мог не вступать в иерархические отношения и на практике реализовать идею демократического равенства. Если Ф. Тернер рассматривал границу прежде всего как фактор формирования национального характера и политических институтов США, то, например, Ф. Бродель анализировал границы Франции как важнейшую детерминанту всего военного строительства на протяжении истории страны (размеры и размещение армии, строительство и содержание военных крепостей и портов, обеспечивающих выходы в море и т. д.). История границы лишь один из вариантов зависимости истории общества от пространственных характеристик. Другим важным В средневековом пространстве различались места сакральные |
|
|
|
|
