<<<     ΛΛΛ     >>>   

Эта информация, почти наверняка сопровождавшаяся прозрачным намеком на огромное количество воинов, которые могут быть выставлены против него, только подтвердила предварительную оценку обстановки Кортесом. Он сможет покорить материковые индейские земли только с помощью Моктесумы. Другими словами, ему придется вести «холодную войну» и полагаться больше на противоборство умов, нежели на силу оружия. Он немедленно начал обрабатывать сознание двух мешиков, пытаясь объяснить им основы христианства и красочно рассказывая о величии и могуществе императора, которому он служит. Его целью было убедить их в желательности скорейшей личной встречи между ним и Моктесумой. Полученный ответ был уклончив, однако в доказательство доброй воли Теудильи преподнес Кортесу ларец, полный золотых предметов, а также десять штук полотна, расшитого сверкающими перьями. Это были дары от самого Моктесумы. Также мешики предоставили испанцам большое количество продовольствия — птицу, фрукты и жареную рыбу. Это означало мир, по крайней мере на ближайшее время.

Это было лучше, чем сражение, но не удовлетворило Кортеса, поскольку ему не удалось пока приблизиться к цели экспедиции. Однако двое губернаторов привели с собой нескольких рисовальщиков, и те все время визита без устали рисовали на ткани — суда, пушки, детали религиозной церемонии, даже портреты Кортеса и его капитанов. Это была еще одна возможность эффектной демонстрации силы. Кортес велел заложить в пушки самый большой заряд и выпалить из них под носом у мешиков; всех лошадей с колокольчиками на стальных нагрудниках провели парадом, а затем Альварадо со своей маленькой кавалерией яростно проскакал галопом по слежавшемуся песку на кромке моря. Рисовальщики зафиксировали все это.

Затем произошло нечто странное. Теудильи заметил на одном из солдат позолоченный, но довольно ржавый шлем, попросил дать ему возможность рассмотреть его поближе и, рассмотрев, сказал, что хотел бы показать его своему господину, великому Моктесуме. Кортес намекнул, что его императору было бы приятно получить шлем назад наполненным самородками или песчинками золота; просьба эта имела целью проверить качество индейского золота и способ, которым они его получают.

Через семь дней он получил шлем назад наполненным до краев добытым из шахты золотом, маленькими крупинками высокого качества, ценностью в 3000 песо. Теудильи сам привез шлем Кортесу. За неделю он успел совершить путешествие в Мехико-Теночтитлан, доложить обо всем своему господину и прибыть обратно на побережье в сопровождении мешикского принца по имени Кинтальбор и сотни индейцев, принесших еще дары. Принесенный ими груз был самым большим за все путешествие, а Кинтальбор, специально выбранный жрецами Моктесумы за свое внешнее сходство с Кортесом, преподнес Кортесу эти дары, после того как все индейцы поцеловали землю, а их жрецы окурили испанцев благовониями.

Здесь впервые по отношению к испанцам прозвучало слово «теуле». «Теуле» означало «боги». Глиняные жаровни с курящимися благовониями оказались частью церемонии поклонения богам, исполняемой в теокали, так же как простирание ниц и целование земли. Но Кортес, хотя и воспринимавший все новое с необычайной быстротой, был более заинтересован в сведениях о власти Моктесумы и его военных возможностях, нежели о его языческих верованиях. Если бы он или его индейский «язык», донья Марина, поняли все значение истории со Шлемом и все детали поведения посольства Моктесумы, Кортес бы уж постарался сыграть назначенную ему мешикским принцем роль.

В этот момент, однако, Кортеса больше всего интересовала необычная ценность даров, разложенных перед ним на петатах, или циновках, покрытых хлопчатобумажной тканью. Два предмета сразу же привлекли неотрывное внимание всех испанцев. Золотой диск, изготовленный в форме солнца, «большой, как колесо телеги <...> чудесная вещь, покрытая выгравированными изображениями множества фигур», и другой похожий диск из гравированного серебра, представляющий луну. Солнце и луна, оба диска примерно по десять пядей в диаметре, и полный золота шлем стоили, вероятно, более 20 000 золотых песо, но кроме них там было и множество других вещей — двадцать золотых уток, украшения в форме собак, а также пум, ягуаров и обезьян, десять ожерелий, подвески, двенадцать стрел и натянутый лук, а также два стержня, «похожие на судейские посохи по 20 дюймов длиной». Все это было искусно изготовлено из золота. Там были гребни из золота и серебра с султанами из зеленых листьев, веера, фигурки оленей и тридцать нош (тюков, пригодных для переноски на спине одним человеком) тончайшей хлопковой ткани, отделанной и украшенной многоцветными перьями. Фактически это были прощальные дары, ибо на вопрос о своей встрече с Моктесумой Кортес получил ответ, что такая встреча исключена.

К этому моменту Кортес уже достаточно знал о могуществе Мехико и его союзников, чтобы понять, что у него нет надежды продвинуться в глубь территории Кулуа силой. Кортес чувствовал, что Моктесума чего-то боится, — об этом ясно говорили поведение индейцев и ценность даров. Но он, вероятно, приписывал этот страх кораблям, пушкам и лошадям; во всяком случае, он продолжал настаивать на встрече, поскольку только через дипломатию, через лесть, коварство и угрозы от лица неизвестного могущественного короля Карла мог он надеяться обрести постоянную базу на материке. Губернаторы категорически утверждали, что просьба Кортеса бессмысленна, поскольку Моктесума уже отказался встретиться с ним, однако в конце концов согласились вернуться к своему господину за дальнейшими инструкциями. Они отбыли, увозя различные дары своему королю, в том числе стеклянный флорентийский кубок «с выгравированными на нем деревьями и охотничьими сценами и чудесно позолоченный».

Пока испанцы ожидали результатов этого нового посольства, Кортес направил Франсиско де Монтехо с двумя судами с целью разведать побережье к северу. Монтехо дошел до самого устья реки Пануко, где теперь стоит современный нефтяной порт Тампико, примерно на пятьдесят миль дальше к северу, чем заходил Грихальва. Здесь его суда были остановлены силой встречного течения. Единственной важной информацией, привезенной Монтехо из этой экспедиции, были сведения о городе под названием Киауицтлан, расположенном в тридцати шести милях к северу от Сан-Хуана-де-Улуа. Он описал этот город как укрепленный порт, а поскольку гаванью, способной, по мнению штурмана Аламиноса, предоставить защиту от северных ветров, было устье реки Сан-Хуан, то стоял город, должно быть, примерно там, где сейчас на поляне среди деревьев расположена пыльная бревенчатая деревушка Ла-Антигуа.

Путешествие заняло две недели, а возможно, и больше. Тем временем основные силы испанцев, стоявших лагерем в удушающей жаре песчаных дюн, донимаемых москитами, начинали испытывать недостаток пищи. Приходившие для меновой торговли индейцы становились все малочисленнее и вели себя все более испуганно. Хлеб из маниоки, приносимый ими, оказывался кислым и кишел долгоносиками. К моменту возвращения Теудильи из Мехико испанцы вынуждены были собирать на берегу моллюсков в пищу. Теудильи привез еще дары, включая золото на сумму 3000 песо, но и только. Моктесума наотрез отказался встретиться с Кортесом.

За этим последовала одна из тех религиозных интерлюдий, которые делают историю конкистадоров такой причудливой. В лагере зазвонил колокол, призывающий к общей молитве «Ave Maria», и снова индейские губернаторы увидели, как все испанское войско опускается на колени и возносит молитву перед крестом, воздвигнутым ими на вершине одной из дюн. Людям, привыкшим к кровавым церемониям человеческих жертвоприношений и ритуальному каннибализму, подобное умиротворенное, даже униженное поведение испанцев должно было показаться необычайным зрелищем. После этого, в ответ на вопросы индейцев, Кортес снова рассказывал им о Христе и его учении, а затем заявил, что великий император, которому он служит, послал его к индейцам с целью уничтожить их идолов и упразднить их жертвенные традиции. Теологическая дискуссия через переводчика никогда не бывает вразумительной, и, вероятно, индейцы удалились, менее чем когда-либо понимая истинную природу испанцев и их намерений, тем более что сразу же после дискуссии испанские солдаты принялись выменивать у индейцев небольшие золотые предметы.

После этого индейцы совсем перестали приходить в лагерь. Моктесума тоже решился на войну нервов. Испанцы ждали в своем лагере среди песчаных дюн, раздраженные, неуверенные и все более нуждающиеся в пище, ощущая при этом атмосферу растущей враждебности. Жара и чувство опасности неизбежно должны были привести к раздорам среди них, так до конца и не подавленным. Они уже собрали целое состояние из золота и других даров, больше, чем добыла любая предыдущая экспедиция; и те, кто оставили на Кубе фермы и жен, все настойчивее требовали забрать добычу и возвращаться домой.

Именно в этот момент в лагерь нанесли визит пятеро индейцев из племени тотонаков. Они пришли из города Семпоала. У этих индейцев были большие отверстия в нижней губе и в ушах, куда вставлялись круглые каменные диски и золотые пластинки. Они сказали, что не осмелились войти в лагерь, пока там находились люди из Кулуа, но теперь, когда они ушли, им хочется своими глазами увидеть людей, победивших жителей Табаско и Чампотона. Фактически эти индейцы были шпионами, пытавшимися выяснить потенциальные возможности испанцев как союзников против мешиков. Впервые Кортесу дали понять, что недавно завоеванные прибрежные племена неспокойны под правлением Моктесумы. Он одарил этих индейцев и отослал их с сообщением для касика, обещая в скором времени нанести в Семпоалу визит.

В этот поход Кортес взял с собой большую часть своего воинства, поскольку очень хорошо знал, к чему приводит безделье — корень многих бед и проблем в любом военном лагере. Короткий переход в три лиги вывел испанцев из страны дюн, прочь от населенных москитами топей, на плодородную, засаженную маисом равнину, напоминавшую саванну, протянувшуюся на многие мили от побережья, почти совершенно плоскую, но поднимавшуюся постепенно к далеким горам. За рекой Сан-Хуан испанцы наткнулись на глинобитно-бревенчатый склад, с множеством отделений, наполненных медом и маисом, а также отделанными перьями и золотом хлопковыми одеждами. Там были и другие дома, пыльное беспорядочное скопление крытых соломой глинобитных хижин, и Кортес велел объявить, что любой человек, пойманный на грабеже, будет казнен. Он всеми силами стремился продемонстрировать этим индейцам свои мирные намерения — ведь они способны были оказать ему поддержку, в которой он отчаянно нуждался.

Там был и храм, о котором Гомара пишет, что он напоминал дом с невысокой, но массивной башней, увенчанной своего рода часовней, вмещавшей несколько больших идолов. Чтобы попасть в эту часовню, нужно было подняться по двадцати ступеням, и там испанцы обнаружили множество смоченных кровью клочков бумаги и каменный блок, на который укладывали предназначенных в жертву людей. Они также увидели кремневые ножи, которыми вскрывали грудь жертвы, чтобы добраться до сердца. Все вокруг было залито кровью. Испанцы посетили еще несколько деревень, в каждой из которых было не более двухсот домов. Дома оказались покинуты, «но полны провизии и крови, как в первой деревне».

Поскольку описания несколько расходятся, вероятно, Кортес и сам был в нерешительности и не знал, что лучше предпринять. Он надеялся набрать дополнительное индейское войско, но обнаружил только покинутые деревни и испытал такое же горькое разочарование, как и от отказа Моктесумы встретиться с ним. Он вернулся в лагерь, намереваясь двинуться на север к Киауицтлану и поставить суда в излучине илистых отмелей реки Сан-Хуан, где густо растущие деревья должны были служить абсолютно надежной защитой от любых шквалистых ветров. Его лагерь в этом случае также будет защищен от ветров и удален от туч москитов, кишащих в топях позади дюн.

Однако теперь сторонники Веласкеса стали в открытую оппозицию Кортесу, и их поддержали все те, кому было что терять на Кубе. Только неимущие, настоящие солдаты удачи, были готовы идти и дальше навстречу неведомому. Большинство из них в составе четырех сотен ходило с Кортесом на север. Похоже, что через наиболее верных капитанов — таких людей, как Пуэртокарреро, братья Альварадо, Олид, Луго, Авила и Эскаланте, — Кортесу удалось внушить солдатской массе собственные аргументы в пользу того, чтобы не оставлять занятый лагерем мыс. Теперь уже солдаты требовали основать настоящее поселение, с алькальдами и регидорами, то есть старшинами, — фактически с настоящим городским советом, который в таком случае будет иметь право избрать собственного капитана и мэра. Таким образом Кортес сманеврировал и как будто уступил пожеланиям своих людей. Поселение это — первое в Новой Испании — было названо Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус (Богатый Город Истинного Креста) из-за богатства здешних земель и того факта, что испанцы высадились на этом отрезке побережья в Страстную пятницу.

Этим несложным маневром Кортес многократно усилил собственную позицию. Вся процедура напоминала образование частной компании, поскольку, как только поселение было надлежащим образом юридически оформлено согласно желанию и воле всех присутствующих, оно превращалось в самодостаточное формирование, обладающее всеми законными правами испанского города — правом избирать людей для управления городом, выпускать приказы, издавать законы и, что самое важное, подчиняться непосредственно испанской короне. Короче говоря, город сразу же начал свое независимое существование, отдельно от экспедиции, направленной Диего Веласкесом, губернатором Кубы. А Кортес, как избранный капитан и главный судья города, получил свои полномочия непосредственно от города, а не в результате своего назначения руководителем экспедиции. Это был умный ход, до которого додуматься мог только человек, имеющий подготовку в юридических и гражданских делах. Теперь он обретал право напрямую, в обход Веласкеса, сноситься с Испанией. Кроме того, его люди решили выделить ему долю в двадцать процентов всего золота, оставшегося после выделения причитающейся королю одной пятой. На этом он настоял сам, ибо власть, не имеющая средств на свое поддержание, похожа на здание без фундамента.

Изменение положения Кортеса незамедлительно отразилось на его действиях. Алькальдами он назначил Пуэртокарреро и друга Веласкеса Монтехо. Остальных приверженцев Веласкеса, которых не удалось привлечь на свою сторону, он приказал схватить и заковать в цепи. Позже он, конечно, освободил их, поскольку люди в кандалах были Для него бесполезны. Одновременно он собрал всех недовольных солдат — а их оказалось около сотни — в один отряд и направил его в экспедицию за продовольствием под командованием Педро де Альварадо. Они обнаружили только покинутые деревни и теокали, где еще лежали тела недавно принесенных в жертву мужчин и мальчиков с отрезанными руками и ногами. Стены и алтари были залиты их кровью, а их сердца лежали перед идолами. Альварадо привез из похода провизию, в основном маис; однако тот факт, что все деревни оказались покинутыми в день его прибытия, не оставлял сомнений во враждебности индейцев. Кортес решил поэтому переместить свой лагерь в Киауицтлан, где он надеялся на более дружественное отношение индейцев-тотонаков. Это было важное решение, оно не только определило окончательное положение поселения Вера-Крус, но более того — в городе тотонаков Семпоала, расположенном на его пути вдоль побережья, Кортес обнаружил ключ, который и должен был открыть для него ворота Мехико.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Таким образом
Хэммонд И. Конкистадоры История испанских завоеваний XVXVI веков истории 6 кортеса
Хэммонд И. Конкистадоры История испанских завоеваний XVXVI веков истории 12 побережья
Колонизация перешейка явилась побочным следствием злосчастной экспедиции никуэзы
Кортес даже завербовал одного из курьеров к себе на службу