<<<     ΛΛΛ     >>>   

Началось личное накопление. Оно было слишком скромным,
чтобы называться первоначальным, но это было предпервоначальное
накопление. У определенных категорий граждан накапливались
уже не предметы потребления, а капиталы, пока не имеющие
«выхода», приложения. Номенклатура, торговые работники,
теневики, генералы ВПК, отдельные преуспевающие работники
искусств – вот хозяева первичных предкапиталов. Впрочем, не так
уж эти предкапиталы были скромны; например, по свидетельству

107 Петр III – российский император с 1761 года.

А.С. Черняева (помощника Горбачева), в 1986 году у председателя
Союза писателей СССР Г. Маркова было состояние около
14 миллионов рублей108 (по покупательной способности 1994
года – примерно 40–50 миллиардов рублей. Думаю, что даже сегодня
таким личным капиталом не многие могут похвастать...).

Но решающее значение имело не само по себе накопление
материальных средств. Куда важнее, что наряду с этим менялись
отношения собственности, менялась система управления госсобственностью.

Относительная стабильность положения директоров, министров,
других высших чиновников, руководивших подведомственными
им заводами, отраслями, регионами в течение многих лет,
накопивших за это время и авторитет, и связи, и средства, значительно
изменила их психологию, реальную практику управления.
Высшие номенклатурные бонзы чувствовали себя достаточно уверенно,
сделали крупный шаг по переходу от роли управляющих
(при отсутствующем владельце) к положению реальных хозяев.
Это еще не была номенклатурная приватизация, но пресловутое
«чувство хозяина» уже появлялось (конечно, не у рабочих, а у тех,
кто действительно многим командовал).

Когда распалась жестокая тирания, фактически ослаб и единый
управляющий центр. Формально система оставалась жесткой,
административно-командной, подчиненной ЦК, Госплану и т.д.
На деле все было не так. Сильные директора, министры, секретари
обкомов имели неформальное и значительное автономное
влияние. Как писал В. Найшуль, «в стране действовала не командная
система, а экономика согласований – сложный бюрократический
рынок, построенный на обмене-торговле, осуществляемом
как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие от
обычного денежного рынка товаров и услуг на бюрократическом
рынке происходит обмен не только и даже, пожалуй, не столько
материальными ценностями... но и властью и подчинением,
правилами и исключениями из них, положением в обществе и
вообще всем тем, что имеет какую-либо ценность. Согласие ди-

108 Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым: по дневниковым записям. М., 1993.
С. 95.

272

ректора предприятия на увеличение плана может быть обменено,
например, на улучшение его служебного реноме, дополнительную
партию труб и незаконное разрешение нарушить одно из
положений инструкции»109.

Аналогичный «бюрократический рынок» есть и был всегда.
Но в нормальной рыночной экономике он занимает подчиненное
положение по отношению к рынку, где действует закон цены.
Бюрократический рынок – это то, что остается от обычного рынка,
если нет частной собственности, если «вычесть» из рыночных
отношений деньги, всеобщий эквивалент (аналогия – жесты и
мимика занимают подчиненное положение, если есть речь. У немых
жесты занимают первостепенное место). Бюрократический
рынок – основной вид рынка при «азиатском способе производства
», хоть как-то регулирующий эту систему, способствующий
ее самонастраиванию. Развитие или подавление бюрократического
рынка обозначает границу между авторитарным, азиатским,
«империалистически-социалистическим» (Ленин) и тоталитарным
строем (Сталин).

До государственного капитализма было еще далеко, но пружина
начала раскручиваться, монолит покрывался все новыми
трещинами. И чем интенсивнее развивался бюрократический
рынок, тем в большей степени его субъекты осознавали себя самостоятельной
социальной силой с особыми интересами.

Вот это «предгражданское» общество – уродливое, теневое, с
сильным криминальным оттенком, олигархическое и т. д. – вызревало
внутри Системы, давило и требовало каких-то перемен.
Нужен был какой-то узаконенный выход для желания и возможности
свободно управлять, а затем и владеть собственностью,
своей личной, частной собственностью. Система была «беременна
термидором» хотя бы в форме перехода к государственному
капитализму. Вызревал этот запоздалый «термидор» медленно –
свыше 30 лет. Но второй «термидорианский» кризис происходил
уже в совсем иной обстановке по сравнению с периодом нэпа.

109 Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в трясину.
М., 1991. С. 31.

Номенклатура на сей раз куда меньше боялась реставрации капитализма.
Социально директора и чиновники чувствовали себя абсолютно
уверенно. Конкурентов в виде нэпманов, кулаков, «старой интеллигенции»
не было (с «цеховиками» номенклатура заключала
соглашения, но с позиции силы), поэтому ясно было, что социальные
потрясения не пойдут на пользу другим классам, а если
кто и выиграет, то как раз номенклатура.

Был и еще один индикатор, показывавший, как далеко зашло
отчуждение номенклатуры от «ее» строя. Дело в том, что для описания
дел в стране советская элита с конца 70-х годов пользовалась,
как и весь народ, одним словом – «маразм». Конечно, объективно
это было именно так. Но куда важнее, что номенклатура
это сознавала. Факт осознания тоже доказывал, что ответственные
группы номенклатуры созрели, готовы к переменам.

6

В сущности, к концу 70-х – началу 80-х годов сохранилась
лишь внешняя, дряхлая оболочка строя (наглядным ее символом
было геронтократическое Политбюро).

Держался грозный режим, запугавший весь мир и сам запуганный
до смерти, на инерции, защищался от слепящего света
разума, кутая голову в рваный бабушкин капот идеологических
ритуалов. Эти ритуалы еще в 30-е годы потеряли исходный и
всякий другой смысл, превратились в анекдот. Впрочем, злее издеваться
над ними, чем издевалась невольно сама номенклатура,
было невозможно. Когда секретари обкомов, министры, генералы
и председатели колхозов-миллионеров пели, что они «голодные
рабы» и «кипит их разум возмущенный и в смертный бой
вести готов», никакой Жванецкий более злой, убийственной насмешки,
никакой Ионеско более сюрреалистической сцены придумать
бы не смог. Поэт говорил: «И, как пчелы в улье опустелом,
дурно пахнут мертвые слова»110. Саван мертвых идеологических
заклинаний, который накинули на страну и в котором барахталась
страна, распространял вокруг себя зловоние. Все видели,
что король голый, более того, мертвый. Третий компонент Системы,
некогда придавший ей целостность и оригинальность, –
антикапиталистическая, антисобственническая идеология – деградировал
быстрее всего.

Во всяком случае, члены номенклатуры 60–80-х годов в отличие
от большевиков уж точно не ощущали себя суровыми
якобинцами. Пуповина, соединявшая их с официальной коммунистической,
антисобственнической идеологией, держалась елееле,
на честном партийном слове.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В деревне теперь развилась чесотка из за отсутствия мыла
Ситуация со снабжением городов продовольствием в 1991 году напоминает трагические реалии 1917 года
Съезд народных депутатов может принять к своему рассмотрению
Паразитическая приватизация без включения рыночных механизмов
Гайдар Е. Власть и собственность истории России 4 продовольствия