<<<     ΛΛΛ     >>>   

Из сказанного, видимо, не следует делать вывод, что в школьное преподавание не успело по-настоящему проникнуть национал-социалистское видение истории. На первый взгляд, это так, поскольку первые учебники нацистского толка появились лишь в 1937 г. и серия их /136/ была закончена к 1941 г., следовательно, ни один юный немец не изучал историю исключительно по этим учебникам. Но ведь историческое знание приобретается не только из учебников, но ведь политическое поведение и реакции определяются отнюдь не только знаниями...

Впрочем существует косвенное доказательство исключительной роли кино в Германии. После разгрома нацизма Германия не могла носить траур по обожаемому фюреру, и история XX в. была полностью исключена из преподавания. Отныне в программах речи о ней не заходило. Табу было настолько абсолютным, что, как показала анкета, самые юные 'не знают, кто такой Гитлер'. Запрет касался даже причин первой мировой войны. Это проявилось в том, какой взрыв ярости породили исследования Фрица Фишера. Он показал с документами в руках, что Германия и в 1914 г. лелеяла экспансионистские намерения и что гитлеровское завоевание не было исторической случайностью, осуществлением бреда человека, страдающего манией величия, но претворением в жизнь плана, который поддерживала добрая часть немецкого общества. Таким образом ставилась важнейшая проблема ответственности немецкого народа, бегство от которой и должен был означать отказ от траура по нацизму. В 60-е годы в Германии именно эта проблема стала одним из катализаторов бунта молодежи против родителей: обвинялось их поведение во время войны, их способность не видеть происходящего вокруг и таким образом уклоняться от ответственности за истребление евреев. И именно фильм внес раскол в немецкую семью. Это был фильм Э. Ляйзера 'Моя борьба' ('Mein Kampf'). Молодые немцы, отправлявшиеся эмансипироваться в темноту кинозалов, увидели, какие ужасы творило гестапо и даже армия в варшавском гетто или в лагерях уничтожения. Другие фильмы конца 60-х годов стали анализировать феномен массовой поддержки нацизма: 'Охотничьи сцены в Нижней Баварии' Петера Фляйшмана, 'Я тебя люблю, я тебя убиваю' В. Бранлера и другие. Но для того, чтобы немецкое общество совершенно открыто посмотрело в глаза всем проблемам нацистской эпохи во всей их полноте, понадобилось еще десять лет и показ по телевидению американского фильма 'Холокост'[3].

Школа во всем этом не участвовала или, по крайней мере, участвовала мало... /137/

Тем не менее следует рассмотреть учебники нацистского режима и сравнить их с книгами предшествующего и последующего периодов, потому что как верно то, что нацисты сформировались в школах Веймарской республики, а современные германские руководители - в нацистской школе, так верно и то, что разрыв между историей, преподававшейся до Гитлера, той, что была при нем, и той, что после, оказывается отнюдь не столь резким, как можно было бы предположить. Просто в 1933-1945 гг. некоторые черты были доведены до карикатуры, некоторые очень характерные измышления, ложь провозглашались более цинично, более открыто, чем это было в другие времена при других режимах.

Как хорошо показал Райнер Рименшнайдер (II.1), школьные учебники гитлеровской эпохи вдохновлялись непосредственно 'Mein Kampf' Гитлера. Легко проверить, что точно так же обстоит дело с историческими фильмами того периода. В самом деле, автор учебников Дитрих Клагес полагал, что 'Mein Kampf' - это творение, сравнимое с творениями Коперника, потому что в нем дан ключ к ясному и очевидному толкованию истории' (II.14).

Адольф Гитлер считал, что прежде всего нужно 'прояснить основные линии понимания истории', 'тогда как современное преподавание, в 99 случаях из ста находящееся в плачевном состоянии, представляет обычно лишь какие-то факты, даты и имена (...) Самое же главное вообще не преподается (...) А ведь надо прочертить основные направления эволюции'. Всемирная история 'должна быть сгруппирована вокруг понятия расы; греческая и римская история необходимы, но при том условии, что они будут вписаны в контекст истории арийского расового сообщества. Их история - это постоянная борьба за чистоту расы, все время находящейся в опасности из-за происков низших рас, которые стремятся проникнуть в самую плоть здорового народа'.

Самое главное, заявляет автор 'Mein Kampf', 'нашему воспитанию недостает искусства высвечивать некоторые имена в процессе исторического становления нашего народа (...) Внимание должно быть сконцентрировано на нескольких выдающихся героях; нужно поставить цель возбудить национальную гордость, умея при этом /138/ возвыситься над объективным представлением (...)' 'Изобретателя следует прославлять не потому, что он изобретатель, а потому, что он представляет свой народ... Нужно уметь выбрать самых великих из наших героев и представить их нашей молодежи в столь впечатляющей форме, чтобы они стали непоколебимыми столпами национального чувства (...) Покидая школу, юноша не должен быть мямлей, он во всем должен быть немцем'. 'Нет сомнения в том, что мир движется к тотальному перевороту. Будет ли это переворот в пользу человечества арийского происхождения или в пользу Вечного жида? (...) Я не хочу, чтобы историю зубрили, я хочу, чтобы она воспитывала'.

Вводится педагогическое новшество: история в младших классах рассматривается в обратном порядке - удаляется от нынешнего времени в глубь веков. Адольф Гитлер, таким образом, является первым героем и как бы венчает собой историю. Затем следует Лео Шлагетер, участник 'сопротивления' французам во время 'оккупации Рейнской области', расстрелянный французами в 1923 г., 'национальный герой и жертва версальского диктата'. Затем идет Бисмарк, 'который, умирая, надеялся, что его дело будет когда-нибудь завершено'. Затем Фридрих II, Лютер, Карл Великий и т. д. И, наконец, Арминий - персонаж, точно соответствующий Верцингеториксу в Галлии и Вириату в Испании. Он наголову разбил мощную римскую армию 'в сумрачных германских лесах'. Арминий желал, чтобы германцы объединились, но они оставались разделенными. Раздоры дорого стоили немецкому народу, который мечтал об объединителе. И вот, наконец, он явился...' (II.13, 15, 16, 17).

Прославление расы, превознесение немецкого народа приводит к явному искажению исторической традиции в совершенно определенном направлении. Оно касается, по крайней мере, трех областей:

- Проблемы религии и роли Лютера, поскольку Реформация рассматривается не как религиозная проблема, но 'как первая немецкая революция, направленная против внешнего угнетения, против Рима (...) Это было в высшей степени национальное политическое восстание, поскольку обновление веры имело целью зарождение нового человека, немецкого гражданина'. /139/ Лютер мечтает о зарождении новой церкви - немецкой национальной церкви (той, которую будет стремиться утвердить Гитлер), но это было возможно лишь при условии освобождения Германии от власти папы. Более того, в ту эпоху, после падения Гогенштауфенов, образ рейха продолжал тускнеть и принижаться. Рейх был разделен, презираем, служил добычей для чужеземцев... Папа играл на его раздробленности; Лютер, плебеи (как и Гитлер), стал глашатаем первой германской революции.

- Французской революции; ее стремятся изгнать из истории. В самом деле, несколько параграфов, которые ей посвящены, трактуют ее как зависимую от американской революции, утверждая, что та 'оказала сильное воздействие на Францию', и сводя события 1789 г. к перечню мятежей и волнений, приведших к 'признанию прав человека в качестве основы конституции'. Универсальный характер принципов 1789 г., тот отклик, который они получили в том числе и за Рейном,- всех этих проблем не касаются, ведь, как мы видели, революция в Германии начинается с Лютера и была, значит, намного раньше... Французская революция никак не может служить моделью, не то, что американская революция, которая освободила своих граждан от иноземного угнетения... Таким образом, не ведая о тех теоретических спорах, начало которым было положено Французской революцией, юный немец не рисковал стать 'демократом или кем-нибудь в этом роде'.

- Политики 'блокады', жертвой которой Германия была якобы всегда, с тех пор как существует. Таково третье важное положение истории, 'отпускаемой' немцам в нацистских учебниках. Вера в эту угрозу, по-видимому, предшествовала нацизму в Германии и он лишь довел до пароксизма гнев народа по этому поводу. Уже перед 1914 г. детей учили, что территория Германии - это кладбище славян, и во все времена немецкий народ жил в постоянном опасении, что славяне возродятся. Бывший когда-то завоевателем и колонизатором, народ Германии рассматривает себя теперь как хранителя цивилизации перед натиском наступающих с Востока масс. Не без тревоги он наблюдает за ростом и приумножением числа западных славян. На территориях, прежде принадлежавших славянам, вроде Померании или Лужиц, уничтожаются малейшие следы /140/ их пребывания. Как и французы, немцы верили сначала, что опасность на Востоке и, по идее, 'прорыв на Восток' ('Drang nach Osten') должен был служить средством обеспечения постоянного немецкого присутствия в Центральной Европе. Но вот немецкие дети узнают, что появился второй враг - на Западе. Гете писал в мемуарах, что самой большой катастрофой за всю его жизнь была оккупация, когда французские войска обосновались в Кобленце. А вот текст 1910 г.: 'Сегодня против бедной Германской державы английская страсть к наживе и французская ненависть объединяются с амбициями русских'. 'Отечество окружено... но Бог всегда сокрушал врагов Германии... Бог поразил Наполеона в 1813 г.', и столетие этого события было с помпой отмечено накануне мировой войны. 'Вот почему мы, немцы, не боимся никого, кроме Бога'. Здоровому и крепкому немецкому народу нечего опасаться своих западных соседей. С 1872 по 1914 г. он ежегодно отмечает Праздник Седана, напоминающий о поражении и унижении соседа - народа, который считается легкомысленным. 'Германия не желала войны, которая готова была разразиться. Кайзер делал все, чтобы ее избежать'. Эдуард VII организовал удушение Германии из зависти к ее процветанию и неуклонному укреплению. 'Песнь ненависти' Эрнста Лисауэра свидетельствует о раздражении немцев против Англии, которая отказывается от дележа мирового господства.

Сразу же после первой мировой войны, результатом которой явился версальский 'диктат', озлобленность и распространение лживых измышлений стали нарастать: в речах, в школьных учебниках, в кинофильмах неустанно клеймили извечных врагов немецкого народа. В нацистских произведениях к ним прибавилась ненависть к коммунистам, франкмасонам, евреям. Но вплоть до начала войны с грязью мешали лишь внутренних врагов. Например, в серии 'Вчера и сегодня' разрушение государства и нравов в эпоху Веймарской республики сопоставляется с 'плодотворными и грандиозными' достижениями Третьего рейха. Запрещаются пацифистские фильмы (например, 'На Западном фронте без перемен'), так как они мешают подготовке молодежи к новой войне. Наоборот, поощряется выпуск фильмов о героизме немцев в годы первой мировой войны, в кино осуждается эгоизм уклоняющихся /141/ от отправки на фронт ('Штурмовой отряд. 1917 г.', 'Человек стремится в Германию').

Антисоветских фильмов мало, и их производство прекращается после заключения договора о дружбе и сотрудничестве с СССР. Но с 1939 г. на экраны хлынул фантастический поток антисемитских и антианглийских фильмов. Молодым воинам их часто показывали бесплатно, так же как в тылу - членам их семей.

За съемками этих фильмов лично следит Геббельс. В них находит свое наиболее чистое выражение нацистское видение истории, нацистская идеология. В распоряжение гигантских кинопредприятий предоставляются колоссальные средства (затмевающие все, что могли себе позволить в Голливуде или в СССР), чтобы 'энтузиазм масс был полностью удовлетворен'. Например, при съемках фильма 'Кольберг' о героическом сопротивлении Наполеону в 1813 г. было использовано 6000 лошадей и 187 000 солдат.
Триумф лжи

В нацистской Германии обнаруживаются все традиционные способы низвержения исторической истины. Например, ложь посредством умолчания: в фильме 'Кольберг' не упоминается, что осажденному городу помогали англичане (II.8). Или еще проще - искажается сам ход событий. Так, в фильме 'Еврей Зюсс' введение крайне непопулярной ввозной пошлины представлено как 'идея, которая может исходить только от евреев', тогда как в XVIII в. ввозные пошлины существовали во многих странах Европы (II.9), и т. д.

Но встречаются и специфические формы исторической лжи, присущие только нацистам формы извращения, немыслимые в какой-либо другой пропаганде. И это тем более примечательно, что историческим фильмам всегда предшествует уведомление, что они 'основаны на исторических фактах' и что одному из консультантов-историков, Вольфгангу Либенайнеру, присвоено звание профессора.
Фальсификация путем перестановки

В фильме 'Еврей Зюсс' Зюсс, став могущественным министром герцога, насилует дочь советника Штурма Доротею; после этого она кончает с собой. На самом же /142/ деле покончила собой собственная дочь Зюсса из-за попытки герцога изнасиловать ее... Принятие на службу корпуса наемников на самом деле произошло не по предложению Зюсса, а по инициативе герцога, в фильме же эта махинация приписывается евреям (II.9).
То, что постыдно, переносится на других

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Во всех случаях историки востока утверждают
Первым великим моголом в индии
Черная история ставит под сомнение ту интерпретацию фактов
Основатели первой великой религиина заре истории
Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира истории 8 англичан