Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
В истории Фридриха Великого, написанной Карлейлем, приводится много примеров тех трудностей, которые встретил прусский король при добывании сведений о движениях неприятельской армии. Так, при открытии кампании в 1741 г. его армия была окружена тучами легких войск, и он был поставлен в совершенную неизвестность обо всем, что происходило вне его расположения. Его разъезды не отваживались выходить из лагеря, а более сильные части также не могли прорвать окружавшей завесы, скрывавшей врага и его действия. В сентябре и октябре 1744 г. Фридрих попал опять в очень затруднительное положение благодаря превосходству неприятеля в легкой коннице. Последняя шныряла кругом по кустам, лесам и скалистым долинам. Прогнать или разбить эти легкие части было совершенно невозможно, так как они быстро уходили при приближении превосходных сил, но так же быстро и возвращались, когда прекращалось преследование. Фуражировки производились не иначе, как целыми полками; все письма и приказания перехватывались. Карлейль говорит, что легкие всадники в то время заслоняли свет солнца и что посылалось иногда до шести ординарцев с приказаниями к какому-нибудь генералу, стоявшему вне лагеря Фридриха, и все перехватывались. Три сумки с письмами, предназначавшимися для самого короля, были также захвачены, и он в течение 4 недель оставался без всяких известий и не знал, что делал император или французский король и т.п. В бою при Тейнском мосту легкие австрийские всадники атаковали арьергард Цитена и захватили переправу; прусским гусарам удалось только с большим трудом отбить их и отступить в порядке. Когда в октябре 1744 г. Фридрих покинул лагерь при Конопиште, то он ясно увидел, что гарнизонам Будвейса, Табора и [304] Фрауенберга угрожает опасность попасть в плен. Поэтому он тогда же послал восемь человек ординарцев одного за другим с приказанием этим гарнизонам присоединиться к нему. Все восемь были перехвачены австрийскими разъездами, так что не получившие никаких приказаний гарнизоны в числе 3000 человек действительно были взяты в плен. Вообще, вся кампания 1744 г. была довольно несчастлива для Фридриха, и неудачи его, как кажется, должны быть скорее приписаны искусству австрийской конницы в малой войне, чем каким-либо другим обстоятельствам. Карлейль говорит по этому поводу: «В то время, как перед старым Трауном все освещено дневным светом, Фридрих окружен все затемняющей атмосферой пандуров, которые его постоянно держат в полуночной темноте. Его положение освещается ему случайно, как бы вспыхиванием молнии...» При переходе австрийцев через Эльбу у Тейница 19 ноября 1744 г. легкая конница их, перейдя реку вплавь и вброд выше и ниже пункта переправы, бросилась в близлежащие леса. Цитен и Ведель, долго сдерживавшие австрийцев, несколько раз посылали просить подкреплений, но все посланные были убиты австрийскими всадниками; подкрепление не пришло, и пруссаки должны были отступить. Битва при Зооре, как мы уже видели, была, в сущности, нечаянным нападением. Правое крыло Фридриха было обойдено 30 000 австрийцев под прикрытием завесы гусар, передовые части которых подоспели по кустам на 600 шагов к прусскому лагерю. Всем эти австрийцы были обязаны чрезвычайным способностям своей конницы к разведывательной службе. Фридрих был затем вынужден развертывать свою армию под сильным артиллерийским огнем и, по всей вероятности, потерпел бы сильное поражение, если бы не превосходство его кирасир и пехоты над австрийскими. Сражение при Гохкирхене не было еще в большей степени нечаянным, чем Зоорское, но Цитен уже научился угадывать хитрости противника и своей бдительностью спас армию. Генерал Ллойд, служивший в австрийской армии, говорит, что он с 200 егерей и 100 драгун держался в течение всей кампании 1760 г. так близко от прусской армии, что ни разу не потерял ее из виду, хотя австрийские главные силы и корпус, к которому он принадлежал, были иногда удалены от пруссаков на 2-3 перехода. Почти ни одного дня не проходило без стычки, и все-таки потеря этого отряда в течение всей кампании не превзошла 20 человек. [305] Вышеприведенные приметы дают понятие о замечательной ловкости в отправлении сторожевой и разведывательной службы австрийскими иррегулярными частями. Будь у Фридриха такая же конница, то успехи его были бы еще больше, чем они оказались на деле, и он никогда не попадал бы с армией в такие тяжелые, иногда отчаянные положения, как это часто с ним бывало. Австрийская конница отличалась еще в одной очень важной отрасли кавалерийской службы, а именно в партизанских действиях и в операциях в тылу неприятеля на его сообщения. Самым замечательным из подобных поисков было нападение генерала Гаддика с 4000 человек и 4 орудиями на Берлин 17 октября 1757 г. Его отряд состоял преимущественно из кроатов. Он тщательно скрывал свое движение, шел преимущественно лесами и вместе с тем путем распространения слухов преувеличивал силу своего отряда. Комендант Берлина, генерал Рохов, имевший отряд такой же силы, как и Гаддик, и, следовательно, при полной возможности отбить его, поверил слухам о многочисленности австрийцев. Смелые действия партизан еще более укрепляли Рохова в этой уверенности, и, как только австрийцы атаковали шлезвигские ворота и фоштадт, он ушел с королевским семейством и архивами в Шпандау, бросив Берлин на произвол судьбы. После продолжительных переговоров Гаддик удовольствовался выкупом в 180 000 талеров и после 12-часовой остановки благополучно ушел за Шпрее. Все это предприятие было задумано очень искусно, выполнено чрезвычайно смело и произвело на некоторое время сильное впечатление; оно доказывает выдающиеся способности австрийской конницы к подобного рода службе. Другим подобного рода предприятием, может быть, не столь блестящим, но несравненно более важным по своим последствиям, было нападение 30 июня 1758 г. на прусский транспорт полковника Мозеля, шедший из Троппау в Ольмюце. Отнятие этого транспорта австрийцами имело большое влияние на результат кампании, так как вынудило Фридриха бросить осаду Ольмюца и уйти в Богемию. Полковник Мозель выступил из Троппау 26 июня с 4000 повозок и конвоем из 8 батальонов пехоты, 3000 рекрут и выздоровевших, сведенных в 4 маршевых батальона, и 1100 всадниками. Австрийский главнокомандующий, фельдмаршал Даун, принял все меры к тому, чтобы преградить путь Мозелю, так как очень хорошо понимал, что для спасения Ольмюца нужно или не допустить [306] транспорта, или вступить в открытый бой с прусской армией. Чтобы ввести Фридриха в заблуждение, он стал маневрировать, как будто собираясь вступить в сражение, а между тем отрядил лучшего из партизан, генерал-майора Лаудона, для атаки транспорта с запада; одновременно с ним Зискович должен был атаковать с востока. Фридрих, однако, понимая, что все зависит от беспрепятственного подхода транспорта, и разгадав хитрости Дауна, не дался в обман, послал генерала Цитена с 20 эскадронами и 3 батальонами навстречу Мозелю. Лаудон выполнил данное ему поручение очень искусно: он сумел скрыть свой марш от пруссаков и в исход третьего дня атаковал Мозеля близ Куннерсдорфа. Он занял высоты, господствующие над дефиле между Баучем и Альт-Либе, спрятал кроатов и венгерцев по лесам, а конницу поставил поперек дороги, чтобы со всех сторон атаковать голову неприятельской колонны, как только она покажется из лесу. Вместе с тем он выставил густую цепь постов к стороне Фридриха и выдвинул ее как можно ближе к Ольмюцу, чтобы лишить прусского короля возможности получить известия об опасности, угрожавшей транспорту; эти посты так исправно сделали свое дело, что первым известием, полученным Фридрихом о транспорте, было известие о его потере. При первом нападении близ Бауча Лаудон потерпел неудачу; меры, принятые Мозелем, были столь целесообразны и люди его сражались так мужественно, что австрийцы были отбиты с потерей больше 500 человек. В тот же вечер присоединился к Мозелю Цитен, и на следующий день они сделали дневку, чтобы подтянуть весь длинный обоз. Утром 30 июня они двинулись дальше и дошли благополучно до дефиле у Домштедтеля. Уже 120 повозок прошли его и начали вытягиваться по лежащей у выхода из него равнине, как вдруг на противолежащих высотах показались австрийцы и открыли сильный орудийный огонь. Цитен приказал повозками по мере выхода из дефиле строить вагенбург, а сам ударил на австрийцев; первая его атака была сначала удачна, но, взятый во фланг саксонскими драгунами, он должен был отойти к транспорту. Между тем подошел генерал Зискович и атаковал середину транспорта. Прусские рекруты держались очень мужественно и умирали на своих местах; однако после упорного боя превосходство австрийцев в силах взяло верх, и Цитен вынужден был отойти к Троппау. Весь транспорт попал в руки неприятеля; генералу Крокову, начальнику авангарда, удалось провести только около 250 повозок. [307] Нельзя делать упреков пруссакам за эту неудачу, так как задача провести благополучно транспорт по пересеченной местности -одна из самых трудных. В данном же случае, кроме того, нападающий был гораздо сильнее обороняющегося, что позволяло с самого начала предсказать последнему неудачу. Все приведенные выше примеры, с одной стороны, весьма поучительны как для изучения вообще, так и потому, что они дают читателю ясное представление об образе действий конницы в те времена. Они показывают поразительный контраст, который существовал в образе действий конницы обеих враждующих сторон. Большие успехи, одержанные великим прусским королем, несмотря на значительное превосходство его противников в силах, доставили известность прусской армии и славу великого полководца ее предводителю. Все европейские государства стали в точности подражать сделанным им изменениям в организации и одежде, и прусская система послужила образцом для всего цивилизованного мира. Эти обстоятельства имели важное значение для конницы; можно сказать, что до настоящего времени в основании всех конниц лежит система Зейдлица и Цитена. В 1749 г. один из лучших французских кавалерийских офицеров, граф Мельфор, посетил прусские лагеря и много говорил с тамошними кавалерийскими генералами о тактике конницы. Также и Маршал Саксонский бывал при дворе Фридриха Великого. Эти посещения вызвали обмен идей и подражание прусской конницы, ее организации и тактике в Англии, Франции, Ганновере и Австрии. Наполеону только удалось усовершенствовать методическое употребление кавалерии применением ее во всех видах ее деятельности. Он умел пользоваться ею для прикрытия движения армии для нанесения решительных ударов в бою, для развития успеха и для прикрытия отступлений. Его конница, однако, никогда не была так полно и хорошо обучена маневрированию на быстрых аллюрах, как фридриховская. Постоянные войны и многочисленные занятия другого рода не позволяли Наполеону лично входить в обучение своих всадников, как это постоянно делал Фридрих. В течение довольно продолжительного времени прусской армии подражали во всем до последних мелочей, что нередко служило предметом порицания беспристрастных военных писателей. Так, генерал Ллойд, принимавший участие в военных походах против Фридриха, отзывается с горькой иронией и резким порицанием [308] о той массе мелочей, на которые в те времена обращалось огромное внимание во всех армиях. Он говорит, что вся наука сводилась к правильной пригонке шляпы или пуговицы. «Они приписывали, — прибавляет он, — славные победы прусского короля этим и тому подобным мелочам. Короткие мундиры, маленькие шляпы, узкие штаны, башмаки с высокими каблуками и множеством разных бесполезных движений при упражнениях и эволюциях были введены во всеобщее употребление только на том основании, что все это имелось в Пруссии». Эта выписка из сочинений опытного генерала и выдающегося военного писателя дает понятие о том огромном влиянии, которое имела прусская военная система на все европейские армии во второй половине XVIII столетия. Глава III.
|
|
|
|
|
