<<<     ΛΛΛ     >>>   

Наконец, третье поколение правителей, выросшее в городской роскоши и изнеженности, уже не может себя защитить и делает, по мнению Ибн Халдуна, последний шаг к упадку своей династии - заменяет племенное ополчение наемным войском. Тем самым государство окончательно разрушило старинный дух родовой солидарности и отчуждалось от своей первоначальной асабийи. Признаки упадка становятся несомненными: личная власть государя ослабевает, от его имени начинают править фавориты и сановники. А тем временем в кочевой среде начинается возвышение новой ассабийи [153].

Наглядными примерами такой эволюции богата история мира. Свойственная арабам неприхотливость и патриархальная простота нравов сохранялась при первых халифах. Омар, отправляясь на простом верблюде в дальний путь из Медины в Иерусалим для подписания договора, вез с собой только один мех с водой и по мешку муки и фиников. Строго придерживался древней простоты и Осман, который постоянно носил обычную народную одежду. Он чинил свой суд по народному обычаю под открытым небом, в то время как в его власти уже находились сокровища Азии, а его войска завоевывали Египет. При последующих халифах с переносом столицы в Дамаск, этот город стал средоточием всей роскоши Востока и даже в этом отношении образцом для халифата в Кордове [154].

Тесное взаимодействие кочевников с оседлыми народами приводило к различным процессам, в том числе к оседанию номадов и формированию сильных государств. "Освоение территории, географические условия которой были весьма благоприятны для продолжения занятия скотоводством и развития уже существовавшего земледелия, способствовало быстрой смене мадьярами их хозяйственно-культурного типа: полукочевые скотоводы с примитивным земледелием превратились в оседлых земледельцев с большим удельным весом скотоводства в их хозяйстве, что, в свою очередь, было одним из факторов установления власти мадьярской аристократии над частями территории Среднего Придунавья и феодализации этой знати. Трансформация мадьярского союза племен в раннефеодальную народность ускорилась в процессе создания государства - Королевства Венгрия" [155].

Взаимоотношения кочевников и оседлых народов нельзя сводить только к жесткому противостоянию двух миров. Как пишет В. Бартольд "Европейскими учеными обыкновенно принимается в расчет только избиение кочевниками жителей культурных стран; на самом деле политическое объединение кочевников и в этом случае, как во всех других, было достигнуто только после долгой и кровавой борьбы, иногда связанной с систематическим истреблением целой народности, так что трудно было сказать, было ли истреблено войском Чингиз-хана больше народа в степи или в культурных странах. Столь же трудно было доказать, что монгольские завоевания принесли выгоду только кочевникам и только ущерб оседлому населению" [156].

По мере увеличения давления на среду обитания кочевников происходил процесс расширения использования земледелия в качестве компенсатора. Для многих регионов было характерно так называемое кочевническое земледелие. В частности, об этом пишет А.С. Бежкович, который считает, что "значительная часть киргизов занималась земледелием еще задолго до вхождения Киргизии в состав России. Но это земледелие имело местный, очень ограниченный, потребительский характер. Это было преимущественно кочевническое земледелие. Кочевническим мы его называем потому, что кочевник после посева продолжал кочевать, оставив свою пашню до созревания урожая (и только изредка наведываясь, чтобы полить пашню), после чего такой земледелец-кочевник снова появлялся на своем поле, убирал его и, обмолотив урожай и зарыв его в ямы, снова отправлялся кочевать. Таким образом, земледелием кочевник занимался как бы попутно и занятие это приспосабливал к основному своему занятию" [157].

Такая же ситуация была и в Туркменистане. В частности, ёмуды, сочетавшие земледелие со скотоводством, рассматривали земледелие как подсобное занятие. И хотя оно оказывало некоторое влияние на ритм перекочевок (скотоводы, сеявшие пшеницу и бахчевые, стремились попасть на летовку к маю, чтобы успеть посадить арбузы и дыни, а сами уходили на зимовки не раньше, чем была посеяна озимая пшеница), само местонахождение посевных участков нередко определялось интересами скотоводства: плотины для искусственных совма устраивались обычно в районах летовок. Скотоводы не находились у своего поля постоянно, а оставляли кого-нибудь для охраны посевов [158].

Оседание кочевников носит достаточно сложный характер. Как отмечает Э.С. Львова "Последние исследования показывают, что отказ традиционно кочевых народов от привычного образа жизни в пользу земледелия или иных занятий нередко воспринимается ими как мера вынужденная и зачастую временная, и при благоприятных условиях и росте стада до шести и более голов на человека земледелие забрасывается. Даже утратившие кочевое хозяйство бывшие скотоводы-кочевники сохраняют память о традиционной структуре и выступают за ее воссоздание" [159].

Этот парадокс достаточно широко известен во всех регионах планеты. Существует достаточно много объяснений этому феномену - от врожденной наклонности к кочевому быту до мистической предопределенности судьбы некоторых народов.

С высоты современности достаточно просто говорит о преимуществах того или иного типа хозяйствования или социальных отношений, политического устройства, верований и обычаев.

Но тогда на чаше весов лежали несопоставимые вещи, жизненно важные для любого человека.

Кочевник имел перед собой пример круглогодичного изнурительного труда крестьян, которые боролись за урожай на клочке земли, вынужденные сооружать ирригационные каналы и системы орошения. Сами условия проживания - высокая скученность, антисанитарные условия, отсутствие свежей воды, простора, постоянный контроль государства, - вряд ли со всей наглядностью показывали преимущества оседлости. Свобода в условиях кочевого быта и несвобода и привязанность к земле - вот тот выбор, который существовал перед нашими предками в те годы. Выбор бы вполне естественен и закономерен.

Кочевник имел реальную свободу и возможность защиты от посягательств правящего класса, более того, он мог сбросить ярмо раба и стать основателем правящей династии и великой империи.

Высокая мобильность социальной структуры кочевого общества по сравнению с земледельческим отмечается всеми исследователями. Более того, кочевник имел право на соблюдение обязательств по отношению к нему со стороны правящего клана, вождя. Например, Чингиз-хан был поднят на белой кошме и принял присягу, в которой говорилось "Мы хотим провозгласить тебя каганом-императором. Когда ты станешь каганом, то в битвах с многочисленными врагами мы будем передовыми, и если полоним прекрасных девиц и жен, то будем отдавать их тебе. В облавах на зверей мы будем выступать прежде других и пойманных зверей будем отдавать тебе. Если мы в ратных боях преступим твои приказы, или в спокойное время повредим делам твоим, то ты отними у нас жен и имущество и покинь нас в безлюдных пустынях". Как далее пишет Э. Хара-Даван "В этих словах подчинения можно, однако, прочесть между строк и об обязанностях, которые по понятиям избирателей, должен нести избранный император. Обязанности эти состоят в том, что он должен вести их к победам - к тем победам, которые доставляют степняку-кочевнику вожделенные блага жизни: чернооких красавиц, горячих скакунов, тучные пастбища для скота, привольные места для охоты. По выделении для повелителя законной части всех этих благ, должно оставаться достаточно и для его сподвижников" [160].

Хан должен был решать проблемы подданных другими путями. Там где невозможны были набеги с целью получения добычи, необходимо было искусство дипломатии. Например, Нурали, хан Младшего жуза, не мог разрешить вопрос с российскими властями о перегоне скота на правый берег Урала, и это вызывало острое недовольство рядовых казахов. С другой стороны, создание Букеевского ханства подняло авторитет ханов до небывалой высоты.

Как только правитель переставал отвечать интересам сообщества или пытался усиливать давление на кочевников без соответствующей компенсации, он утрачивал власть или следовала откочевка подданных.

Одна из главных причин такого способа прекращения ханских полномочий кроется в древней традиции. По сакральным представлениям кочевников кровь - священна, а проливать ее считалось святотатством. Тем более, священна была кровь правящих особ, к которым относились чингизиды. Убийство хана или султана имело тяжелые последствия, а убийство с пролитием крови - еще более серьезные. Поэтому "кровь" падала на тех, кто отдавал приказ об убийстве, а не только на рядовых исполнителей. Преодоление сакрального зла было возможно только через бескровную смерть. "Распространено предписание, отмечал Дж.Дж. Фрэзер, - согласно которому не должна проливаться на землю кровь верховного правителя. Поэтому когда надлежит предать смерти самого правителя или кого-то из членов его семьи, изобретают такой способ казни, при котором царская кровь не попала бы на землю...Когда хан Кублай (великий хан Хубилай правил в 1260-1294 гг.) нанес поражение своему дяде Найяну, восставшему против него, и взял его в плен, он приказал завернуть Найяна в ковер и подбрасывать его до тех пор, пока тот не умрет, "потому что ему не хотелось проливать кровь представителя своего княжеского рода на землю и выставлять ее на обозрение неба и солнца". Монах Рикольд, - продолжает Дж. Дж. Фрэзер, упоминает такое татарское правило: "чтобы овладеть троном, один хан предаст другого смерти, но он тщательно проследит за тем, чтобы не проливалась кровь последнего. Татары считают проливать на землю кровь великого хана делом в высшей степени непристойным; поэтому жертву душат тем или иным способом". Этот же исследователь и истолковал данное явление. "Боязнь пролить кровь на землю, в общем, объясняется верой в то, что в ней пребывает душа и что в силу этого земля, на которую попадает кровь, с необходимостью становится табуированной, или священной" [161].

Сакральность и прагматизм - боязнь кровной мести со стороны любого или всех вместе представителей "золотого рода" приводил к избранию откочевки как формы протеста.

Откочевка только на первый взгляд является пассивной формой сопротивления. Уход подданных, когда хан и его ближайшее окружение оставались один на один с жестокой природой и вероятным нападением внесоциальных, не признающих никаких законов или традиций шаек, грозил медленной или быстрой смертью. Достаточно вспомнить детство самого Чингиз-хана, который рос в крайне тяжелых условиях после трагической смерти своего отца Есугея-батыра. Темучин остался 9-ти лет в семье из матери и двух братьев. Подданные откочевали от семьи, почти весь скот был угнан неверными вассалами. Темучин с братьями для пропитания семьи охотился за сурками и барсуками. Часто приходилось питаться и растительной пищей, не имея мяса на варево, что у монголов считается крайней бедностью [162].

Причин для откочевок было достаточно много. Есть примеры несовпадения обычаев орды и правителя. Например, автор "Тарих-и Рашиди" неоднократно подчеркивал нежелание Юнус-Хана, получившего воспитание и долго проживавшего в городах Ирана и Средней Азии, жить в кочевой степи, по старому обычаю могульских ханов [163].

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Двенадцать лекций по истории турецких народов средней азии
Можно говорить о сущностной модернизации общества
Казахстан
В предприимчивых тюркских народностях
Современные политические процессы