<<<     ΛΛΛ     >>>   

(Абай. Слово тридцать седьмое)

Отношения номадов и земледельцев в описаниях большинства историков и этнографов всегда были далекими от дружелюбного сотрудничества. Взаимные характеристики были порой весьма нелицеприятными. Арабский автор 14 века, египетский чиновник аль-Омари, составитель огромной географической и политической энциклопедии о современных ему народах Востока, не скрывал своего пренебрежения горожанина и араба-мусульманина к "диким" кочевым племенам тюрок в целом, и к кыпчакам, в частности. Он писал, что кыпчаки живут в нищете, у них нет посевов, а стужа губит их скот. Это, по его мнению, "тупоумный и жалкий народ, который не знает ни веры, ни ума, ни проницательности" [135].

Характеризуя кочевников, китайские историки не скупились на отрицательные эпитеты: "Чжунгары вообще злы, глупы, (склонны) к насилиям, безрассудны. Хищничество почитают способностью. Кто не ворует, того не считают человеком. Кто один ограбит несколько человек, того почитают удальцом", - отмечают они. "Казахи обыкновенно переходят границы для грабежа, по природе своей являются хитрыми" - говорится в другом документе 20-40-х годов 19 века. В свою очередь среднеазиатские историографы обычно употребляли следующие эпитеты: "разбойники", "хищники пустыни", "степные волки", "саранча в человеческом образе", "демоны пустыни".

Точно также кочевники отделяли себя от оседлого населения, считали свой образ жизни единственно достойным благородных людей. Подобное воззрение было присуще монголам, маньчжурам в период установления власти Юаньской и Цинской династии в Китае. Джунгары также противопоставляли кочевников оседлым народам Средней Азии и России. В середине 19 в. в Ферганской области установилась власть кыпчаков, которые относились к оседлым народам как к низшим по сравнению с ними. Восприятие кочевых народов западной, китайской и мусульманской оседло-земледельческой культурами схоже. Отсюда одинаковая позиция в выработке линии поведения по отношению к ним [136].

Агрессивность кочевых народов по сравнению с оседло-земледельческими длительное время считалась неизменным атрибутом описаний. Но многочисленные исследования специалистов в различных отраслях знаний опровергли эту, казалось бы, незыблемую истину. Например, Эрих Фромм пишет о том, что "история цивилизации от разрушения Карфагена и Иерусалима до разрушения Дрездена, Хиросимы и уничтожения людей, земли и деревьев Вьетнама - это трагический документ садизма и жажды разрушения". Более того, "утверждение, что причины войн следует искать в человеческой агрессивности, не только не соответствует действительности, но и является вредным. Оно переносит внимание с истинных причин на иллюзорные и тем самым уменьшает шансы предотвращения войн" [137]. Агрессивность и высокие военные навыки - это все-таки разные категории.

Кочевники имели несомненные преимущества перед ополчением оседлых народов. Венгры, имевшие более сильное войско, нежели у своих соседей, осуществляли набеги на государства Центральной и Западной Европы. Эти походы создали у их соседей этнический стереотип мадьяр как конных воинов, жестоких и кровожадных грабителей. Этот стереотип нашел отражение в западноевропейских хрониках и других литературных произведениях, где мадьярские воины фигурировали под именем всей мадьярской общности... Указанный стереотип мадьяр 10 в. утвердился сначала во всей средневековой историографии, а затем в историографии европейских стран нового времени" [138].

Когда современные исследователи продолжают укладывать все новые и новые камни в эту столбовую дорогу, говоря об особой жестокости и воинственности кочевников, которые истребляли оседлое население, мы можем сказать, что мифы не умирают.

Но приведем один пример описания действий государства, которое создавало немыслимые условия для земледельцев и ради разведения скота уничтожало посевы и даже города. Вот что пишет европейский мыслитель: "Ваши овцы. Обычно такие тихие, питающиеся так скудно, ныне, как говорят, стали они такими прожорливыми и неукротимыми, что пожирают даже людей, опустошают поля, дома, города... Для пашни они ничего не оставляют, все занимают пастбищем, ломают дома, разрушают города, оставляя лишь только храм под овечий хлев. И - словно мало земли губят у вас лесные выгоны и заповедники для дичи - эти добрые люди обращают в пустыню вдобавок еще и все живое, все, что только было возделано". И речь не идет о монголах, арабах или кыпчаках. Так Томас Мор, лорд-канцлер и автор "Утопии" отзывался о действиях английских лордов, которые отбирали землю у крестьян для расширения своих пастбищ [139].

Естественно, что История знает достаточно много примеров истребления кочевых народов земледельческими государствами. Например, источники свидетельствуют об осуществлении поставленной эмиром Тимуром задачи хозяйственного разорения Юго-Восточного Казахстана и Кыргызстана, истреблении его населения. "Было приказано: пусть войска отдельными отрядами отправятся по разным дорогам и прочешут все земли и степи той страны, которая является местом кочевий и обитания племен джете (т.е. могулов), и везде, где (могулов) найдут, пусть их уничтожат" [140].

Средством покорения областей было строительство крепостей. К.А Пищулина приводит сведения Ибн Арабшаха, который говорил о строительстве крепостей для облегчения завоевания Могулистана.

Вместе с тем, взаимоотношения между кочевыми и земледельческими народами носили весьма своеобразный характер. "Кочевая аристократия, ставшая правящим слоем в полиэтническом государстве, как правило, устранялась от непосредственного управления завоеванными территориями. К тому же вмешательство в управление часто было попросту невозможно из-за сложности бюрократического аппарата оседло-земледельческих государств. Номады даже предпочитали сохранять существовавшие до завоевания органы власти, если те были способны обеспечить бесперебойное поступление дани, как это было, например, на Руси в золотоордынскую эпоху. Вследствие этого эксплуатация, даже если она принимала жестокие формы, не затрагивала основ экономики и социальных отношений земледельцев и не приводила к интеграции их в одно общество с номадами" [141].

Аналогичная ситуация складывалась и в других регионах мира. Например, конфедерация туарегов, контролировавшая караванные пути через Сахару, в 1433 г. захватила Томбукту, Ваалату и ряд других городов. "Аменокал (глава конфедерации) Акил ал-Малвал, установивший власть над Томбукту - крупнейшим торговым центром этого района, ограничился сбором регулярной дани. Не изменились ни занятия жителей, ни социальная структура, ни административное управление - в городе оставался прежний томбукту-той (правитель города). Туарегский султан продолжал привычный кочевой образ жизни и входил в город только для взимания дани" [142].

Переход от одного типа хозяйства к другому зависел от множества факторов, в том числе и давление традиции, наличия соответствующей природной среды, потенциала типа хозяйствования.

И кочевая, и земледельческая цивилизации имеют определенные границы выживаемости, которые в основном соответствуют природно-климатическими зонам. Исключение составляют естественные пограничные зоны, в которых могло развиваться как земледелие, так и кочевое скотоводство. Именно эти территории были основными аренами битв кочевников и земледельцев. Но принцип невмешательства во внутренние процессы развития оседлых регионов после их завоевания был доминирующим в кочевых государствах. Например, "нет никаких сведений" об изменении тюрками в завоеванных ими землях с городским и оседло-земледельческим населением существовавшей там социальной, экономической или политической систем. По всей вероятности тюркский каган ограничивался утверждением своего сюзеренитета и получением дани" [143].

Иначе говоря, мы можем говорить о существовании в пространстве Центральной Азии двух цивилизаций - кочевой цивилизации, ограниченной естественными пределами степного ареала, и оседло-земледельческой цивилизации речного пояса, тяготеющего к великим цивилизациям Востока.

Пограничной линией между двумя мирами был регион, который занимали присырдарьинские города и Семиречье. Здесь ситуация менялась достаточно часто. Например, в результате монгольского нашествия сильно пострадали присырдарьинские города, которые затем все-таки смогли восстановиться, но "Семиречье же превратилось в основном в район кочевого и полукочевого скотоводства. Кочевники-монголы, завоевавшие Мавераннахр, под влиянием развитых феодальных отношений и сохранившейся оседло-земледельческой и городской культуры быстрее приспосабливались к местным условиям и к оседлой жизни. Монголы, оставшиеся в Семиречье во главе с их феодальной верхушкой, хотя в значительной мере тюркизированные к середине 14 в, сохранили в основном кочевой быт, более того, усилился кочевой элемент в Семиречье и за счет превращения в кочевников бывших земледельцев и полукочевников из числа местных тюрков" [144].

В пограничных регионах шла ожесточенная борьба между оседлыми и кочевыми народами, которые стремились приспособить окружающую среду к собственному типу хозяйственной деятельности. Во время нашествия Чингиз-хана происходило уничтожение городов и земледельческих регионов. Рубрук, побывав в Семиречье, отметил исчезновение большого количества городов, упадок земледелия, превращение культивируемых земель в пастбища для номадов. Плано Карпини, посетивший Русь вскоре после татаро-монгольского нашествия, сообщал, что Киев, раньше большой и многолюдный, "сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей ... тех держат в самом тяжелом рабстве"; вообще же, завоеватели "сражениями опустошили всю Руссию" [145].

Но в пространстве Евразии существовали естественные ограничители расширения кочевой цивилизации - большие реки, плотное земледельческое население, непригодные климатические условия и иные факторы. Как правило, кочевники не шли в эти районы. Кроме того, они понимали необходимость взаимодействия с оседлыми народами.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Это был экспорт российской революции
Уже давно стал общим местом тезис о таджикском населении
Очерки истории средневековых уйгуров
Религиозная пропагандаquot
Стремясь заменить ими персов в качестве торговых посредников