<<<     ΛΛΛ     >>>   

Зевс, кто б ни был ты – коль так
Нам звать себя велел,
Так зовем мы, бог, тебя.

Важнее была санкция. В молитве Хриса она, при всей ее красоте, сводится к указанию на божий долг. Да, на долг; и потому выше в нравственном отношении более поздняя молитва Диомеда Палладе, тоже уже упомянутая (стр.74): герой ссылается не на свои заслуги, а наоборот, на любовь богини, многократно уже проявленную:

Слух преклони, необорная дочь громоносного Зевса!
Если когда-либо мне иль отцу моему ты любовно
Помощь являла в бою – о, теперь возлюби меня, дева!

И на той же почве стоит и молитва Сапфо Афродите, одна из самых трогательных и задушевных, какие нам сохранены. Перед нами любящая женщина, любовь которой отвергнута любимым человеком...

Позволительно ли христианке давать волю в молитве подобным земным чувствам? Думаю, все-таки, что Богородица принимает и такие молитвы, раз они искренни, и искренне чувство обиды, их вызвавшее. Но во всяком случае их принимала Афродита:

Нет, приди сюда, если в дни кручины
Ты мой зов когда-либо с выси горней
Услыхав, оставила дом свой отчий
И колесницу Запрягла...

Во времена оны знали, вероятно, и другую санкцию: человек ссылался на свою силу над божеством, приобретенную магическими средствами: он не просил, а требовал и грозил; молитва была заклятием. Так во все времена египтяне относились к своим богам; но для грека это – предположительная древнейшая эпоха суеверия, от которой не только в историческую эпоху, но уже и в гомеровскую не осталось более ни следа... если не считать низменных областей частной магии.

И, наконец, просьба... О чем следует просить? Конечно, жажда возмездия – естественное чувство, особенно если нанесена кровная обида; и сам Платон признает, что проклятие отца или матери, обиженных своими детьми, вернее всего достигает слуха богов. На этом основании понятно также, что и государство, общая мать всех граждан, иногда призывает кару богов на своих дурных сынов, уклонившихся бегством от кары гражданского правосудия. И все же – каким благородством веет от ответа Феано, жрицы Деметры! Когда афинская демократия, возмущенная предательством Алкивиада, обратилась ко всем жрецам и жрицам с требованием проклясть его от имени своих богов – она одна отказалась, ответив: "Я – жрица молитв, а не проклятий".

Бог есть благо, и только благо от него исходит, учил Платон; а потому только о благе и следует его просить. Очень соблазнительно было понимать это благо в низменном смысле и обращаться к богам с такими просьбами, которых, по насмешливому выражению позднейшего стоика Персия, нельзя было им доверять иначе, как отведя их в сторону. Чтобы противодействовать этому низменному пониманию, еще Пифагор требовал, чтобы всякая молитва была громкой. Государства в своих официальных молитвах подавали в этом отношении хороший пример: Афины молились "о благе и спасении граждан афинских, их жен и детей и всей страны, а также и союзников"; Спарта – чтобы боги даровали ей "прекрасное в придачу к благу". Но выше всех, конечно, была молитва, которую Платон, или его школа, влагает в уста Сократу: "Владыка Зевс, даруй нам благо, даже без нашей просьбы, не даруй нам зла, даже по нашей просьбе".

Но – можно поставить вопрос – не упраздняет ли такое понимание молитвы ее самой? Нет, ответил неоплатонизм; "ибо молитва возвышает душу к непосредственному общению с божеством". Этим была достигнута крайняя высота в религиозно-нравственном понимании молитвы.

§26
До сих пор была речь о религии для добрых; но есть в народе и злые, и их даже много. Пусть же мысль о каре божества их удерживает от злодеяний, раз они нечувствительны к общению в любви.

О каре божества – но где? На этом свете, или на том? У Залевка сказано об обеих; поговорим об обеих и мы.

Бог на этом свете награждает добрых и карает злых; что это значит? Это значит, что благополучие добрых и несчастье злых, независимо от вызвавших то и другое естественных причин, понимаются как награда и кара божества. Ибо все деяния и претерпения человека связаны между собой двойной причинностью – естественной и сверхъестественной – и эти причинности не исключают взаимно друг друга, а стоят рядом; так гласит установленный мной "закон двойного зрения", нечто аналогичное признанному некоторыми новейшими философами "психофизическому параллелизму".

Прекрасно; пока добрый счастлив и злой несчастен, все в порядке Но ведь бывает и наоборот – опыт неумолим – и даже часто Где же тут божья opis – или, как скажут позднейшие. божий промысел (pronoia, лат. providentia)? Затруднение есть, но преодолеть его нетрудно. Не торжествуй, злодей, не унывай, праведник; подожди, что дальше будет: "Медленно мельницы мелют богов, но старательно мелют".

Что ж, подождем... Ну вот, и дождались – смерти. Злодей умер в благополучии, праведник умер в несчастии. Где вы теперь, мельницы богов?

Здесь камень преткновения. Автор Иова – тот еще не доходя до него поник душой и только во мгле агностицизма нашел спасение от отчаяния Эллина благополучно перенесла через него его глубокая вера в мать-Землю и ее законы. Мы подходим тут к важному для античной этики, в ее отличие от новейшей, воззрению, которое я назвал филономизмом, противополагая его онтономизму современности (термины подобраны по аналогии геккелевских "филогенеза" и "онтогенеза").

Да, мы дождались смерти – и остановились, воображая, что она – повторяю – на этом свете – предел. И в этом мы ошиблись: смерть не есть предел. Через нее или поверх ее жизнь особи продолжается – в породе.

"Это – труизм". Пока – да; и конечно, не в этом филономизм. Он в том, что особь сознает себя как одно целое со своей породой по восходящей и нисходящей линии, сознает бремя ответственности, возложенное на нее предками, а равно и то, которое она возлагает на своих потомков. Филономизм – явление сознания, а не естественной истории.

Нас в последнее время развитие науки с заслуженной нашим отщепенством грубостью поставило лицом к лицу с этой забытой нами истиной, воздвигнув перед нами страшную проблему наследственности. Да, поистине мы своей физической природой пожинаем урожай наших предков и отвечаем за их грехи – безо всякой нашей заслуги или вины... Нашей? Смехотворная отговорка! Да разве они – не мы?

Эллин давно ее предвосхитил и разрешил, эту проблему, на почве своего филономического сознания... тогда последний батрак был аристократом, и в сравнении с ним самый царственный из нынешних царей в его онтономическом скудочувствии представляется плебеем. Порода не только бессмертна – она и осознает себя как таковая в лице каждой своей особи.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Всю греческую религию рассматривать под углом государственности
Молитва была заклятием
Только поклонения кумирам
И те религии
черпающих свою двигательную силу от высшего божества