<<<     ΛΛΛ     >>>   

Первым большим народным движением социально-сектантского характера было то, которое в эпоху гуситских войн происходило среди чешского крестьянства. Еще боль­шие размеры получило подобное же движение среди немец­ких крестьян. Они начали еще волноваться с конца XV в., жалуясь на ухудшение своего быта, и все первые годы XVI сто­летия прошли в крестьянских заговорах и бунтах, все участ­ники которых ссылались при этом на Св. Писание в виде доказательства своей правоты. Когда началась реформация, сельский люд стал возлагать на нее большие надежды, и часть крестьян, восставших в 1524—1525 гг. против властей и своих господ, в религиозном отношении не пошла далее общих религиозных принципов протестантизма, в

социаль­ном отношении требуя лишь облегчения своей участи. В этом и заключалось содержание знаменитых «12 статей». Наоборот, другая часть восставших пошла в движение под знаменем коммунистического анабаптизма Фомы Мюнцера, а третьего частью задумали воспользоваться образованные люди из высших классов общества для осуществления посредством народной революции целого ряда политических реформ. Последнее явление напоминает нам французскую революцию, когда крестьянское движение совпало по времени с политическим и совершалось в тесной с ним связи. Извес­тен печальный исход немецкой крестьянской войны XVI в.: с 1525 г. все более и более ухудшается до самого ХУШ в. и экономическое, и юридическое положение германского сельского населения, благодаря еще большему расширению дворянских прав после поражения крестьян. В меньших размерах народные волнения происходили в реформацион­ную эпоху и в других местах.

С другой стороны, религиозная реформация происходила в эпоху почти повсеместного усиления королевской власти и обострения борьбы с нею сословно-представительных учреждений. Это была эпоха, когда, как мы об этом уже говорили, государственные начала брали перевес над фео­дальными и муниципальными формами прежнего полити­ческого строя, и когда, с другой стороны, в самом государ­ственном быту королевский абсолютизм вытеснял сословно-представительные учреждения. Против усиления королев­ской власти восставали вообще те сословия, политические права которых при этом терпели наибольший ущерб, и осо­бенно дворянство. Вот почему политические движения XVI в. имеют иногда характер прямо феодальной реакции. Послед­нее можно сказать о многих странах, но особенно о Франции, где в эпоху религиозных войн среди протестантского и като­лического дворянства обнаружилось сильное стремление к восстановлению феодального быта, так что губернаторы провинций мечтали сделаться наследственными вассальны­ми правителями своих областей, а мелкие сеньеры возобно­вили времена феодальной анархии. Одновременно с этим, понятное дело, должны были отстаивать свои права и

государственные сеймы, в которых дворянство также играло первенствующую роль, и в защиту их прав выдвинута была протестантская (кальвинистическая) теория народовластия. Рассматриваемая нами борьба в XVI и XVII вв. состояла из ряда религиозно-политических революций. Пример показала Шотландия, где в 1559 г. одновременно низвергнута была регентша королевства, и произведена была реформация, так как регентша стремилась усилить королевскую власть и права церкви над светским обществом. Вскоре затем в Шотландии последовала и другая революция, низвергшая с престола католичку Марию Стюарт. В обоих этих случаях действовавло, главным образом, дворянство. Аналогичными были причины совершившегося около того же времени восстания Нидерландов против фанатического и деспотичес­кого Филиппа П Испанского,— восстания, сопровождавше­гося введением в стране протестантизма, причем нидерланд­ская революция окончилась отпадением от монархии части соединенных провинций для образования самостоятельной республики. Тогда же происходило и во Франции реформационное и политическое движение против католической церкви и королевской власти, в государственном смысле ни к чему не приведшее, хотя и вызвавшее попытки генераль­ных штатов ограничить королевскую власть. Во всех этих случаях государственные сеймы (шотландский парламент и генеральные штаты в Нидерландах и во Франции) стано­вились под знамя кальвинистического принципа народо­властия, выработавшегося под влиянием республиканских порядков Женевы. Вместе с тем, защита политической свободы сопровождалась защитою свободы религиозной, как это наблюдается еще и в истории столкновения сеймов с монархическою властью в австрийских наследственных землях: тут особый интерес представляют дворянская органи­зация чешского протестантизма и чешская революция в за­щиту политической и религиозной свободы, сделавшаяся исходным пунктом тридцатилетней войны, которая, в свою очередь, нанесла удар сословно-представительным учрежде­ниям и в самой Чехии, и в большей части немецких кня­жеств.

Но самым замечательным историческим фактом рассмат­риваемой категории была, конечно, борьба королевской власти с парламентом в Англии, приведшая страну к двум революциям. И здесь политическое столкновение было, вместе с тем, столкновением религиозным: в борьбе находи­лись, с одной стороны, королевская власть, опиравшаяся на государственную аристократическую церковь и на учение о божественном праве своего абсолютизма, под конец же прямо склонившаяся на сторону католической реакции, а с другой, парламент, отстаивавший права нации и стремив­шийся к более демократической реформе церкви. На время в Англии даже устанавливалась республика индепендентов, в религиозно-политическом учении которых на первых местах стояли принципы свободы совести и народовластия. Вторая английская революция окончила эту борьбу в пользу парламента и протестантизма, в пользу политической и ре­лигиозной свободы, и в XVIII столетие Англия перешла с упроченными началами своего государственного быта, которые, как известно, оказали затем весьма сильное влияние и на другие страны Западной Европы.

Связь религиозной реакции с политическою

В предыдущем очерке мы видели, какую роль все эти социальные и политические движения реформационной эпохи сыграли в истории возникновения, а также и усиле­ния католической реакции. Отметим еще теперь, что с этою реакцией рука об руку пошла — в католических странах, конечно,— и реакция политическая. Под влиянием одина­ковой опасности от этих движений и для церкви, и для государства, столь обычные и частые прежде споры между духовною и светскою властями сделались явлениями ред­кими и исключительными, вплоть до разрыва государства с католической реакцией в эпоху просвещенного абсолютиз­ма. Если когда и осуществлялась средневековая теория о том, что церковь призвана властвовать над душами, а государ­ство — управлять телами людей, то это было именно в эпоху наибольшего торжества католической реакции, т. е. с

середины XVI до середины XVIII века: общая реакционная идея объединяла церковную и государственную политику в од­ном стремлении с полюбовным разделением сфер ведения между духовною и светскою властями. В эту эпоху государ­ство копировало в одно и то же время и средневековую католическую церковь, в свою очередь, многое унаследовав­шую из древней Римской империи, и античное государство, возрождавшееся в теориях той эпохи, особенно в «Государе» Макиавелли. В числе усердных читателей Макиавелли находился и Карл V, первый крупный государь нового вре­мени, всю жизнь свою посвятивший служению отвлеченной государственной идее, подававший пример другим монархам и завещавший свою политику своему сыну Филиппу II. Последний сделался главным представителем католицизма и абсолютизма во второй половине XVI века. В большей части случаев с окраскою вероисповедною, хотя местами от нее и отрешаясь, но лишь на время (напр., при Ришелье во Франции), новая политика в XVII веке нашла немало пред­ставителей. Им был, напр., один из героев тридцатилетней войны, Максимилиан Баварский, подчинивший свое княже­ство вместе с иезуитской реакцией порядкам полицейского государства с мелочным вмешательством в частную жизнь; им был кардинал Ришелье, «Политическое завещание» и вся политика которого дает право называть его величайшим государственником своей эпохи; тем же был и младший его современник Гоббс, развивший идею неограниченной госу­дарственности в целую политическую теорию. Вся вторая половина XVII и начало XVIII вв. носят в истории название «века Людовика XIV» по имени самого замечательного представителя этого соединения религиозной реакции с политическою, которую он довел до того, что превратил Францию из европейской монархии в подобие азиатской деспотии. Его международная политика, как и политика Филиппа II в XVI в., вытекала из стремления доставить тор­жество абсолютизму и реакционному католицизму во всей Западной Европе. Оба раза, впрочем, реакция встретила отпор в свободных протестантских государствах, в Англии и в Гол­ландии (что придает особенно важное значение второй

английской революции, нанесшей страшный удар всей международной политике Людовика XIV). Эта культурная и политическая реакция достигла на Западе к концу XVII века своего апогея. Людовику XIV подражали почти все современные ему государи Западной Европы, не исключая и немецких имперских князей. Везде вводилась в жизнь одна и та же система, бывшая как бы последним словом общей реакции против всех движений нового времени, где только личность в том или другом отношении отстаивала свои права. Реакционная система именно и заключалась в подавлении всех индивидуальных прав и в поддержке всего того, что не могло уже одними собственными силами держаться против исторического движения, источником которого было развивающееся личное и общественное созна­ние. Лишь в сравнительной слабости этого сознания и в раз­розненности общественных сил и находит свое объяснение победа реакционных начал над первым великим истори­ческим движением нового времени, связанным с религиоз­ной реформацией. Результаты реакции кристаллизовались в тех государственных и общественных формах, которым французская политическая историография дала название «старого порядка» (ancien regime).

«Старый порядок»

Старый порядок это есть, в сущности, соединение соци­альных привилегий дворянства и духовенства, унаследо­ванных от средневекового строя, т. е. из времен феодализма и сословной монархии, с королевским абсолютизмом, кото­рый является уже результатом, как мы видели, более поздней эпохи. Подавляя феодальную аристократию и католическое духовенство, как независимые политические силы, королев­ская власть на Западе оставляла за обоими этими сословиями их социальные привилегии. В новое время феодальная аристократия, сохраняя все унаследованные от средних веков преимущества, превратилась мало-помалу в придворную знать, раболепную и вместе с тем своекорыстную, которая пользовалась своею близостью к королевской власти лишь

для поддержки сословных своих интересов. Короли, которые привлекали феодальную аристократию к своим дворам, имея в виду ослабление ее политического значения в стране, сами, с своей стороны, не могли не подпасть под влияние при­дворной атмосферы и потому начали смотреть на все глазами сословия, к которому даже причисляли себя самих, искажая такою политикою основную идею монархии. Аналогичное явление наблюдается и в отношениях королей к духо­венству, так как, подчиняя его себе политически, они, сами подчинявшись культурной реакции, — католического или протестантского характера, все равно, — поддерживали всею своею силою как исключительное господство духовенства над светским обществом в умственной жизни последнего, так и социальные привилегии клира, где их не тронула религиозная реформация XVI в. Государственная власть до такой степени срослась с известными конфессиональными традициями, что не допускала иноверия среди своих поддан­ных. Еще в XVI и начале XVII столетия католические государи Франции и Австрии давали грамоты, которыми обеспечивали за своими протестантскими подданными известные вероисповедные права, в то самое время, как в Испании и в Италии истреблены были все протестанты, но после общего усиления реакции, особенно во времена тридцатилетней войны и уничтожения во Франции нантского эдикта, и те страны, где раньше существовала свобода протестантского культа, пошли по стопам Испании и Ита­лии. Австрии и Франции пришлось ждать самого конца XVIII в., чтобы возвратиться к политике веротерпимости. Те же явления мы наблюдаем и в конституционной Англии, где только вторая революция утвердила веротерпимость, хотя закон по-прежнему все еще ограничивал права диссидентов по отношению к государственной и общественной службе. Польша в XVIII в. сделалась даже прямо классической страною религиозной нетерпимости. Строго конфессио­нальный характер католических государств особенно поддер­живался иезуитами, которые стали делаться воспитателями наследных принцев и духовниками самих королей, а это, конечно, не могло не отзываться на внутренней политике

таких государей. Придворное и иезуитское влияние — вот та атмосфера, которою были окружены очень многие представи­тели государственной власти при старом порядке. Вслед­ствие этого их кругозор суживался, и они были неспособны на такую внутреннюю политику, какой требовали не только духовные и материальные интересы народа, но и более односторонне понимаемые интересы казны.

Преобладающим политическим принципом рассматривае­мых порядков был королевский абсолютизм. Он утвердился в Испании, в Португалии, в государствах Италии, во Фран­ции, в Австрии, в Пруссии-Бранденбурге, в Дании и в не­мецких княжествах, а в конце XVIII в. и в Швеции, где ему пришлось долго бороться с аристократическо-республиканским режимом вроде того, какой существовал в польской Речи Посполитой. Во всех этих монархиях законодательство находилось в личном заведовании самих королей или временщиков, так как для этой важной деятельности госу­дарства совсем не существовало специальных учреждений, хотя бы и вполне зависимых от монархической власти. Законодательное значение сословно-представительных уч­реждений пало, потому что или вообще прекратилось их созывание или, продолжая созываться, они перестали играть роль. В управлении господствовала бюрократическая центра­лизация, устранявшая от всякого участия в нем местные силы, так как общинного и областного самоуправления или совсем не было, или оно влачило самое жалкое существо­вание. Права администрации были безграничны, и она вме­шивалась решительно во все дела частной и общественной жизни, осуществляя идеал так называемого «полицейского государства», в котором крайнее стеснение свободы происхо­дило не в силу закона, хотя бы и очень тяжелого, а иногда просто по усмотрению высшего и даже низшего начальства. Судебная власть была подчинена администрации, что лишало судей независимости в произнесении приговоров, не говоря уже о дурном законодательстве и плохом составе судейского персонала; там же, где юстиция пользовалась самостоятельностью, она получала характер сословной при­вилегии и отправлялась в чисто средневековых формах.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Под своеобразностью античного развития многие общие черты всякого исторического развития в смысле
Прогресс социальный
Перечисленные причины реформационного движения xvi в
Начало политической свободы государства истории
И давали им возможность осуществлять при помощи государственного принуждения социальные стремления