<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но Блок уже избрал для себя иной путь, единственный, по его убеждению, в момент национального унижения его родины. Связь с жизнью, с современностью всегда оставалась характернейшей чертой этого специалиста по истории далекого средневековья. Но то не был интерес бесстрастного стороннего наблюдателя — Блок, переживавший трагедию Франции как свою личную трагедию, не мог не вмешаться в ход событий и не принять в них самое активное участие. Натура борца, проявлявшаяся в нем ранее в кипучей деятельности, направленной на преобразование исторической науки, теперь искала себе иного выхода. Наблюдая хладнокровие Блока во время бомбардировки, один молодой офицер сказал ему: «Существуют профессиональные военные, которые никогда не станут воинами, и есть штатские люди — воины по натуре, вот вы — воин». Блок не возражал против подобной оценки. «Вопреки обычному предрассудку, — писал он, — привычка к научным поискам вовсе не так уж неблагоприятна для того, чтобы спокойно принять пари с судьбой». И Блок бросил ей вызов.

Уже в Клермон-Ферране и Монпелье он устанавливает контакты с первыми группами борцов за свободу. «Самый старый капитан во французской армии» (как он сам себя называл) вступил в ряды движения Сопротивления. С 1943 г. он полностью отдается борьбе с нацистскими оккупантами и становится одним из руководителей подпольного движения патриотов на своей родине — в Лионе, членом региональной Директории Сопротивления. «Арпажон», «Шеврез», «Нарбонн», «Бланшар» — под этими кличками смело действовал немолодой и не очень здоровый физически человек, отец шестерых детей, ставший бойцом подпольной освободительной армии. Его товарищи по борьбе не знали его гражданской профессии, но они восхищались мужеством, методичностью и организованностью этого невысокого подвижного человека, глаза которого лукаво поблескивали сквозь большие очки. И в этот период Блок не оставляет пера. На выставке, посвященной его памяти в Парижской Школе высших исследований в социальных науках (май 1979 г.), среди других документов были представлены сочинения Блока — борца Сопротивления: сатирическая поэма, высмеивавшая неудачливого генерала, памфлет «Доктор Геббельс анализирует психологию немецкого народа».

2 Blocк М. L'etrange defaite. Paris, 1957. Р. 23,

186

В марте 1944 г. Блока схватили гестаповцы. Он стойко выдержал жестокие пытки, не раскрыв ни имен, ни явок. 16 июня он был расстрелян недалеко от Лиона вместе с группой патриотов. Последние его слова были: «Да здравствует Франция!»

Завещание Марка Блока, датированное 18 марта 1941 г.3, завершается так: «Я умираю, как и жил, добрым французом». На могильном камне он просил вырезать: «Dilexit veritatem» («Он любил истину»).

«Апология истории» занимает особое, если не сказать — исключительное, место в обширной литературе, посвященной проблематике исторического знания.

Обычно произведения этого жанра пишутся не профессиональными историками, а философами. Историк-исследователь, как правило, слишком поглощен своими специальными вопросами, чтобы всерьез заняться более общими и широкими проблемами исторического познания; к тому же он не всегда достаточно подготовлен, чтобы квалифицированно о них рассуждать. И если не раз высказанное мнение о том, что дело историка — изучать конкретную фактуру исторического процесса, предоставив глобальные обобщения методологам и социологам, вряд ли справедливо, то все же приходится признать: на практике такое «разделение труда», к сожалению, существует.

К сожалению, ибо, как свидетельствует книга Блока, продуктивно работающему историку есть что сказать о своей науке. «Практикующий» историк лучше, чем кто-либо, осведомлен о специфике собственной профессии, о проблемах, которые возникают при исследовании «дел человеческих». Незачем умалять важность философского рассмотрения исторического знания и его места в ряду других наук об обществе, но подобно тому, как историк не в состоянии выполнить функции философа в методологическом анализе этих над- и междисциплинарных вопросов, так и философу не заменить историка в попытках определить направление движения его науки—дела хватит всем. И кто же, кроме специалиста, может поведать нам о ремесле историка? Ученые не столь уж часто позволяют заглянуть в их лабораторию. Именно в том, что Блок вводит читателя в свою мастерскую, состоит, пожалуй, наиболее привлекательная черта его книги. Он не «парит» над материалом, а размышляет над огромным конкретным научным опытом, накопленным историками. Он далек от априорных рассуждений о том, каким должен быть исторический труд; он развивает,

3 Мы не знаем непосредственных причин, побудивших Блока составить завещание,—общая ситуация в оккупированной Франции в 1941 г. достаточно к этому располагала. Дата, которой оно помечено, приблизительно совпадает с временем начала работы над «Апологией истории». Перед нами—два завещания Блока: личное и научное.

собственно, лишь некоторые из идей, сложившихся у него в Процессе многолетних научных изысканий.

Вдумаемся в заголовок книги. «Apologie pour 1'Histoire», т. е. «оправдание», «защитительная речь в пользу истории». «Апология»! Сократ произнес свою апологию перед афинским суДом; Платон и Ксенофонт назвали так свои произведения, в которых излагали его речь. Реминисценция этого значения у Блока несомненна. Оправдание, защита разума, и в первую очередь исторического разума, — таков пафос его незаконченного труда. Это очень французская книга. Она французская и по свободному изяществу, с которым обсуждаются самые сложные вопросы исторического ремесла, и по ориентации на определенную традицию в истории мысли, представленную такими именами, как Монтень и Рабле, Декарт и Паскаль, Бейль и Вольтер, Токвиль и Мишле, Февр и Ланжевен. К этой традиции мысли Блок примыкает, более того — он ее отстаивает. То, что он писал «Апологию истории» в годы второй мировой войны, в период гитлеровской оккупации Франции, исполнено глубокого смысла. Историк-гуманист, Блок сознавал необходимость защиты истории, культуры, человеческого духа перед лицом сил варварства и разрушения.

История нуждалась в защите и по другой причине. Блок был свидетелем «отказа от истории» того класса, к которому принадлежал по происхождению и воспитанию. В «Странном поражении», написанном непосредственно перед тем, как Блок приступил к работе над «Апологией», мы находим следующие строки: «Две категории французов никогда не поймут истории Франции: те, кого не волнует память о коронации в Реймсе, и те, кто без трепета читает о празднике Федерации» 4. Реймс — историческая святыня Франции, город, в котором традиционно короновались французские монархи; коронация Жанной д'Арк Карла VII в Реймсском соборе была символом освобождения Франции в Столетней войне. Праздник Федерации 14 июля 1790 г., в первую годовщину взятия Бастилии революционными массами Парижа, — символ национального единства и демократии. Блок находит слова гневного осуждения по адресу французской буржуазии, потерявшей контакт с собственным революционным прошлым. Нужно защитить историю от тех, кто забыл ее и не желает или неспособен извлечь из нее должных уроков.

Однако было еще одно основание, побудившее Блока выступить с апологией истории,—предательство самих историков. В книге нет прямой полемики с теми — довольно многочисленными — представителями западной исторической и философской мысли, которые провозглашали тезис о несостоятельности истории как науки, о непознаваемости прошлого, но все содержание книги, утверждающее идею строго объективного постижения истории, оп-

* Blech М. L'etrange defaite.-P. 210.

188

ровергает подобные теории. «В области духовной жизни не менее, чем во всякой другой, страх перед ответственностью ни к чему хорошему не приводит» 5. Историки — агностики, субъективисты, релятивисты — снимали с себя ответственность за познание прошлого той цивилизации, которую Блок с основанием называет «цивилизацией историков». Сам Блок сознает ответственность историка — о ней и книга.

«Апология истории». Но Блок дает своей книге и второе название: «Ремесло историка». Ремесло в том широком и высоком значении этого слова, которое оно имело в далекие времена, когда термин metier прилагался к мастерству, к профессиональному умению средневекового ремесленника, владевшего всеми тайнами своего цехового труда. Раскрыть эти тайны, показать, как работает мастер исторического ремесла, каковы трудности, подстерегающие его при познании прошлого, и возможности их преодоления, — такова цель, поставленная Блоком. Насколько животрепещущей была и остается эта задача, свидетельствует состояние современной Блоку исторической науки.

II

Размышления о природе исторического познания столь же стары, как и сама история: люди всегда интересовались своим прошлым и задавались вопросом о важности этих знаний. Определение истории как «наставницы жизни» восходит к античности. Тем не менее можно утверждать, что никогда прежде проблема смысла изучения истории, возможности научного освоения ее содержания не стояли так остро, как в XX столетии.

Историческая мысль XIX в., несмотря на отдельные выступления против историзма (Шопенгауэр, Ницше), в целом развивалась под мощным влиянием гегелевского панлогизма. Принцип тождества духа и мира, в котором дух находит форму своей реализации, исключал сомнения в возможности познания истории. Этот принцип лежал в основе исторического исследования даже тогда, когда отрицался породивший его гегелевский объективный идеализм. Историки не сомневались в том, что они познают прошлое таким, «каково оно было на самом деле» (Ранке), что дальнейший прогресс знаний и раскрытие все новых цепочек причинно-следственных связей приведут к формулировке законов истории, обладающих такой же точностью и строгой применимостью, какие характеризуют законы природы (Бокль). При этом историк; естественно, сосредоточивался на конкретном исследовании и изображении прошлого и не был озабочен гносеологическими и теоретическими аспектами своей науки: все должно было выйти «само собою». Теоретические труды по истории, созданные в XIX в., —

5 Apologie pour 1'Histoire; P. XIV.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Другим вопросам аграрной истории средних веков
Исторической науке пришлось пройти длительный
Спрашивающий себя о вероятности минувшего события
Конечно
Даже xix сколько историковстолько записей о рождении