<<<     ΛΛΛ     >>>   

Чтобы понять эффект воздействия на гостей голой девицы, неожиданно появившейся на столе меж тарелками и соусниками, отметим, что оно существенно отличается от нынешнего. В начале XVIII столетия сложность ситуации усугублялась интернациональным характером петровских застолий и культурными стереотипами восприятия наготы, различными у русских и у иностранцев. Поэтому прежде чем продолжить повествование, остановлюсь на одной существенной детали в понимании сексуального воспитания российского человека XVIII столетия – его отношении к обнаженному телу.

Как всем нам известно, в разных странах и в разные времена отношение к обнаженной натуре отличалось существенно, а порой имело противоположные направленности. В современной Америке, например, табу на голое тело, как и на все, отдаленно напоминающее о сексе, установлено в полном соответствии с ее бюрократическим духом – строго до 18 лет, что естественно приводит к смешным житейским несообразностям, сексуальным расстройствам молодежи и к хорошим жирным счетам кровожадного медицинского сословия, эти расстройства лелеющим и культивирующим.

Напротив, в России более чем двухвековой давности отношение к голому телу весьма просты и безыскусны: и женщины и мужчины демонстрируют свое естественное достояние без ненужного раскаяния и без особого воодушевления, с « бесстыдством, не обращая ни малейшего внимания на прохожих» . Лицезрение голого тела – весьма обыкновенно и буднично. Это никого особо не впечатляет, не шокирует и не возбуждает, кроме как иностранцев, для коих российский народный быт в диковинку.

Стоит ли удивляться, что иностранные путешественники, с разной степенью высокомерия описывающие жизнь России, естественным образом, усматривают в этом признаки варварства и очередные приметы неуклонного падения российских нравов. К примеру, наблюдения одного такого возбужденного этнографа об обычаях ингерманландцев, живших в петровские времена в окрестностях Петербурга: «Постелей в деревнях не знают вовсе, жители укрываются тряпьем и одеждой, но обычно, предварительно очень тепло натопив комнату, укладываются, как и простые русские, совершенно нагими на большой печи, похожей на хлебопекарную, или на других положенных под потолком или подвешенных досках и брусьях. И нимало не смущаются тем, что муж и жена, работник и девка, дети, собаки, кошки, свиньи, куры и так далее лежат вповалку в одной комнате, которая может быть названа не чем иным, как курной избой».

Напрасно расстраивался несчастный путешественник, усматривая здесь признаки глубокой развращенности. Ничего подобного не было и не могло быть – все дело в самой тривиальной нищете, чем и была вызвана, подмечаемая им, обстановка.

Для коренных российских жителей отношение к голому телу довольно безразлично и никого особо не занимало. Так, например, во время обряда водосвятия, проводившегося в самые сильные морозы и состоящего в освящении какой-либо проточной воды, вырубалась весьма значительная прорубь в покрытой льдом реке. И, когда событие входило в свою завершающую стадию, и вода считалась освященной, ею окропляли присутствующих, после чего служители и важные гости расходились. Дальнейшие действия сходны во всех известных нам случаях. Приведем лишь один пример: «едва высокопоставленные особы удалились, остальные русские обоего пола огромной толпой очень поспешно подбежали к проруби и принялись черпать из нее воду, насколько это удавалось в сильной давке..., а иные, главным образом мужчины, раздевшись донага, с большим нетерпением и пылом бросались в прорубь и некоторое время омывались. Между тем остальные как ни в чем не бывало наполняли водой свои кувшины и [другие] сосуды, невзирая на то, что люди [рядом] весьма усердно смывали с себя грязь».

Столь же просто решалась проблема городских общественных туалетов, поскольку таковых в Москве, к примеру, не имелось, а горожане удовлетворяли свои потребности публично, без малейшей интимности и уединения. Русские путешественники, сталкиваясь во время своих вояжей с иными гигиеническими нормами, с печалью констатировали несовершенство отечественных установлений. Так один из московских священников Иоанн Лукьянов, будучи в 1701-1702 гг. в Стамбуле отмечает это обстоятельство со всей определенностью: «Везде у них отходы по улицам и у мечетов; испразнивши да умыв руки, да и пошел; зело у них этим довольно, У них нет такова обычая, чтоб просто заворотясь к стене да мочиться: зело у них зазорно, у них эта нужда не изоймет: где ни поворотился – везде отходы; у нас на Москве скаредное дело, наищешься, где испразниться; да не осуди, пожалуй, баба и при мужиках так и прудит: да где денешься? Не под землю!»

Если добавить к сказанному общеизвестный обычай смешанных бань, после которых «и мужчины, и женщины, чрезвычайно разгоряченные, выбегали вдруг нагими из очень жаркой бани и с ходу прыгали в холодную воду или какое-то время катались, остывая, сколь бы ни был силен мороз», то становится очевидным, что сам факт обнажения действительно никого не интересовал, кроме как иностранных путешественников, «частенько видавших», вызывающих «любострастие», голых российских баб, от чего вечно находившихся в слегка возбужденном состоянии. Кстати заметим, что когда во время пребывания Петра I в Париже русские гренадеры его сопровождавшие устроили себе баню на берегу Сены, в которой они купались ради остывания, это, по мнению французов, «смерть приключающее действие произвело многолюдное сборище Парижан».

Конечно чрезмерный нудизм мог и закаленного россиянина довести до помраченного состояния. Немало удивлен был даже видавший виды купец Афанасий Никитин, бывший в Индии в XV веке, где в ту пору и царила вовсе природная непосредственность нравов: «… простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много». И лишь князь индийский, его княгиня, слуги и «бояре», выделяясь на общем загорелом фоне, имели «фату на бедрах». От обилия голого тела путешественник и мог только разве что восклицать: «О боже, боже великий, боже истинный, боже благий, бог милосердный!».

Справедливости ради следует сказать, что реформы в направлении освоения европейских норм общественной жизни коснулись и банной тематики. Разумеется, ни сами бани, равно как и мытье в оных, не отменились, однако, была сделана попытка несколько приуменьшить массовость разнополой наготы. Так в 1720 г. в Петербурге запрещено было строить общие бани для нижних чинов, где мужчины и женщины мылись в одном и том же помещении. Сделано это было как все и всегда делается в России – в директивном порядке и без особой надобности, поскольку, как отмечено, проблемы в этом не наблюдалось. Однако стремление – выглядеть по-европейски, в городе призванном быть европейским, побудило правительство предпринять шаги в реорганизации традиционного вполне безразличного отношения к наготе.

Конечно же публичный стриптиз не был изобретением Петра, да тут особенно и выдумывать-то ничего не нужно. Идея прозрачна и мужскому естеству предельно близка. В России же особенно массовыми ню прославился известный своим мрачным сладострастием Иван Грозный, принесший в действо извращенный садистский оттенок. Связанные с обнажением жестокие истязательные обстоятельства (раздевание на морозе, избиения, казни, насилия над участницами) переводят эти необузданные забавы российского Сарданапала в иную категорию: «… то было непотребством и тиранией, бесчеловечной жестокостью и позором» . Так что здесь обнажение находится вне культурной досуговой сферы, определяясь скорее в разряд пыток и наказаний.

Стриптиз, как культурное развлечение, появляется именно в эпоху Петра I . Здесь он был связан с увеселением гостей и не заключал в себе намеренного унижения исполнителей, оставаясь обыкновенной потехой для взрослых. Такие картины самодержец видел еще в Амстердаме в своем первом путешествии за границу в 1698 году и с естественным энтузиазмом привнес в Россию это чудо европейской цивилизации.

Позже, на исходе XVIII столетия, столь соблазнительная вещь, как танцы не до конца одетых (или раздетых) юных нимф, по-прежнему весьма интересовали мужскую часть российского населения. Трудно оценить степень их повсеместности и то, насколько часто они включались в закрытые от посторонних нескромных взоров традиционные усадебные забавы российских Крезов. Описания редки, но, учитывая соблазнительность затеи и простоту ее реализации, стриптиз имел полное право на существование в поместном быту наряду с другими сексуально-оздоровительные благоучреждениями, такими, как например, гаремы.

Гаремы же в России XVIII века – событие вполне тривиальное, общепринятое и вовсе не привлекающее особого внимания. Подобных ценителей прелестного, было не мало. К примеру сказать, « богатый помещик Кашкаров. Десять-двенадцать наиболее красивых девушек занимали почти половину его дома и предназначались только для услуги барину (ему было 70 лет). Оне стояли на дежурстве у дверей спальни и спали в одной комнате с Кашкаровым; несколько девушек особо назначались для прислуги гостям», и проч.

В такой обстановке стриптиз просто не мог не реализоваться. Идея примитивна. Она лежит на поверхности. Прециденты известны. Ее воплощение не требовало запредельных затрат, и услужливые исполнительницы всегда имелись под рукою в неограниченном множестве. Поэтому-то и положительные примеры не замедлили последовать. Приведу, в частности, забавы, принятые великим постом у кн. Николая Борисовича Юсупова в Москве: «… Юсупов приглашал к себе закадычных друзей и приятелей на представление своего крепостного кор-де-балета. Танцовщицы, когда Юсупов давал известный знак, спускали моментально свои костюмы и являлись перед зрителями в природном виде, что приводило в восторг стариков, любителей всего изящнаго».

Разумеется, на подобные развлечения не выдавали билетов и не печатали афиш, чай не в Багдаде живем, но и не особо скрывали. Все знали, но никто не подозревал. Конечно же, это была вольность, но вольность понятная и вполне извинительная.

Примерно в это же время (1790 г.) стриптиз получил свое теоретическое обозначение, именуясь «банными танцами» и в русском переводе был весьма поэтично описан в «Танцевальном словаре» Шарля Компана. Здесь стриптиз примыкает к просвещенным забавам Древней Греции, и в таком виде окончательно реабилитируется, будучи овеян и освящен ореолом античности. При таком культурном оправдании, его появление в быту уже не есть – странные барские чудачества, замешанные на стойком спермотоксикозе, но суть – веселости человека начитанного и благородного, не чуждого сериозности и нравственному поведению, однако, в минуты отдохновения, упражняющегося шуткою и не избегающего некоторой умеренной игривости. То есть, при авторитетной поддержке знатоков культурных традиций – танцы обнаженных или полуодетых дев, оказывались вполне культурным и благонравным деянием.

Напротив, в практической жизни того времени, вне рамок усадебных сексуальных забав, примеры окультуренного стриптиза (то есть действительного музицирования, танцевания и т.д. обнаженных индивидов) уникальны и носят исключительно курьезный характер. Героем одного такого казуса конца XVIII столетия стал неизменный персонаж екатерининских анекдотов граф Суворов-Рымникский (еще до присвоения ему княжеского титула), остановившийся как-то для отдыха по дороге из Варшавы в Петербург. « По неосторожности адьютанта Тищенки, изготовлявшего хату, забыли осмотреть пустое место за печью, где спала глухая старуха; усталый от сидения в экипаже Суворов, по обыкновению своему, совершенно разделся, окатившись холодною водою, и чтобы расправить свои члены, начал прыгать по теплой хате, напевая из Алкорана арабские стихи. Старуха проснулась, выглянула из-за печки, испугалась, закричала: «ратуйте! с нами небесная сила». На крик ея и графа сбежались и насилу вытащили старуху, чуть живую от ужаса». Не буду гадать, что более испугало впечатлительную особу: незнакомый ли репертуар, манера исполнения или вид самого певца? Однако, результат налицо. Суворов в полной мере достигает здесь того «удивительного» эффекта, коего столь безуспешно добивался Петр I -й.

Традиция предъявления «чертика из табакерки» или «сюрприза из пирога» в России прижилась и эволюционировала. Приведем два примера из веселостей XIX столетия. В числе их, одна из шуток гр. Ростопчина, преподнесшего своей знакомой московской даме – любительницы паштетов, неожиданный презент: «Заметив, что она любит пастеты, он прислал с Брокером к ней за минуту до обеда преогромный пастет, будто бы с самою нежною начинкою, который и поставил перед хозяйкою. В восхищении от внимания любезного графа, она после горячего просила Брокера вскрыть великолепный пастет – и вот показалась из него прежде безобразная голова Миши, известного карла кн. Х., а потом вышел он весь с настоящим пастетом в руках и букетом живых незабудок».

Другой случай из рассказов о жизни в имении Капнистов и прижившемся у них французе: « Раз он предложил нам спечь какой-то чудесный пирог; мы, дети, ожидали его с нетерпением; на вид он казался очень вкусным; но сколько смеха и удивления было, когда, при снятии верхней части его, вылетел из него целый десяток воробьев и начали летать по всем комнатам. Старик тогда же прислал поздравить нас всех с первым апреля».

Занятно, что вся описанная выше «удивительная» выпечка нашла свое воплощение и в наши дни в среде наиболее загульной части общества. Так в одной из популярных газет «Спид-инфо» встретилось описание юбилея у одного из современных дельцов, почти полностью повторяющее петровские чествования: «Заиграл оркестр. И вдруг из сердцевинки торта показалась голова хорошенькой девушки, а потом и вся она. Поглядеть было на что. Волосы девушки украшали тонкие мармеладки, на шею наброшены бусы из цукатов, шоколадок и печенья, в ушах – клипсы из безе. На сосках красовались две розочки из помадки, ягодицы покрывал веселенький рисунок из шоколадной глазури. На самом интимном месте гости рассмотрели крохотный треугольничек из красной фольги, а талию опоясывала веревочка, к которой были прикреплены разные лакомства: карамельки, пастилки, помадки. Чудом удерживаясь на своей крохотной подставке, девушка сделала несколько танцевальных па» и т.д.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Русская жизнь в начале xix века русская старина
Могу сослаться лишь на ее перепечатку в петрозаводской газете губернiя под заголовком Я работаю… начинкой торта одеяния дубровин