<<<     ΛΛΛ     >>>   

10 октября Бонапарт заявил министрам о своем решении восстановить всеобщее избирательное право, 16 октября министры подали в отставку, 26 октября Париж узнал об образовании министерства Ториньи. В то же время префект полиции Карлье был замещен Мопа, а начальник первой армейской дивизии Маньян стянул в столицу самые надежные полки. 4 ноября Национальное собрание возобновило свои заседания. Собранию ничего больше не оставалось делать, как повторить пройденный курс по краткому, сжатому конспекту и констатировать, что его похоронили только после того, как оно умерло.

Первой позицией, потерянной Собранием в борьбе с исполнительной властью, было министерство. Ему пришлось торжественно расписаться в этой потере полным признанием чисто фиктивного министерства Ториньи. Постоянная комиссия встретила смехом г-на Жиро, который представился ей от имени нового кабинета. Такое слабое министерство для такой сильной меры, как восстановление всеобщего избирательного права! Но все сводилось именно к тому, чтобы ничего не делать посредством парламента и делать все наперекор парламенту.

В самый день своего открытия Национальное собрание получило послание Бонапарта, в котором он требовал восстановления всеобщего избирательного права и отмены закона 31 мая 1850 года. В тот же день его министры внесли декрет в этом смысле. Собрание немедленно отвергло предложение министров о неотложности декрета, а самый закон оно отвергло 13 ноября 355 голосами против 348. Таким образом, оно еще раз разорвало свой мандат, лишний раз подтвердив, что оно из свободно выбранного представительства народа превратилось в узурпаторский парламент одного класса, еще раз признало, что оно само разрезало мышцы, соединявшие парламентскую голову с телом нации.

Если исполнительная власть своим предложением восстановить всеобщее избирательное право апеллировала от Национального собрания к народу, то законодательная власть своим законопроектом квесторов апеллировала от народа к армии. Этим законопроектом Национальное собрание имело в виду твердо установить свое право на непосредственный вызов войск, на создание парламентской армии. Назначая, таким образом, армию третейским судьей между собой и народом, между собой и Бонапартом, признавая армию решающей силой в государстве, Национальное собрание, с другой стороны, должно было подтвердить, что оно давно уже отказалось от претензии на господство над этой силой. Делая предметом прений свое право вызывать войска, вместо того чтобы вызвать их немедленно, оно обнаружило сомнение в своей собственной силе. Отвергнув законопроект квесторов, оно открыто призналось в своем бессилии. Этот законопроект провалился, собрав меньшинство в 108 голосов: Гора решила его судьбу. Гора находилась в положении буриданова осла с той разницей, впрочем, что ей приходилось выбирать не между двумя охапками сена, решая, какая из них привлекательнее, а между двумя видами колотушек, решая, какая из них будет чувствительнее. С одной стороны, страх перед Шангарнье, с другой - страх перед Бонапартом: положение, признаться, было отнюдь не героическое.

18 ноября к предложенному самой партией порядка закону о коммунальных выборах была внесена поправка, согласно которой от коммунальных избирателей требовалось вместо трехлетнего всего годичное проживание на месте выборов. Эта поправка была провалена большинством в один-единственный голос, но и этот голос, как немедленно обнаружилось, был ошибочно зачтен. Распавшись на враждебные фракции, партия порядка давно уже потеряла свое самостоятельное парламентское большинство. Теперь она показала, что в парламенте вообще не было уже никакого большинства. Национальное собрание утратило способность принимать решения . Составляющие его атомы не были более связаны никакой силой сцепления, оно испустило последний дух, оно было мертво.

Наконец, внепарламентской массе буржуазии за несколько дней до катастрофы еще раз пришлось торжественно засвидетельствовать свой разрыв с парламентской буржуазией. Тьер, который в качестве парламентского героя особенно сильно страдал неизлечимой болезнью парламентского кретинизма, после смерти парламента придумал новую парламентскую интригу с Государственным советом - закон об ответственности, имевший целью прочно удержать президента в рамках конституции. Подобно тому как 15 сентября по случаю закладки нового крытого рынка в Париже, Бонапарт очаровал рыночных дам, рыбных торговок, не хуже Мазаньелло - правда, одна рыбная торговка по реальной силе равнялась семнадцати бургграфам, - подобно тому как после внесения законопроекта квесторов он привел в восторг угощаемых им в Елисейском дворце лейтенантов, - Бонапарт теперь, 25 ноября, увлек за собой промышленную буржуазию, собравшуюся в цирке, чтобы из его рук получить медали за лондонскую промышленную выставку. Заимствую характерную часть его речи из «Journal des Debats": «Столь неожиданные успехи дают мне право повторить, какого величия достигла бы Французская республика, если бы ей дано было заботиться о своих реальных интересах и реформировать свои учреждения, вместо того чтобы непрерывно терпеть ущерб от беспокойств, причиняемых, с одной стороны, демагогами, а с другой - монархическими галлюцинациями. (Громкие, бурные и продолжительные аплодисменты со всех сторон амфитеатра.) Монархические галлюцинации мешают всякому прогрессу и всем серьезным отраслям промышленности. Вместо прогресса - только борьба. Мы видим, как люди, бывшие прежде ревностнейшими защитниками королевской власти и королевских прерогатив, действуют в духе Конвента, лишь бы ослабить власть, возникшую из всеобщего избирательного права. (Громкие и продолжительные аплодисменты.) Мы видим, как люди, больше всего потерпевшие от революции и больше всего жаловавшиеся на нее, провоцируют новую революцию, и все это лишь для того, чтобы сковать волю нации... Я вам обещаю спокойствие на будущее время» и пр. и пр. (Возгласы: «Браво, браво», бурные крики: «Браво».)

Так промышленная буржуазия холопски рукоплещет государственному перевороту 2 декабря, уничтожению парламента, гибели своего собственного господства, диктатуре Бонапарта. Грому рукоплесканий 25 ноября ответствовал пушечный гром 4 декабря, и дом г-на Салландруза, старательнее всех бившего в ладоши, оказался особенно старательно разбит снарядами.

Кромвель при роспуске Долгого парламента явился один в зал заседаний, вынул часы, дабы не дать парламенту просуществовать ни одной минуты долее назначенного им срока, и выпроваживал каждого члена парламента веселыми юмористическими насмешками. Наполеон, более мелкий, чем его прототип, все же отправился 18 брюмера в Законодательный корпус и прочел ему - правда, прерывающимся голосом - его смертный приговор. Второй Бонапарт, который к тому же имел в своем распоряжении исполнительную власть совершенно иного рода, чем Кромвель или Наполеон, искал себе образец не в летописях всемирной истории, а в летописях Общества 10 декабря, в летописях уголовного суда. Он украл у Французского банка 25 миллионов франков, купил генерала Маньяна за один миллион, солдат - по 15 франков за штуку, с водкой в придачу, тайно, как ночной вор, встретился со своими сообщниками, приказал ворваться в жилища наиболее опасных парламентских главарей, вытащить из постели и увезти в тюрьму Кавеньяка, Ламорисьера, Лефло, Шангарнье, Шарраса, Тьера, База и др., занять войсками главные пункты Парижа и здание парламента и рано утром расклеить по всей столице рекламные плакаты, извещавшие о роспуске Национального собрания и Государственного совета, о восстановлении всеобщего избирательного права и об объявлении департамента Сены на осадном положении. А немного спустя он поместил в «Moniteur» подложный документ о том, будто вокруг него сгруппировался ряд влиятельных парламентских деятелей, составивших некий чрезвычайный Государственный совет.

Остатки парламента, главным образом легитимисты и орлеанисты, собравшись в здании мэрии десятого округа, вотируют при многократных криках: «Да здравствует республика!», смещение Бонапарта, тщетно взывают к собравшейся перед зданием толпе зевак, пока их, наконец, не уводят под конвоем африканских стрелков сначала в казарму Орсе, а оттуда, посадив в арестантские кареты, не перевозят в тюрьму Мазас и тюрьмы в Аме и Венсенне. Таков был конец партии порядка, Законодательного собрания и февральской революции.

Прежде чем перейти к заключению, набросаем краткую схему истории февральской революции.

Первый период. От 24 февраля до 4 мая 1848 года. Февральский период. Пролог. Комедия всеобщего братания.
Второй период. Период учреждения республики и Учредительного национального собрания.
Oт 4 мая до 25 июня 1848 года. Борьба всех классов против пролетариата. Поражение пролетариата в июньские дни.
От 25 июня до 10 декабря 1848 года. Диктатура чистых буржуазных республиканцев. Выработка конституции. Объявление Парижа на осадном положении. Устранение буржуазной диктатуры избранием Бонапарта в президенты 10 декабря.
От 20 декабря 1848 до 28 мая 1849 года. Борьба Учредигельного собрания с Бонапартом и с соединившейся с ним партией порядка. Гибель Учредительного собрания. Поражение республиканской буржуазии.
Третий период. Период конституционной республики и Законодательного национального собрания.
От 28 мая 1849 до 13 июня 1849 года. Борьба мелкой буржуазии с буржуазией и Бонапартом. Поражение мелкобуржуазной демократии.
От 13 июня 1849 до 31 мая 1850 года. Парламентская диктатура партии порядка. Последняя завершает свое господство отменой всеобщего избирательного права, но теряет парламентское министерство.
От 31 мая 1850 до 2 декабря 1851 года. Борьба между парламентской буржуазией и Бонапартом.
От 31 мая 1850 до 12 января 1851 года. Парламент теряет главное командование армией.
От 12 января до II апреля 1851 года. Парламент терпит поражение в своих попытках снова подчинить себе административную власть. Партия порядка теряет самостоятельное парламентское большинство. Ее коалиция с республиканцами и Горой.
От 11 апреля до 9 октября 1851 года. Попытки пересмотра, слияния, продления полномочий. Партия порядка разлагается на свои отдельные составные части. Окончательный разрыв буржуазного парламента и буржуазной прессы с массой буржуазии.
От 9 октября до 2 декабря 1851 года. Открытый разрыв между парламентом и исполнительной властью. Парламент умирает, он пал, покинутый своим собственным классом, армией, всеми другими классами. Гибель парламентарного режима и господства буржуазии. Победа Бопапарта. Пародия реставрации Империи.

Часть VII

Социальная республика явилась как фраза, как пророчество на пороге февральской революции. В июньские дни 1848 г. она была задушена в крови парижского пролетариата, по в виде призрака она выступает в следующих актах драмы. На сцене появляется демократическая республика. Она исчезает 13 июня 1849 г. вместе со своими разбежавшимися мелкими буржуа, но, убегая, она разбрасывает за собой сугубо крикливые рекламы. Парламентарная республика вместе с буржуазией завладевает всей сценой, развертывается во всю ширь, но 2 декабря 1851 г. хоронит ее под крики ужаса объединенных роялистов: «Да здравствует республика!»

Французская буржуазия противилась господству трудящегося пролетариата - она доставила власть люмпен-пролетариату с шефом Общества 10 декабря во главе. Буржуазия не давала Франции прийти в себя от страха перед грядущими ужасами красной анархии - Бонапарт дисконтировал ей это грядущее, когда воодушевленная водкой армия порядка, по его приказанию, 4 декабря расстреливала стоявших у своих окон именитых буржуа бульвара Монмартр и Итальянского бульвара. Она обоготворила саблю - сабля господствует над ней. Она уничтожила революционную печать - ее собственная печать уничтожена. Она отдала народные собрания под надзор полиции - ее салоны находятся под полицейским надзором. Она распустила демократическую национальную гвардию - ее собственная национальная гвардия распущена. Она ввела осадное положение - осадное положение введено по отношению к ней. Она заменила суды присяжных военными комиссиями - ее суды присяжных заменены военными комиссиями. Она отдала народную школу во власть попам - попы властвуют над ее собственной школой. Она ссылала без суда - ее ссылают без суда. Она подавляла всякое движение общества с помощью государственной власти - государственная власть подавляет всякое движение ее общества. Она бунтовала против своих собственных политиков и писателей из пристрастия к своему денежному мешку - ее политики и писатели устранены, но ее денежный мешок подвергается грабежу, после того как ей заткнули рот и сломали ее перо. Буржуазия неутомимо кричала революции, как святой Арсений христианам: «Fuge, tace, quiesce! Беги, умолкни, успокойся!», - Бонапарт кричит буржуазии: «Fuge, tace, quiesce! Беги, умолкни, успокойся!».

Французская буржуазия давно разрешила дилемму Наполеона: «Dans cinquante ans, l'Europe sera republicaine ou cosaque». Она ее разрешила в виде «republique cosaque». Не нужно было злых чар Цирцеи, чтобы превратить шедевр буржуазной республики в безобразное чудовище. Эта республика не потеряла ничего, кроме внешних приличий. Сегодняшняя Франция заключалась в готовом виде в парламентарной республике. Достаточно было одного укола штыком, чтобы пузырь лопнул и чудовище предстало взорам.

Почему парижский пролетариат не восстал после 2 декабря? Ниспровержение буржуазии было пока только декретировано, декрет еще не был приведен в исполнение. Всякое серьезное восстание пролетариата немедленно снова оживило бы буржуазию, примирило бы ее с армией и уготовило бы рабочим второе июньское поражение.

4 декабря буржуа и лавочники подстрекали пролетариат к борьбе. Вечером того же дня несколько легионов национальной гвардии обещали явиться на поле битвы с оружием и в мундирах. Дело в том, что буржуа и лавочники узнали, что Бонапарт в одном из своих декретов от 2 декабря отменил тайное голосование и приказывал им писать свои «да» или «нет» в официальных списках избирателей рядом с их именами. Сопротивление 4 декабря напугало Бонапарта. Ночью, по его приказанию, на всех перекрестках Парижа были расклеены плакаты, объявлявшие о восстановлении тайного голосования. Буржуа и лавочники решили, что добились своей цели. На следующее утро остались дома именно лавочники и буржуа.

В ночь с 1 на 2 декабря Бонапарт внезапным нападением лишил парижский пролетариат его вождей, командиров баррикад. Представляя собой армию без офицеров, не имея ни малейшей охоты после памятных июньских дней 1848 и 1849 гг. и майских дней 1850 г. бороться под знаменем Горы, пролетариат предоставил своему авангарду, тайным обществам, спасать повстанческую честь Парижа, честь, которую буржуазия оставила на произвол солдатни до того безропотно, что Бонапарт мог впоследствии разоружить национальную гвардию с язвительной мотивировкой: он опасается, как бы анархисты не злоупотребили ее оружием против неё самой!

«C'est le triomphe complet et definitif du socialisme!» - так характеризовал Гизо переворот 2 декабря. Но если ниспровержение парламентарной республики в зародыше заключает в себе торжество революции пролетариата, то его ближайшим осязательным результатом была победа Бонапарта над парламентом, победа исполнительной власти над законодательной, победа не прикрытой фразами силы над силой фразы. В парламенте нация возводила в закон свою всеобщую волю, т. е. возводила закон господствующего класса в свою всеобщую волю. Перед лицом исполнительной власти она отрекается от всякой собственной воли и подчиняется велению чужой воли, авторитету. Исполнительная власть в противоположность законодательной выражает гетерономию нации в противоположность ее автономии. Таким образом, Франция избавилась от деспотизма целого класса как будто лишь для того, чтобы подчиниться деспотизму одного индивида, и притом авторитету индивида, не имеющего никакого авторитета. Борьба, казалось, кончилась тем, что все классы одинаково бессильно и одинаково безгласно преклонились перед ружейным прикладом.

Но революция основательна. Она еще находится в путешествии через чистилище. Она выполняет свое дело методически. До 2 декабря 1851 г. она закончила половину своей подготовительной работы, теперь она заканчивает другую половину. Сначала она доводит до совершенства парламентарную власть, чтобы иметь возможность ниспровергнуть ее. Теперь, когда она этого достигла, она доводит до совершенства исполнительную власть, сводит ее к ее самому чистому выражению, изолирует ее, противопоставляет ее себе как единственный объект, чтобы сконцентрировать против нее все свои силы разрушения. И когда революция закончит эту вторую половину своей предварительной работы, тогда Европа поднимется со своего места и скажет торжествуя: Ты хороню роешь, старый крот!

Эта исполнительная власть с ее громадной бюрократической и военной организацией, с ее многосложной и искусственной государственной машиной, с этим войском чиновников в полмиллиона человек рядом с армией еще в полмиллиона, этот ужасный организм-паразит, обвивающий точно сетью все тело французского общества и затыкающий все его поры, возник в эпоху абсолютной монархии, при упадке феодализма, упадке, который этот организм помогал ускорять. Сеньориальные привилегии земельных собственников и городов превратились в столь же многочисленные атрибуты государственной власти, феодальные сановники - в получающих жалованье чиновников, а пестрая, как набор образчиков, карта перекрещивающихся средневековых суверенных прав - в точно установленный план государственной власти, где господствует такое же разделение труда и такая же централизация, как на фабрике. Первая французская революция, поставившая себе задачу уничтожить все местные, территориальные, городские и провинциальные особые власти, чтобы создать гражданское единство нации, должна была развить далее то, что было начато абсолютной монархией, - централизацию, но вместе с тем она расширила объем, атрибуты и число пособников правительственной власти. Наполеон завершил эту государственную машину. Легитимная монархия и Июльская монархия не прибавили ничего нового, кроме большего разделения труда, увеличивавшегося по мере того, как разделение труда внутри буржуазного общества создавало новые группы интересов, следовательно - новые объекты государственного управления. Всякий общий интерес немедленно отрывался от общества, противопоставлялся ему как высший, всеобщий интерес, вырывался из сферы самодеятельности членов общества и делался предметом правительственной деятельности, - начиная от моста, школьного здания и коммунального имущества какой-нибудь сельской общины и кончая железными дорогами, национальным имуществом и государственными университетами Франции. Наконец, парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее. Партии, которые, сменяя друг друга, боролись за господство, рассматривали захват этого огромного государственного здания, как главную добычу при своей победе.

Но при абсолютной монархии, во время первой революции, при Наполеоне, бюрократия была лишь средством подготовки классового господства буржуазии. Во время Реставрации, при Луи-Филиппе, при парламентарной республике, бюрократия при всем своем стремлении к самовластию была орудием господствующего класса.

Только при втором Бонапарте государство как будто стало вполне самостоятельным. Государственная машина настолько укрепила свое положение по отношению к гражданскому обществу, что она может теперь иметь во главе шефа Общества 10 декабря, какого-то явившегося с чужбины авантюриста, поднятого на щит пьяной солдатней, которую он купил водкой и колбасой и которую ему все снова и снова приходится ублажать колбасой. Отсюда малодушное отчаяние, чувство несказанного унижения, позора, которое сдавливает грудь Франции и не дает ей свободно вздохнуть. Она чувствует себя как бы обесчещенной.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Которыми увенчивалось все здание законодательное собрание
Пресса партии порядка угрожает образованием парламентской армии под командованием шангарнье собрания министерство
8 революции