<<<     ΛΛΛ     >>>   

Стремление смотреть на историю России только с точки зрения интересов Степи и степных народов привело Л.Н. Гумилева к использованию методик, характерных для лженаучных сочинений. Центральным пунктом его исторической концепции стала интерпретация монгольского нашествия, которое, по Л.Н. Гумилеву, оказало благотворное влияние и на Русь, и на другие народы Евразии. Такой вывод базируется на основных положениях его теории пассионарности. Древнерусский этнос к XIII в. находился в цикле "обскурации" (термин Л.Н. Гумилева). Эта фаза соответствует "сумеркам этноса", и, соответственно, контакт славянской Руси с находящимися в периоде расцвета монголами был в высшей степени полезным. Жестокого завоевания, согласно Л.Н. Гумилеву, не было, так как у монголов не было для этого достаточной армии (сообщения русских источников о численности монгол - выдумка).

Следы же Батыева нашествия, регулярно обнаруживаемые археологами в виде сожженных городов и массовых захоронений ХIII столетия - это остатки усобиц русских князей. Немногочисленные столкновения русских с монголами всегда провоцировались русскими, либо убивавшими мирных монгольских послов, как произошло перед битвой на р. Калка 1223 г., либо возмутительно оскорблявших высокие моральные принципы степных культуртрегеров. К примеру, причиной разорения Москвы в 1382 г., согласно Л.Н. Гумилеву, стало непристойное поведение москвичей на стенах осажденного города. Ярлыки, выдаваемые в Орде зависимым русским князьям, Л.Н. Гумилев называет "пактами о дружбе и ненападении", которые не предполагали реальной зависимости [11].

Естественно, что для обоснования столь надуманной картины автору пришлось прибегнуть к ряду методик из лженаучного арсенала, Вольная интерпретация источников стала фирменным знаком сочинений Л.Н. Гумилева. Главным критерием информативности и подлинности документов прошлого явилось соответствие взглядам автора. В этом смысле характерен пассаж, которым автор дезавуирует не соответствующие его концепции данные археологии: "Возможности археологии ограничены. Эпоху можно определить удовлетворительно, но этнический состав - невозможно" [12]. Столь же выборочно у Л.Н. Гумилева и использование научной литературы. Критика результатов исследований предшественников, не подтверждающих его концепцию, строится весьма своеобразно: "Оспаривать эту версию можно либо путем скрупулезной проверки деталей источников, либо путем противопоставления собственной версии... Второй путь лучше" [13]. Наконец, теоретик пассионарности просто выдумывал некоторые необходимые ему исторические факты. Самыми нашумевшими примерами стали придуманные им известия об участии монголов в Ледовом побоище и о братании сына Бату-хана Сартака и Александра Невского [14].

Без всего этого арсенала выдумок, натяжек, игнорирования противоречивых данных нельзя было бы выстроить столь умозрительную и схематичную картину, которая представлена Л.Н. Гумилевым. Заимствовав у О. Шпенглера и Н. Данилевского идеи о цикличности исторического развития, он вывел собственный цикл жизни этноса, равный 1200 годам. Откуда взялся именно такой временной отрезок, можно лишь догадываться. Вероятно, в основу легла история Римской империи до падения Рима. Других 12-вековых исторических циклов обнаружить не удалось. Чтобы этот цикл распространить на все прочие этносы, мелькающие на страницах его книг, Л.Н. Гумилев прибегнул к явным натяжкам. Скажем, для того чтобы к приходу монголов на Русь древнерусский этнос находился в фазе "обскурации", автор безо всяких на то оснований относит начало этногенеза славян к I в. н.э.

Выстраивая здание своей тенденциозной концепции, автор впадает и в очевидные противоречия. Логические несоответствия видны и в большом, и в малом. Как, например, читателю самостоятельно соотнести утверждения о том, что власть Орды на Русь не распространялась, с многочисленными рассуждениями о благотворном влиянии монгольского владычества на русские земли?

С одной стороны, автор утверждает, что "монгольские войска были распылены на мелкие отряды, которые в случае активного сопротивления были бы легко уничтожены. Батый пошел на столь рискованный шаг, очевидно, зная, что этим отрядам серьезная опасность не грозит. Так оно и оказалось. Да и в самом деле, зачем бы русские люди, не только храбрые, но и сметливые, стали подставлять головы противнику, который и сам уйдет" [15].

С другой стороны, он пишет о том, что "сравнительно с Северо-Восточной Русью Юго-Западная (Галицко-Волынское княжество) пострадала от татар гораздо меньше" [16]. Выходит, все же постарадала?

Торжок, по мнению Л.Н. Гумилева, пострадал лишь оттого, что не успел капитулировать. Вместе с тем "причиной разгрома (разгрома! - А.П.) Владимира, Чернигова, Киева и других крупных городов была не феодальная раздробленность, а тупость правителей и их советников-бояр, не умевших и не стремившихся организовать оборону" [17]. Так что же все-таки следовало делать - сдаваться или организовывать оборону?

Венчает все рассуждения вывод: "Русь монголами не была ни подчинена, ни покорена". Не удивительно, что многочисленные почитатели и последователи Л.Н. Гумилева весьма раскрепощены в своих ссылках на авторитет "мэтра". Цитатами из Л.Н. Гумилева можно подкреплять взаимоисключающие положения.

Труды Л.Н. Гумилева, став в свое время "отдушиной" в идеологически и национально закомплексованной стране, мгновенно обрели популярность в регионах нашего мультикультурного государства. Впервые русский историк заговорил об истории народов азиатской части СССР и Великой Степи наравне с историей Руси - России. Татарские учителя предложили преподавать историю по книгам Гумилева. Многие школьные учителя по всей России с пиететом ссылались на авторитет Льва Николаевича. Все это стало вполне естественной реакцией на царившее в обществе разочарование в прежних системах ценностей. За беллетризированным изложением, наличием биосферно-пассионарных умностей, за немарксистской концепцией евразийства, возвращенной на российскую почву, отходили на второй план все несоответствия и противоречия теории Л.Н. Гумилева.

Но урожай с посевов фантазера-евразийца оказался не столь безобиден и симпатичен.

В начале 90-х годов, когда полным ходом шел "парад суверенитетов", появилась масса гораздо менее талантливой (и в спекулятивном, и в литературном отношении) националистической литературы, во многом опиравшейся на авторитет "великого предшественника". Концепции собственного этновеличия возникли тогда во всех регионах Поволжья, Предуралья и Юга России. Суть таких теорий однотипна и проста: давным-давно (лучше всего до нашей эры) жил-был на этой земле (конкретизируется, на какой именно) наш великий цивилизованный народ; это были высокие, светловолосые, голубоглазые, сильные и смелые люди; культура нашего народа дала миру письменность, великие изобретения и блага цивилизации (перечисление); но тут пришли косматые, дикие, низкорослые, корявые и грубые завоеватели (часто в их роли выступают русские или, как вариант, - "москали") и поработили наших предков [18].

При всем разнообразии возможных вариантов и моделей в приведенной формуле собраны наиболее общие признаки этнополитического мифа, предназначение которого заключается в отображении и придании черт завершенности истинктам, ожиданиям и страхам какого-либо национального движения или политической партии. Такой миф, обладая сильной компенсаторной функцией, особенно востребован в критические моменты истории, когда этнической группе грозит утрата культуры и языка, в период борьбы меньшинств против дискриминации или борьбы народа за политическую самостоятельность, когда в результате распада империи возникают новые государства, а титульный имперский народ испытывает дискомфорт от потери прежнего статуса, когда соседние народы претендуют на одну и ту же территорию, когда единый некогда народ оказывается разделен и образует диаспору.

Миф о прошлом призван воспитать в людях самоуважение, сплотить их и наделить творческой энергией для преодоления кризиса. Аналогичные мифы были востребованы и мощными экспансионистскими государствами. Не случайно до середины XX столетия облик европейской и американской исторической науки определяла именно националистическая история с присущими ей мифами [19]. Лозунгом историков являлись слова Бисмарка об учителе истории как победителе франко-прусской войны. Новая волна псевдонаучных и националистических мифотворцев активно пожинает плоды "романтического национализма" в исторической науке, создавая производные мифы вокруг процессов и событий, имеющих научное объяснение. Теперь этнологи ставят вопрос о формировании нового направления в науке, целью которого является изучение этнополитических мифов как неотъемлемой черты этнополитических движений [20]. Как показывает развитие событий, это вполне назревшая постановка вопроса. Именно националистическая подоплека все чаще становится побудительным мотивом для появления этнополитических мифов, для создания новых псевдонаучных концепций.

ЗАГАДКА ПОЛОВЕЦКОГО КУМГАНА

В России националистические версии истории, как правило, имеют сугубо региональное применение, но все же некоторые из них вышли и на "федеральный уровень". Одной из самых известных стала концепция М. Аджи о средневековой половецкой империи. В сочинении этого автора половцы - суть, исток и мерило Мироздания. Оказывается, именно они
"научили Европу плавить железо и мастерить изделия из него, до нашего (половцев. - А.П.) прихода там был бронзовый век. Глядя на нас, европейские мужчины стали носить брюки. От нас европейцы узнали о ложке и вилке, а также о других, самых обыденных ныне предметах. Ведь до знакомства с нами даже римские императоры ели, кажется, только руками. Не знали они и назначения кумгана (сосуд для воды с узким горлышком и крышкой - А.П.). Мы - и никто другой - показали язычникам-европейцам их нынешние религиозные символы, это от нас они впервые услышали свои теперешние молитвы'' [21].
Несмотря на весь половецкий задор этого зачина, суть и техническое воплощение данного лженаучного мифа не отличаются от десятков подобных. Можно вспомнить, с какой убежденностью и бездоказательностью в партийных изданиях ЛДПР начала 90-х годов утверждалось, что русские заселили Европу задолго до возникновения Римской империи. Да и сама эта империя, по их мнению, строилась на этрусской, т.е. русской, культуре. А еще великие русы первыми научились строить морские корабли и открыли Америку.

Нечто подобное изобразили также и украинские коллеги. Они вывели своих предков прямо из Шумера и Вавилона и, минуя прародину всяких там неполноценных славян, поселили их в места обитания представителей Черняховской культуры. Все эти "достижения" обретшей свободу от национального гнета, незалежной историографии поместили сразу в учебник истории.

М. Аджи пока не удалось протащить свои открытия на страницы учебников, и именно поэтому имеет смысл дискутировать и спорить с ним [22]. Сразу обнаруживается стандартный для фальсификаторов набор приемов. Со ссылкой на какого-то "дотошного Мюллера" автор объявляет, что "тексту Повести временных лет вообще доверять нельзя". Чему же можно? Может быть, историкам? Нет, никогда. Ведь эти фальсификаторы и лгуны скрыли от Вас, читатель то, что "Русь - это вовсе не та территория, что представляется ныне многим. Например, сердцевину нынешней России - Московию - населяли народы финно-угорского происхождения; на прилегающих к ней с востока и юга территориях жил тюркский (кипчакский) народ". И так, по М. Аджи, было до XVIII в.

Представьте только, Петр I - половецкий каган, а императрица Елизавета Петровна - великая хатун! Далее М. Аджи утверждает, что Кирилл и Мефодий - кипчаки, проведшие реформу половецкой письменности; что христианство выросло из тенгрианства - "первой монотеистической религии на Земле"; что названия всех более или менее важных географических пунктов имеют переводы с тюркского, при этом сам мифический тюркский приобретает у него черты довавилонского праязыка; что "вплоть до начала XVI века Центральная Европа говорила и писала по-тюркски". Наконец, играя на доверчивости читателей, автор преподносит деталь позднесредневекового конского убора в качестве древнейшего прототипа христианских сакральных символов.

Зачем нужна вся эта ложь? Возможно, в силу определенного сдвига в восприятии мира М. Аджи не может примирится с окружающей действительностью и ему необходимо осознание того, что забытые ныне кипчаки были когда-то самым величественным племенем в Ойкумене. А самыми возвышенными из величайших кипчаков были родственники М. Аджи - кумыки. Жаль, что мудрые кумыкские старейшины не разъяснили своему младшему сородичу, что для обретения счастливого и великого будущего вовсе не обязательно иметь славное и древнее прошлое.

"ПРАСЛАВЯНСКАЯ" ИНТЕГРАЦИЯ

Не понимают этой истины и заочные оппоненты М. Аджи, поклонники "Влесовой книги".

История борьбы за подлинность "книги" уходит в 50-е годы прошлого века, когда и была создана Ю. Миролюбовым эта подделка. В 60-х годах произошло ее разоблачение и споры затихли. Новый всплеск интереса к "славному", а главное - древнему прошлому славянства проявился в начале 80-х годов на волне исторического патриотизма, прокатившегося в связи с юбилеями Куликовской битвы, Киева, "Слова о полку Игореве". Уже в самом конце тысячелетия поникший флаг "Влесовой книги" был подхвачен новой генерацией неоязычников, которые сделали эту подделку своей священной книгой. Теперь наиболее плодовитый из борцов за ее подлинность, А. Асов призывает "говорить правду" о ней [23]. Его призыв вызывает искреннее недоумение: а кто или что, собственно, мешает влесоведам это делать?

По мнению А. Асова, "говорить правду" о "Влесовой книге", значит, признать ее подлинность, согласиться с тем, что она древнейший памятник праславянской письменности и важнейший источник по древнейшей истории славянского язычества. Никакая иная правда А. Асовым не воспринимается. Основания для этого, считает он, более чем весомые. Исследователи "Влесовой книги" создали уже некое подобие "академической школы", пишут "научные" труды, защищают диссертации. Именно они, а не закостеневшие российские ученые, составляют "цвет отечественной славистики, палеографии и берестологии".

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Памятники куликовского цикла
Петров А. Перевернутая история. Лженаучные модели прошлого истории России 3 подлинности
Необходимые ему исторические факты